Бернард Найт - Ищущий убежища
Смекалистая Неста тут же сообразила, что им требуется более надежный и заслуживающий доверия свидетель, нежели они сами, и ее взгляд забегал по большому помещению, пока не наткнулся на группу торговцев кожей, празднующих заключение выгодного контракта с бретонцами. Среди них заметно выделялся Генри Риффорд, чье значительное благосостояние всецело зависело от торговли кожей, в которой он являлся неоспоримым лидером в Эксетере.
Она поспешила к нему и зашептала на ухо: «Идемте скорее — это вопрос жизни и смерти!». В то же время она потянула его за рукав, и Риффорд, несмотря на почтенный возраст и солидное положение в обществе, был слегка озадачен, а вместе с тем и польщен столь внезапно вспыхнувшим желанием женщины. Как и любой другой мужчина в Эксетере, он прекрасно знал рыжеволосую хозяйку постоялого двора и время от времени позволял себе шаловливые мысли на ее счет. Напряженность в ее голосе заставила его покинуть товарищей и сесть с ней за столик рядом с камышовой перегородкой.
Приложив палец к губам, Неста жестом велела ему прислушаться к голосам беседовавших за перегородкой мужчин. Сидя теперь перед шерифом, помощник мэра — с некоторой неохотой и одновременно с удовольствием от того, что находится в центре всеобщего внимания, — пересказал то, что услышал.
— Де Бонвилль сказал Болдуину, что тот сделал глупость, забрав кинжал покойника, и что его следовало закопать в торфяниках точно так же, как он поступил с мечом Эльфгара.
— Постойте! — воскликнул шериф, все еще отчаянно пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, чтобы провозгласить все происходящее вымыслом, — Откуда вы знаете, что говоривший был именно де Бонвилль? Вы уверены, что это был он?
Генри Риффорд с раздражением посмотрел на человека, прервавшего его в самый драматический момент:
— Разумеется, уверен, Ричард. Во-первых, я видел их за столом и раньше, когда с ними был их младший брат. Во-вторых, немного позже я специально прошел мимо них, когда выходил на задний двор, чтобы справить нужду, поэтому могу со всей ответственностью заявить: это был он.
Оставшаяся часть его повествования, почти дословно повторенная другими, менее значительными свидетелями, сводилась к следующему: Гервез, чей язык развязался под воздействием выпитого за вечер, втолковывал Болдуину, что тот постоянно должен быть начеку. Сквайр, которому, похоже, слегка надоели поучения хозяина, отвечал большей частью односложно, но в какой-то момент, по сообщению Риффорда, произнес следующее: «Сэр Гервез, не забывайте, что именно я помог избавиться от вашего брата. И я не настолько глуп, чтобы подвергать себя опасности из-за того, что произошло, когда вы находились в другом конце графства».
Подслушивание закончилось, когда двое мужчин за перегородкой поднялись из-за стола и ушли, — чтобы выпить где-нибудь в другом месте или, возможно, развлечься в женской компании, найти которую не составляло труда на ведущих к речным воротам улицах.
Выслушав рассказ свидетелей, Ричард де Ревелль некоторое время хранил молчание.
— Генри, вы абсолютно уверены в своих словах? Вы ведь понимаете, что все это означает, окажись рассказанное вами правдой?
На лице купца появилось обиженное выражение:
— У меня нет привычки фантазировать, Ричард. Я сожалею, что оказался вовлеченным в эту историю, но теперь ничего не изменишь. Я праведный человек, и хотя епископ, полагаю, будет потрясен, он должен восстановить справедливость хотя бы в память о покойном де Бонвилле. Шериф перевел взгляд на Джона де Вулфа, по-прежнему держащегося в тени. Если бы взгляд мог убить, без сомнения, смерть настигла бы коронера на месте, однако де Ревелль стал заложником показаний помощника мэра. Единственное, что ему оставалось, — это с достоинством выйти из положения и постараться в максимальной степени ограничить ущерб.
— Если рассказанное вами соответствует действительности, во что я не поверю без дополнительных доказательств, это может означать лишь то, что Гервез де Бонвилль пытался защитить своего сквайра. Ни единое слово из услышанного мною не говорит о его участии в преступлениях.
На лице Джона читался почти презрительный скептицизм, а шериф тем. временем развивал удачную мысль дальше.
— Гервез посоветовал своему слуге не болтать лишнего, — он сказал, что забрать кинжал убитого было большой глупостью. Верный совет, пусть даже и данный негодяю и убийце, — однако благородный человек и должен испытывать сильное чувство долга и покровительства по отношению к своему сквайру, даже если тот и не всегда этого заслуживает.
Джон покосился на шурина:
— А как же быть с признанием Болдуина в том, что он помог избавиться от Хьюберта де Бонвилля, а? По какой причине и для чьей выгоды?
Де Бонвилль обратился за сочувствием к первоначальному союзнику — Генри Риффорду.
— Вы сами повторили слова мерзавца, упомянувшего, что Гервез находился в противоположном конце графства, что полностью снимает с него все подозрения в причастности к смерти брата. Таким образом, у нас нет ни малейших оснований связывать де Бонвилля с каким-либо из двух убийств. Гервез де Бонвилль всего лишь пытался спасти своего слугу от последствий его же глупых и подлых поступков.
Объяснение шерифа было встречено гробовым молчанием окружавших; его людей. На мгновение он смутился, затем обратился к Джону, чтобы решить более конкретные вопросы:
— И что, по вашему мнению, мы должны предпринять? Время давно уже перевалило за полночь. Может, разумно было бы подождать до утра?
Коронер повернулся к помощнику:
— Ты знаешь, где они сейчас, Гвин?
Корнуоллец ответил, что к тому моменту, когда он выходил из таверны, направляясь в замок, мужчины из «Буша» еще не вернулись.
Неста, еще более привлекательная, чем обычно, под накинутой на голову и плечи шалью, сказала:
— Они заранее заплатили за ночлег за каждого, и младший брат сейчас спит у меня на постоялом дворе. Думаю, и двое других явятся, когда вдоволь напьются и нагуляются.
Когда Неста произносила последние слова, Джон перехватил взгляд шерифа, и де Ревелль опустил глаза, не зная, воспользуется ли зять его оплошностью. Однако Джон ничего не понял.
— Конечно, будет легче покончить со всеми вопросами при дневном свете. Все равно до рассвета, когда откроются городские ворота, им никуда не деться.
— А я не хочу, чтобы в таверне переломали мебель и забрызгали все вокруг кровью! — добавила практичная Неста. — Без драки вряд ли обойдется.
— Значит, мы арестуем их на рассвете? — потребовал подтверждения коронер.
Де Ревелль все же предпринял слабую попытку протеста:
Мы доставим их для допроса и посмотрим, что они скажут в ответ на столь невероятные обвинения.
Бога ради, Ричард! Неужели вы полагаете, что, раскаявшись, они во всем признаются? — заревел Джон. — Да они буду врать напропалую, лишь бы спасти свою шкуру! Мы должны полагаться на показания моих свидетелей, — а уже выездной суд определит, виновны они или нет. Вот уж действительно, хоть один процесс вы будете счастливы оставить королевским судьям, не правда ли, шериф?
Когда они уходили, Джон заметил, что шурин дал срочные распоряжения управляющему, который тут же устремился к внутренней двери, повторяя путь, недавно проделанный проституткой и позволивший ей незаметно покинуть сцену.
Оказавшись снаружи во дворе при свете луны, они направились к привратницкой и вышли через ворота на городские улицы. Джон условился о встрече с мрачным шерифом в таверне «Буш» за час до рассвета; шериф должен был привести с собой сержанта и четырех вооруженных солдат, чтобы захватить трио из Питер-Тейви в постели.
— А ты, Неста, лучше держись подальше. Надеюсь, серьезных неприятностей не произойдет, если мы возьмем их тепленькими. Только я все равно хочу, чтобы ты оставалась
в сторонке, — и ты, Эдвин, тоже. Свидетели нам нужны живыми и здоровыми.
Заверив Джона в том, что они будут вести себя осторожно, двое из таверны зашагали назад к Айдл-лейн в сопровождении Гвина, на время принявшего на себя обязанности телохранителя. Джон же направился домой, чтобы провести несколько часов, лежа в одной постели с Матильдой, играя роль верного мужа. Никто не заметил человека, бесшумно спешащего по улицам, стремящегося оказаться в таверне «Буш» раньше остальных.
Глава девятнадцатая,
в которой коронер Джон обнажает меч
Попытка сэра Джона согреть супружеское ложе оказалась недолговечной. Когда он укрывался одеялом, кафедральный колокол пробил два часа, а едва только коронер успел уснуть, как почувствовал, что кто-то трясет его за руку. Это была завернутая в шаль Мэри; она осторожно тормошила его, стараясь не потревожить Матильду.
— Там, под дверью, Гвин! — зашептала она ему на ухо. — Он говорит, что это срочно, вы должны выйти!
