Лора Роулэнд - Татуировка наложницы
— Марико готовит и подает за столом, — рассказывала тем временем свидетельница, не спуская глаз с обвиняемой. — Она единственная держала в руках чашку сына, прежде чем он начал есть. Видимо, она и отравила его. Они никогда не ладили. По ночам она отказывалась выполнять в постели свой супружеский долг. Она ненавидит домашнюю работу, шитье, помощь в лавке, чтобы заработать себе на содержание, не заботится обо мне. Мы не давали ей есть, били, но даже так не смогли наставить на путь истинный. Она убила моего сына, чтобы получить возможность вернуться к родителям. Досточтимый судья, я умоляю вас отомстить за моего сына и приговорить эту паршивку к смерти!
Потом шли показания других свидетелей: доктора, соседей, подтвердивших факт несчастливого замужества подсудимой, полицейского, нашедшего под кимоно подсудимой спрятанный сосуд. Тот опробовал содержимое сосуда на крысе, и, когда та сдохла, арестовал обвиняемую. «Прочно сшитое дело», — подумал Сано.
— Что ты можешь сказать в свою защиту, Марико? — спросил судья Уэда.
Заплаканная женщина подняла голову:
— Я не убивала мужа!
— Слишком много улик подтверждают твою вину. Ты должна либо их опровергнуть, либо сознаться.
— Свекровь ненавидит меня, обвиняет во всех грехах. Когда муж умер, она решила мне отплатить и стала всем рассказывать, что я его отравила. Но я этого не делала! Прошу вас, поверьте мне!
Сано выступил вперед:
— Досточтимый судья, прошу вашего разрешения задать подсудимой несколько вопросов.
Все повернулись в его сторону, по залу прошел удивленный шепот. Редко бывало, когда кто-то, кроме председательствующего чиновника, вел допрос в ходе суда.
— Разрешение дано, — сказал судья Уэда.
Сано опустился на колени рядом с сирасу. Подсудимая, как пойманный зверек, со страхом взглянула на него из-под растрепанных волос. Она была истощена, лицо покрывали синяки, оба глаза подбиты.
— Это с тобой сделали домашние? — спросил Сано.
Марико, дрожа, кивнула.
— Она была ленивой и непослушной, — возмущенно выкрикнула свекровь. — И заслужила каждый тумак, который мы с сыном ей отвесили.
В Сано закипел гнев. Обыденность подобной ситуации не делала ее допустимой.
— Досточтимый судья, если подсудимая предоставит достоверную информацию, я буду рекомендовать переквалифицировать обвинение против нее в убийство, совершенное в целях самозащиты, и возвратить ее домой к родителям.
Из зала послышались крики протеста. Какой-то досин сказал:
— При всем уважении к вам, сёсакан-сама, это послужит для горожан дурным примером. Они решат, что могут убивать, заявляя о самозащите, и все сойдет им с рук!
— Она убила моего сына! Она заслуживает смерти! — закричала свекровь.
— Вы с сыном безобразно обращались с этой девушкой, — отрезал Сано, хотя и сам не понимал, для чего вмешался в дело, не имевшее никакого отношения к его расследованию. Хотя, возможно, его злость проистекала из осознания бесправного положения женщин и стремления как-то оправдаться перед Рэйко за жестокое отношение общества к ее полу. — Теперь вы расплачиваетесь за это.
— Тихо, — прогремел над собравшимися голос судьи Уэды, и ропот стих, когда стражники выволокли из помещения выкрикивавшую ругательства и визжащую свекровь. Он повернулся к Сано: — Ваши рекомендации будут приняты, если подсудимая начнет сотрудничать с нами. Продолжайте.
— Где вы достали яд, который убил вашего мужа? — обратился Сано к девушке.
— Я... я не собиралась его убивать, — всхлипнула та. — Я лишь хотела, чтобы он стал слабым и не мог меня больше обижать.
— Теперь тебе ничто не угрожает, — сказал Сано, хотя и сомневался, что родители не накажут девушку за неудачное замужество — или не выдадут замуж за другого жестокого человека. Что он может сделать с вековыми традициями, если даже в собственном доме не пытается ничего изменить... — Расскажи, где ты достала яд.
Подсудимая шмыгнула носом.
— Я купила его у старого странствующего торговца.
Шойэй! У Сано подпрыгнуло сердце.
— Где ты его встретила?
— На причале Дайкона.
* * *Каналы расчерчивали район к северо-западу от Нихонбаси. Мощенные каменными плитами причалы упирались в склады, вдоль них портовые рабочие таскали из лодок и обратно дрова, бамбуковые шесты, овощи, уголь и зерно. Сано был знаком с этим районом по временам полицейской службы, поскольку казармы ёрики располагались в прилегающем районе Хаттёбори, на окраине чиновничьего квартала. Он ехал по причалу Дайкона, мимо докеров, нагруженных пуками длинной белой редьки. Пар из множества ртов улетал в яркое прохладное небо, ветер рябил в каналах воду, отражающую зимнюю голубизну неба. Крики к стук деревянных подошв далеко разносились в чистом воздухе. Запах угольного дыма, смешиваясь с ароматом далеких горных снегов, говорил о наступлении поздней осени.
Подсудимая рассказала, как найти место, где она повстречала Шойэя: «У него комната в доме на третьей от причала улице».
Сано повернул коня на эту улицу. Ряды хилых двухэтажных строений по обеим сторонам образовывали коридор, в который едва протискивался его конь. Нависавшие балконы не пропускали солнечного света, на шестах, перекинутых между досками, болталось стираное белье. В воздухе стояла вонь ночных горшков, переполненных мусорных корзин и сортиров. От очагов поднимался маслянистый дым. Закрытые двери скрывали от глаз обитателей однокомнатных лачуг. Безлюдная улица была наполнена тоскливой тишиной.
Спешившись у пятой двери, Сано постучал. Не услышав ответа, он попробовал открыть дверь, но та не поддалась. Сано заглянул в щель на ставнях.
— Шойэй? — позвал он.
Со скрипом открылась дверь соседнего дома. Из нее вышел тощий небритый мужчина.
— Ты кто такой? — спросил он. Когда Сано назвал себя и объявил о цели своего визита, мужчина поспешно поклонился: — Приветствую вас, сёсакан-сама. Я хозяин дома и тоже не прочь повидать торговца. Он задолжал мне с оплатой. Я знаю, что он дома с каким-то мужчиной, который пришел его навестить. — Заколотив в дверь, хозяин крикнул: — Открывай!
И тут Сано понял, что надо действовать. Он трижды ударил плечом в дверь. Хлипкая доска не выдержала. Из комнаты доносились хрипы, перемежаемые стонами. У Сано тревожно сжалось сердце.
— Нет, — пробормотал он, потрясенный догадкой. — Пожалуйста, нет!
— Что случилось, сёсакан-сама? — вскрикнул хозяин дома. — Что это за звуки?
Сано ворвался в комнату. Поначалу в темноте он различал лишь расплывчатые силуэты. Потом, когда глаза привыкли к полумраку, силуэты превратились в сундук, посудный шкаф и стол. Все поверхности в комнате, включая пол, были уставлены мисками и кувшинами. На обмазанном глиной очаге дымились горшки. В воздухе стоял густой запах лекарств, словно в аптечной лавке. В дальнем углу лежал задыхающийся человек.
Сано перешагнул через опрокинутую ступку с пестиком, отшвырнул короб с перегородками, какие носят на спине странствующие торговцы, деревянное приспособление для транспортировки и присел возле распростертого тела.
— Дай света! — приказал он.
Хозяин дома открыл ставни и зажег лампу. Яркий свет упал на Шойэя. Он был стар, но физически крепок. Грязные седые волосы беспорядочно торчали вокруг лысой макушки. Выпученные в ужасе глаза смотрели на Сано с морщинистого лица, такого же серого, как высушенный на солнце ил. Кровь струилась из широко раскрытого рта и раны в груди, пропитывая кимоно. Он корчился от боли, пытаясь вздохнуть.
— О нет, нет! — застонал хозяин дома, заламывая руки. — И надо же этому случиться на моей территории!
— Приведи врача, — скомандовал Сано, осматривая глубокую, сочащуюся кровью рану между ребрами, нанесенную острым клинком. — Впрочем, не нужно. — Сано приходилось видеть такие раны, и он знал, что она смертельна. — Лучше вызови полицию. — Гость Шойэя, видимо, ударил его ножом и убежал всего несколько минут назад. — Поторопись!
Хозяин выскочил на улицу. Сано прижал ладонь к ране, чтобы немного остановить кровь. Хрип прекратился. Шойэй жадно ловил ртом воздух. Чувствуя под рукой теплую влажную плоть, Сано спросил:
— Кто тебя так?
Рот торговца несколько раз открылся, прежде чем он смог произнести:
— Покупатель... купил... бис. — В носу у Шойэя запузырилась кровь. — Пришел опять сегодня... ударил ножом... — выдохнул он.
Бис — яд для стрел, которым убили госпожу Харумэ. Сано охватило волнение. Покупатель наверняка и есть убийца, который вернулся, чтобы заставить Шойэя замолчать навсегда. Сано бросил на дверь нетерпеливый взгляд, мысленно торопя полицию. Убийца не мог далеко уйти. Ему очень хотелось самому кинуться вдогонку, но нужно было допросить единственного свидетеля.
— Кто это был, Шойэй? — Сано сжал руку умирающего торговца. — Говори!
Шойэй издавал булькающие звуки, от которых Сано мутило. Из раны продолжала течь кровь. Его губы и язык двигались, силясь произнести имя, которое словно застряло в горле.
