Линдсей Дэвис - Заговор патрициев, или Тени в бронзе
Быстро соображая, я понял, что Крисп все еще надеялся присвоить себе ту кучу слитков, которую собрали заговорщики, и намеревался использовать ее в собственных дальнейших целях. Половины Лация и сказочного корабля, наверное, недостаточно, чтобы обеспечить расположение всех провинций, сената, Преторианской гвардии и оживленной толпы на форуме…
В надежде убедить его отказаться от своих планов, я огласил то, о чем подозревал:
— Курций Гордиан хотел предупредить вас, что вольноотпущенник Пертинакса Барнаб превратился в вольнонаемного убийцу. Он был здесь сегодня, не так ли?
— Да, был.
— Что ему нужно? — спросил я, стараясь голосом не выдать эмоций. — Пытался втянуть вас в качестве мецената в это его торговое дельце?
— Мне кажется, ты не понял меня, Фалько, — заметил Крисп в своей любезной милой манере.
Он посмотрел на меня. Я оставил эту тему, как дурак, который случайно нашел разгадку, но не понимает ее значения.
Я не понимал ее, это правда. Но я никогда не был дилетантом, для которого собственные сомнения станут поводом сдаться.
Я начал подозревать, что какое бы место ни занимал ввоз зерна в этой головоломке, Ауфидий Крисп имел к этому какоето отношение. Интересно, сделал ли он, и, возможно, Пертинакс перед смертью какойнибудь личный вклад в первоначальный заговор — добавил ли дополнительную хитрость, свою собственную? Действительно ли Крисп до сих пор надеялся добиться цели? Правда ли Барнаб приходил сегодня с желанием воскресить тот план, который был у мошенника Криспа с его господином? И неужели искренний, готовый помочь, честный посредник Крисп потом решил, что лучше пусть Барнаб расскажет мне историю своей жизни в какойнибудь сырой тюремной камере?
— Вы знаете, что Барнаба сейчас разыскивают за убийство Лонгина? Вы выдаете его, сенатор?
Я знал, что под маской вежливости Ауфидий Крисп был опасным человеком и, как большинство таких, мог так же быстро устранить любые трудности среди своих союзников, как и уничтожить противника. На самом деле, даже быстрее.
— Поищи в вилле Марцелла, — предложил он без всякой задней мысли.
— Я так и думал! У меня не было оснований обыскивать то место, но если это уверенная подсказка, то я смогу взять вольноотпущенника…
— Мои подсказки всегда уверенные, — посвоему элегантно и легко улыбнулся Ауфидий. Потом его смуглое лицо стало более серьезным. — Хотя думаю, Фалько, ты должен быть готов к неожиданностям!
Крисп закончил разговор. Он держал неоткрытое письмо Веспасиана, и я горел желанием оставить его одного, чтобы он мог прочитать этот древний лист папируса, пока не потускнели чернила и его не прогрызли жуки. Я открыл дверную задвижку и остановился.
— Что касается вашего друга Мения Целера. Я ударил его, потому что он приставал к девушке.
— Таков Мений! — пожал плечами Крисп. — Он не хотел ее обидеть.
— Скажите это девушке! — резко ответил я.
Крисп удивился.
— Дочери Камилла? Она выглядела…
— Безупречно; она всегда так выглядит.
— Это официальная жалоба?
— Нет, — терпеливо проворчал я. — Я просто объяснил, почему я ударил вашего дорогого друга!
— Так какое ты имеешь к этому отношение, Фалько?
Я не мог объяснить.
Крисп был умным, успешным коммерсантом. В соперничестве с Флавиями я мог бы легко поддержать его. Но я знал, что безжалостный старомодный Веспасиан, который был согласен со мной в том, что женщин нужно затаскивать в постель только с их радостного согласия, неодобрительно смотрел бы на пьяного Мения и его так называемые безобидные выходки. Я выяснил, что мужчины, которые разделяли мои взгляды на женщин, были самыми успешными в политике. Это означало, что Ауфидий Крисп только что потерял мой голос.
Не было смысла дальше продолжать разговор; я вышел.
LIV
Елена исчезла. Я хотел найти ее, но сказал Ауфидию Криспу, что буду ждать в колоннаде.
Без какойлибо особой причины я пошел прогуляться вдоль веранды, которая находилась подальше от основной части дома. Я остановился только тогда, когда до меня перестали доноситься человеческие звуки. Там в тени светило лишь несколько отдельных ламп.
Я стоял в тишине и слушал, как морская вода, ударяясь о причал, врывалась в залив. Из того, что Крисп назвал меня странным для роли посланника, я понял, что хотя он во время нашей беседы казался вполне благожелательным, этот человек презирал меня. Поскольку Веспасиан взял меня на работу, Крисп презирал и его.
Мне стало слишком тяжело осознавать, что я неспособен повлиять на Криспа. Я потерял всю веру в себя. Мне нужен был друг, который меня утешит, но сейчас, когда Елена ушла, я был совсем одинок.
Вдалеке послышались резкие шаги. Из комнаты появился Крисп. Он стоял перед главным зданием; я находился в одном крыле, с противоположной от моря стороны. Я видел его, но Крисп был слишком далеко, и я не успел догнать его, когда он уходил.
Я мог бы окликнуть сенатора. Не было смысла. Он даже не пробовал поискать меня. Крисп принял свое решение: Веспасиан не получит ответа на свое письмо. Я подумал, что этого человека можно заставить отказаться от цели; но если так, то очевидно, посланником, который справится с этой хитрой задачей, буду не я.
Я никогда так легко не сдавался. Я отправился за ним.
За время моего отсутствия в доме воцарился еще больший беспорядок. Я не нашел ни одного человека в трезвом уме, чтобы спросить, в какую сторону направился Крисп. Подумав, что он, наверное, пошел забрать Эмилию Фаусту, я вернулся в триклиний, где видел ее в последний раз. Она сидела там, все еще с одиноким видом; Криспа не было.
На этот раз Фауста меня заметила.
— Дидий Фалько!
— Госпожа… — Я перешагнул лежащие фигуры нескольких молодых людей, которые этим вечером веселились больше, чем могли выдержать их аристократические тела. — Ты не видела Криспа?
— В последнее время нет, — призналась Фауста, пристально посмотрев на меня, что выдавало ее подозрения относительно танцовщиц. Сам чувствуя себя неудачником, я присел, чтобы пообщаться с ней. — Ты выглядишь расстроенным, Фалько!
— Так и есть! — Я уперся локтями на колени, потирая глаза. — Я заслужил отдых; я хочу домой; мне нужна любящая женщина, которая уложит меня в постель с чашкой молока!
Фауста засмеялась.
— С мускатным орехом или корицей? Молоко?
Я тоже неохотно засмеялся.
— Наверное, с мускатным орехом.
— О, да. Корица становится зернистой, если загустеет… — У нас не было ничего общего. Шутки иссякли.
— Ты не видела Елену Юстину? — Я беспокоился. Я хотел посоветоваться с Еленой о том, что случилось после ее ухода.
— О, Елена ушла с моим братом. У них там чтото слишком личное, чтобы делать это при свидетелях! — игривым тоном предупредила меня Фауста, когда я собирался встать. У меня в горле вырос ком; я старался не обращать на него внимания. Сестра магистрата улыбнулась мне так вкрадчиво, что мне показалось, словно она голодный морской анемон, а я выброшенная креветка. — Елена Юстина не скажет тебе спасибо, если ты им помешаешь…
— Она к этому привыкла. Я раньше на нее работал.
— О, Фалько, не будь таким наивным!
— Почему? — выдавил я, все еще поддерживая беседу. — Что у нее за тайны?
— Она спит с моим братом, — заявила Фауста.
Я ей не поверил. Я хорошо знал Елену Юстину. Было много мужчин, на которых Елена могла пролить свой чудесный свет, но я был абсолютно уверен, что блестящие, белокурые, стройные, успешные магистраты — которые бросали своих спутниц на званых ужинах — не в ее вкусе.
В этот момент Елена и Эмилий Руф вместе вошли в комнату.
И тут я поверил.
LV
Он крепко обнимал ее рукой. Либо Елене по какойто причине нужна была поддержка, либо магистрату просто нравилось ее обнимать. Я не мог его винить; мне самому нравилось обнимать Елену.
Когда Руф появился в дверях — великолепный в своем шафрановом парадном одеянии, — он склонил к Елене золотистую голову и прошептал чтото интимное. Чтобы выйти из комнаты, мне пришлось бы проскочить мимо них, так что я остался на месте, опустив голову. Потом Елена обменялась с Руфом репликами, и он подал мне знак.
Я хладнокровно подошел. Эмилий Руф издевался надо мной своей легкой, бессмысленной улыбкой. Я сдерживался, чтобы не расквасить ему лицо. Не стоило ранить кулак. Если это именно то, чего хотела девушка, то не имело смысла устраивать сцену. У него было высокое положение (что меня не волновало), но у него также была Елена. Это хуже всего.
Елена стояла, молча потупив взгляд, а Руф взял инициативу в свои руки: сильная женщина, которая сделалась послушной перед мужчиной. Она только напрасно тратила себя на него. Хотя так делало большинство девушек.
