Валерио Манфреди - Оракул мертвых
Караманлис уже готов был вернуться обратно, поскольку ветер как будто не рассеивал, а только сгущал облака, и мысль о необходимости задержаться здесь надолго вызывала у него ощущение глубокой тоски. Однако он остановился: дверь неожиданно открылась. Он подумал, что сейчас выйдет хозяин дома, но ничего не произошло — дверь открылась вовнутрь, за ней виднелось пустое черное помещение.
Караманлис спустился вниз и медленно подошел ко входу. Он спросил:
— Есть здесь кто-нибудь? Можно войти?
Ответа не последовало.
Он вдруг вспомнил, как его людей убили, заманив в уединенное и недоступное место. Вроде этого. Идиот. Идиот. Он по собственной воле пришел сюда, чтобы отдаться в руки мяснику?
По сути дела, его друг из министерства ни разу не выразил желания поговорить с ним о Богданосе, описать адмирала. Их дружба питалась лишь некоторыми суммами денег, которые он время от времени передавал приятелю, получая желаемые сведения доверенных лиц и информаторов.
Караманлис вынул из кобуры пистолет и спрятал его в карман, готовый при малейшей опасности открыть огонь.
Из дома раздался голос:
— Оружие тебе не поможет. Здесь тебе ничто не угрожает. Опасности поджидают тебя в другом месте…
Караманлис вздрогнул и подошел к порогу, заглядывая внутрь: у незажженного огня спиной к нему сидел человек. Слева от него на шесте возвышалась птица — сокол или коршун, у ног лежала большая серая собака и пристально, не мигая, глядела на вошедшего, совершенно неподвижно.
— Я…
— Ты — Таврос, ты стоишь во главе многих людей, но боишься остаться один, верно? Ты боишься остаться один.
— Вижу, кто-то уже рассказал тебе обо мне, — сказал Караманлис, снова убирая пистолет в кобуру под мышкой.
Собеседник обернулся к нему: у него оказались черные вьющиеся волосы и смуглая кожа. Длинные, сильные руки с нервными, вытянутыми кистями. На нем была традиционная одежда из плиссированной бумазеи, рубашка с рукавами-буф под телогрейкой из черной шерсти. Караманлис застыл в замешательстве.
— Ты назвал меня Тавросом. Это моя боевая кличка времен гражданской войны, следовательно, кто-то рассказал тебе обо мне…
— В каком-то смысле. Что ты хочешь от меня?
Снаружи внезапно померк свет, и собака жалобно завыла.
— Я ищу человека, которого долгие годы принимал за другого. Я не могу объяснить себе ни единого из его поступков, сколько ни пытаюсь, поскольку один противоречит другому. Его появление всегда сопряжено со смертью: она ему предшествует или следует короткое время спустя… — Караманлис поразился тому, что разговаривает с этим пастухом так, словно тот и вправду способен дать ему ответ. — Я знаю его только в лицо… такое лицо трудно забыть, кажется, будто оно никогда не меняется… как будто времени для него не существует.
— Есть люди, которых не портят годы, — ответил отшельник.
— Ты знаешь, о ком я говорю?
— Нет.
Караманлис мысленно отругал себя за доверчивость, понапрасну толкнувшую его в это забытое Богом место.
— Но я чувствую — он представляет для тебя опасность, — снова заговорил хозяин. — Ты можешь описать его мне?
— Даже более того, — ответил Караманлис, — я могу показать тебе его точный портрет. — Он вынул из кармана фоторобот и протянул его своему собеседнику. Тот взял листе изображением, но, казалось, даже не взглянул. Он положил его на стоявшую перед ним скамью и накрыл ладонью. Голос его внезапно исказился, стал глубоким и хриплым.
— Что ты хочешь от меня? — спросил он.
— Моя жизнь под угрозой, — сказал Караманлис. — Что мне делать?
— Ей угрожает тот человек. Я это знаю.
— Тот человек? А не другой? В прошлый раз он спас одного из моих людей…
— Он распоряжается смертью. Куда ты сейчас держишь путь?
— В Афины.
— Эта дорога не ведет в Афины.
— Я знаю.
— Каков твой дальнейший маршрут?
— Эфира. Полагаю, я отправлюсь в Эфиру, рано или поздно.
— Туда, где течет Ахерон. Там находится болото мертвых. Ты это знаешь? — Теперь в его голосе, казалось, звучала боль, как будто каждое слово стоило ему тяжкой жертвы.
— Знаю, так мне говорили, но именно туда ведет след, по которому я иду. Я сыщик и должен идти по следу, даже если он приведет меня в жерло ада… Не говори мне, что я должен там сдохнуть. Я хочу хорошо разыграть свою партию и не намерен сдаваться.
— Опасность… не… там.
Губы его стали белыми от высохшей слюны, рука, скрывавшая лист, покрылась потом. Животные в загонах притихли, но слышался топот копыт по каменистой земле, словно они метались в страхе из угла в угол.
Калликантарос снова заговорил:
— Твой дух тверд… но каждый человек должен попытаться выжить… Избегай… если можешь… вершины большого треугольника, избегай пирамиды на вершине треугольника… там, где соприкасаются восток и запад, повернувшись спиной друг к другу… Именно там бык, вепрь и…
Караманлис подошел еще ближе и оказался с ним лицом к лицу: черты лица отшельника исказила судорога, лоб был покрыт потом и изборожден глубокими морщинами. Казалось, он постарел на десять лет.
— Скажи мне, где он находится сейчас! — потребовал Караманлис.
Отшельник склонил голову вперед, словно на него давила невыносимая тяжесть, словно кулак, подобный молоту, опустился ему на спину. Собака неожиданно встала на задние лапы, нюхая воздух и повизгивая от ужаса, обернувшись к двери.
— Он…
— Кто он? — вскричал Караманлис, хватая его за грудки. — Скажи мне, кто этот ублюдок, десять лет водивший меня за нос.
Отшельник снова поднял голову, по-прежнему твердо и крепко держа руку на листе бумаги, в то время как тело его сотрясал трепет, который он не мог сдержать.
— Он… здесь!
Караманлис вздрогнул:
— Здесь? Что ты такое говоришь?
Он обвел взглядом комнату, молниеносно достав пистолет и прицелившись в направлении двери, за которой боялся увидеть свой кошмар. Когда он обернулся, лицо отшельника было невозможно узнать, изо рта у него выходило не дыхание, а скорее тяжкий свист. Он медленно, с трудом оторвал руку от листа и заговорил, и когда слова слетели с его губ, Караманлис затрясся от ужаса — голос принадлежал не стоявшему перед ним человеку, а тому, кто десять лет выдавал себя за адмирала Богданоса:
— Что вы делаете здесь, капитан Караманлис?
Караманлис попятился, пошатываясь, и порыв ветра ударил ему в спину из открытой двери, спутав волосы, задрав на затылок воротник пиджака.
— Кто ты? — прокричал капитан. — Кто ты?
Он снова попятился и наконец оказался снаружи: ветер закрыл дверь, она трижды громко хлопнула. Вершину горы скрывали огромные черные тучи. Караманлис пустился бежать, тем временем начался дождь. На всем пространстве, отделявшем его от машины, не нашлось ни единого укрытия, и он побежал изо всех сил, задыхаясь, падая, вздрагивая при каждом раскате грома и при каждой вспышке молнии, покуда не добрался до своего автомобиля. Сердце выпрыгивало у него из груди, пот тек ручьями, одежда порвалась. Он завел двигатель и включил печку, разделся и сидел неподвижно, почти голый, слушая ливень, дрожа от холода и страха. Наконец мимо проехала машина, потом грузовик, потом фургон иностранных туристов, и Караманлис вернулся в реальный мир, состоящий из людей, шумов и голосов. Больше он его по своей воле никогда не покинет.
Побывав в полиции, Мирей вернулась на улицу Дионисиу и заговорила с официантом бара «Милос». Она дала ему еще денег, попросив непременно позвонить ей в гостиницу, если он еще раз увидит свет под ставней дома номер 17 или припаркованный рядом черный «мерседес». Официант попросил ее не беспокоиться: даже если он ее не застанет, оставит сообщение у администратора гостиницы. Потом Мирей снова отправилась к господину Золотасу. Он назначил ей встречу в баре на площади Омонии и явился туда в синем костюме, с борсеткой в горошек и с гарденией в петлице. Наряд, учитывая его положение, был исключительно элегантным, хотя несколько вышел из моды.
— Итак, сударыня, как продвигаются ваши поиски? — спросил он ее, едва завидев.
— Лучше, чем я могла надеяться, но, к сожалению, все данные, собранные мной, не привели меня к решению задачи. Мне нужна дополнительная информация… Я даже ходила в полицию, но человека, которого я искала, нет на месте. Мне сказали, сегодня он возвращается.
— Могу я поинтересоваться, кого вы искали, сударыня, если, конечно, мой вопрос не покажется вам бестактным?
— Офицера, некоторым образом связанного с событиями, последовавшими за смертью профессора Арватиса… капитана Павлоса Караманлиса.
Золотас побледнел.
— Вы его знаете? — спросила Мирей.
— Да. К сожалению. Он опасный человек. Во времена диктатуры Караманлис являлся одним из главных исполнителей репрессий. В ночь штурма Политехнического он работал не смыкая глаз, и те, кто прошел через его руки, еще хранят на своем теле и в душе следы его деятельности, уверяю вас. Будьте осторожны. Внимательно следите затем, что он говорит, а сами говорите как можно меньше.
