Курт Ауст - Второй после Бога
Распятие рядом с портретом Туфта было большое, от трех до трех с половиной футов в высоту, и выглядело очень внушительно. Фигура Христа вырезана грубо и не покрашена, но лицо выражало боль, чего часто не бывает на картинах в прилизанных фигурах Христа. Неожиданно я вспомнил, где раньше видел это распятье. В церкви на острове Лёвёйен – Туфт всегда привозил его туда на день Иоанна Крестителя и на Благовещенье.
Томас и помощник судьи о чем-то спорили в дверях.
– Вы сами видели, что кожа и язык у него синие, знаете, что его тошнило и что испражнения были жидкие. Те же симптомы мы наблюдали у покойного во Фредрикстаде, – говорил Томас.
– Но рана была смертельной, – упрямо твердил помощник судьи Корнелиусен. – И цирюльник считает, что такой смертельный удар мог заставить кожу покраснеть, а тело выпустить все, что в нем есть, и через рот, и через задний проход.
– Цирюльник! – с презрением фыркнул Томас. – Он может только вскрывать нарывы на пальцах и отрезать сломанные конечности. А от остального пусть держится подальше. Цирюльник не обучался медицине, он не medicus. А я – medicus, я учился в университете во Флоренции. И я не думаю, я знаю!
– Но почему тогда Туфт получил смертельный удар по голове? Вы же не станете отрицать, что удар был смертельный? – Помощник судьи не сдавался, не позволял Томасу победить себя без боя, за что я не мог не испытывать к нему уважения.
– Удар не был смертельным. Вы сами видели: череп у Туфта не проломлен, и он потерял не много крови – пятен крови не видно. – Томас показал рукой, и мы все перевели глаза на пол. Он был прав, крови на полу не было. – Однако из-за этого удара он потерял сознание и позволил яду сделать свое дело.
Помощник судьи вошел в комнату, огляделся и пожал плечами:
– Зачем наносить удар тому, кто уже умирает?
– Чтобы он не мог позвать на помощь.
– Но зачем ему вообще дали яд? Почему было сразу не проломить ему череп?
Томас кивнул и задумчиво потянул себя за бороду:
– Согласен… это загадка.
– И кто вам сказал, что дал Туфту яд и нанес удар по голове один и тот же человек? – продолжал помощник судьи.
Томас взглянул на него.
– И кто же тогда этот второй человек? У Туфта было не так много врагов, чтобы они все явились к нему в одну и ту же ночь и выстроились в очередь, дабы лишить его жизни.
Помощник судьи сделал вид, что не понял сарказма.
– На полу рядом с покойным мы нашли скалку. Кто-то взял скалку с кучи белья, лежавшего в сенях, и ударил ею Туфта по голове. Но если это сделал ваш отравитель, по-моему, было бы естественнее, чтобы он принес с собой орудие убийства, чем хватать то, что подвернется под руку. Если все, конечно, было задумано заранее, как вы считаете.
Я подумал, что Томасу тут не выкрутиться, и увидел, что он схватился за среднюю пуговицу своего жилета. Это следовало хорошенько обдумать. Я стоял, глядя в сторону, когда вдруг до меня дошел смысл слов, сказанных помощником судьи.
– Скалка? – проговорил я с удивлением. – Так это же я положил ее сюда. Туфта ударили не скалкой!
Томас и помощник судьи молча слушали мои сбивчивые объяснения:
– Я услышал, что тут кто-то есть… услышал стоны… так мне показалось, и заметил какое-то движение. Тогда я схватил скалку. Только чтобы защититься. Потом… потом я вошел в контору и нашел Туфта. Он… – Я наморщил лоб и тронул рукой затылок. – Кто-то ударил меня, и я потерял сознание. Может быть, тот же самый человек, который убил Туфта. Когда я пришел в себя, Туфт, уже мертвый, лежал рядом со мной.
– Почему вы не рассказали об этом раньше? – подозрительно спросил помощник судьи.
– Вы бы мне не поверили.
– Вы правы, не поверил бы, – признался он. – Я и сейчас вам не верю. – Он обошел письменный стол и взял с полки скалку. – Вот оружие, которым вы ударили Туфта по голове, может быть, в то же время, как он ударил вас. Из-за этих ударов вы оба потеряли сознание.
Томас презрительно хмыкнул:
– Давайте не делать заявлений, доказать которые невозможно. Зачем Петтеру Хорттену понадобилось убивать торговца из Тёнсберга?
– Зачем? – повторил помощник судьи и медленно опустился на стул. – В этой истории много “зачем”. Можете ли вы мне, например, объяснить, зачем генеральный прокурор опустился до низкого шантажа, чтобы добиться своего? – Он посмотрел Томасу в глаза. – Я не богатый человек, не торговец, и мне не надо ничего скрывать, если желаете, можете проверить мои счета. Но в том, что я слышал в ратуше, полуправды было больше, чем бывает выходов у лисьей норы.
– То есть? – Томас без смущения встретил его взгляд.
Помощник судьи холодно улыбнулся.
– Например, этот список местных папистов. Можно мне взглянуть на него?
Томас не ответил.
– Нельзя? Я так и думал.
Томас медленно, не отрывая взгляда от помощника судьи, достал из внутреннего кармана какую-то бумагу.
– Если вы докажете мне, что Петтер Хорттен убийца, я покажу вам этот список. Вот он.
Помощник судьи покачал головой.
– Вы старый лис, господин генеральный прокурор, вы добиваетесь своего с помощью хитростей, какими пользуются в Копенгагене. Вы умеете морочить людям головы и прибегаете к прямому жульничеству. Для вас жители Тёнсберга – всего лишь простодушные провинциалы, которых легко одурачить и обмануть. А я – помощник судьи, который должен подчиняться своему начальству. – Он помолчал, глядя в воздух. Томас тоже молчал. – Если вы докажете мне, что этой скалкой никто никого не ударил, я поверю тому представлению, которое вы устроили в ратуше, и заберу свои слова обратно. Но не забывайте, Петтер Хорттен сам сказал, что вошел сюда со скалкой в руке, готовый ударить. И после этого он ничего не помнит. – Помощник судьи развел руками. – Скрыть этот факт уже не удастся.
По глазам Томаса я видел, что ему нравится помощник судьи, но он не хочет этого показывать. Он недовольно проворчал:
– Докажите! Нельзя доказать, что…
Он замолчал посреди фразы и замер с открытым ртом. Потом захлопнул рот, так что было слышно, как клацнули зубы, взял скалку и повертел ее в руках.
– Одну минутку, – сказал он вдруг и подошел к двери, возле которой оставил свой саквояж окулиста и мастера грыжесечения. Вернувшись с ним к письменному столу, он открыл его, и я увидел там множество коробочек и мешочков, которые были аккуратно уложены каждый на своем месте. Томас вынул большую деревянную коробку. Быстро освободил стол, отодвинув в сторону бумаги и письменный прибор Туфта, и поставил коробку на блестящую дубовую поверхность стола. Потом благоговейно открыл коробку, и мы вытянули шеи, чтобы ничего не упустить.
Нашим глазам открылось бесчисленное множество странных металлических предметов, лежавших на бархатной подкладке, каждый в своем углублении, точно повторявшем форму предмета. Томас ногой подвинул к себе стул, стоявший у письменного стола, и сел, ощупью достал из кармана очки и водрузил их на нос, не переставая что-то искать в коробке. Наконец он вытащил круглую опору с длинным стержнем вроде флагштока и поставил перед собой. Потом опять покопался в коробке и извлек оттуда металлическую лапу с небольшой, похожей на тарелку, пластинкой – ее можно было вертеть во все стороны. Лапу он привернул к стержню в самом низу, почти у подножья. На верху стержня осталась белая пластинка, ее он немного повернул наискось. К этой металлической лапе была привинчена еще одна – с круглой рамкой, в которую было вставлено стекло. “Похоже на увеличительное”, – подумал я.
Потом Томас достал из коробки новый стержень. К нему прикреплялось что-то вроде стаканчика со стеклянной крышкой, – все это по форме напоминало куриное яйцо, но меньше по размеру. Рядом торчала короткая трубочка. Ничего подобного я раньше не видел.
Томас осторожно встряхнул стаканчик, заглянул в него, удовлетворенно хмыкнул и достал из сумки огниво. Несколько раз чиркнув кресалом, он поднес его к короткой трубочке – там что-то загорелось и вспыхнуло чистое пламя. Оно отразилось в похожей на пластинку тарелке, которая, казалось, усиливала свет.
Я вытянул шею и заглянул в стаканчик. Масло или какая-то другая горючая жидкость стекала из него по рычагу и дальше к трубке.
– Не думал, что это так скоро мне понадобится, – проворчал Томас, довольно улыбнулся и достал из коробки еще какие-то предметы. На опоре появился новый стержень, на этот раз больше прежнего, но он стоял не в центре круглой опоры, а был сдвинут немного вбок. К нему Томас тоже прикрепил две лапы – их можно было опускать и поднимать. К верхней крепилась длинная, похожая на бутылку широкая трубка, нижний конец которой был похож на горлышко бутылки, а верхний завершался маленькой воронкой. Мне это напомнило цилиндрические футляры для перевозки важных сообщений. Длина всего устройства не меньше фута. Под трубкой, внизу, у самой опоры была прикреплена круглая пластинка – ее можно было двигать в стороны, вперед или назад, а также поднимать и опускать. В пластинке имелось небольшое углубление, а рядом с ним маленький стержень, к которому было прикреплено что-то острое. Такое маленькое, что я не мог его рассмотреть. Томас начал говорить, пока он свинчивал, поднимал и опускал разные части прибора и подгонял их так, чтобы они подходили друг к другу.
