А. Веста - Алмазная скрижаль
– Я думал, что Алатырь – камень, я ошибался, учитель?
– Камень Сил – это отвердевший свет. Но подлинный свет – это разум. Мозг – вместилище разума, сродни солнцу, он сияет незримым светом, он – малая Вселенная, творящая миры. Камень Сил – тоже имеет разум. Эта реликвия – священный дар землянам. Ты – последний страж Алтаря. Когда-нибудь ты или твой преемник вернете камень людям. Он будет основой грядущего возрождения Земли, заветом и талисманом для грядущих…
Воины Веди, старик и юноша, не заметили, как прошла ночь. Небесный купол просветлел до прозрачной синевы. Это был особый зодиакальный свет. Солнце еще не скоро взойдет над землей, но его лучи уже рассеяли тьму, наполнили свечением небо. Ясна заволновалась сквозь сон, готовясь встретить Солнце. Бел протянул руки к пылающему зареву и запел древний гимн Рассвета:
«Явись, явись, круг Северных Богов, богов солнечных, ярых, светлых. Мы пришли славить Вас. На златых колесницах несетесь вы к земле. И зачинали женщины от Богов, и рождали богатырей и героев. И солнечная кровь небесных воинов не иссякла в детях и внуках Бога Творца. Деяния великие и благие сотворят на Земле его Сыны и Дщери. И не знали прежде они греха и порока и ныне не ведают лжи и смерти. Ибо смерть – ложь о человеке, ибо он – лишь смертная искра божества…»
Глава 11 Тараканий царь
Твое прозвище – русский город,
Азбучно-славянский святой…
Н. КлюевВ надежде довести до конца «Спасское дело» Вадим приехал в небольшой северный городок. Сдав в проявку пленку, найденную в фотокамере, он оправился в местный отдел милиции, чтобы договориться об экспертизе. Серебряный обруч остался в ларчике у бабки Нюры, рядом с ее «смертной» укладкой.
В милицейском дворике на куче пожарного песка дремала собака северной наружности: крупная, ладная, с яркими светлыми глазами и черно-белой полумаской на морде, с завитым в тугое кольцо хвостом. Она беззвучно оскалила желтые клыки на человека с огромным бурым рюкзаком, пересекшего охраняемую территорию.
Пышноусый дежурный попросил Вадима подождать в коридоре, пока он доложит начальству и составит протокол изъятия. Вадим приметил прохладный уголок, поудобнее устроился в продавленном кресле, зажмурился и почти сразу стремительно упал в ласковую, живую темень.
Он держал Лику в объятиях всю ночь, не отпуская ни на мгновенье, боясь потерять в дремучих чащах бреда, в пучинах снов, но так и не смог насытиться. В последней ее открытости, в бездонной наготе оставалось что-то недостижимое, ускользающее, нетронутое, девственное, словно он хотел и не мог удержать ее душу…
Сквозь вязкую дремоту доносились дальние голоса.
– Пшел, зар-р-раза, – тонкий женский визг резанул его атласный, душный сон.
Вадим прислушался. В знойной тишине не стихала какая-то неприличная возня. Вялый женский голос бубнил несуразицу. Мужской – подначивал. Что-то заставило Вадима прислушаться.
– Ай-яй-яй, какой глюпый женщина! Почему нэ хочешь? А курыть хочешь, да? Сыми трусы, красавица… сигарету дам.
Вадим встал, прошелся до конца коридора, заглянул, как бы случайно, за угол. Напротив «обезьянника» в привычной позе зека сидел на корточках чернявый человечек. Выпуклыми глумливо-ласковыми глазами он заглядывал за решетку КПЗ. Двое других, в черных, как воронье перо, блестящих костюмах, поддразнивали ухаря. Из-за решетки слышался мат и животное мычание.
– Пшел отсюда… – пьяная женщина скороговоркой сыпала ругательства. Но голос был молодой и лишь слегка охрипший, словно расстроенная музыкальная табакерка.
Второй джигит, плотный, большеголовый, подкатил к решетке, согнулся в тугой пояснице и принялся колоть сквозь прутья зонтиком-тростью. Усы его зверовато вздернулись, обнажив золотые зубы. За решеткой на голом цементном полу сидела пьяная молодая женщина в коротком цветастом сарафане. Что-то в ней задело внимание Вадима. Деревенское полнокровие и первобытная миловидность еще не успели сойти с нее. Чем-то неуловимым, но крепко впечатанным она была похожа на его мать и всех его теток – наверное, землячка… Он хотел уйти, выбросить эту сцену из своего ликующего сердца. Но не смог…
Ярость белой молнией взорвалась перед глазами Вадима. Лицо его схватилось и отвердело, как сжатый кулак со стеклышками брызг-глаз между костяшками. Легко, как плюшевую игрушку, он приподнял за шиворот сидящего на корточках человечка, похожего на обитателя сухумского заповедника, и врубил удар в солнечное сплетение. Под рукой пусто екнуло. «Ич-ч а-р-ра…» – прохрипела над ухом золотозубая пасть, обдав запахом чеснока и мясной гнили. Вадим успел садануть крепыша под дых и в живот. Волосатый прыгнул на него сбоку, но Вадим развернулся и перехватил длинную мохнатую руку, зажавшую нож, вывернул и заломил за спину. Жидкое тепло залило бок, растеклось по животу. Не чувствуя боли, Вадим ударил ребром ладони в шею волосатого и понял, что слепнет, заваливается набок, в голове стучал поезд, перемалывая и дробя его мозг.
Подхватив тельце соплеменника, горцы исчезли. Женщина, очнувшись, вцепилась в решетку, тупо уставилась на кровь и завыла, как по мертвому. Так голосили на похоронах в ее родной деревне, так плакала в сумраке болот одинокая птица. В коридор неслышно вошла голубоглазая собака и принялась слизывать кровавую жижу с пола, подбираясь к телу. Женщина, просунув сквозь прутья грязную исцарапанную руку, пыталась оттолкнуть ее пасть.
Он не слышал, как обшаривали и выворачивали его карманы, как зачитывали над ним окровавленные документы: последнюю сопроводительную молитву. Мозг, размягченный наркозом, выплавлял яркие, как мыльные пузыри, видения и тяжелый и болезненно назойливый бред. Но этот мрачный сон был сейчас его единственной жизнью.
Сквозь давящую боль в животе он слышит: «…три дня без сознания… в сантиметре от печени…»
Он понимает, что невесть какими путями оказался в избе. Бабка Нюра держит на коленях пеструю курицу. Оглянувшись на окно, бабка испуганно шепчет:
– Куры-то «перед головой» кричат, вот опять, знать, покойник…
Сон оборвался внезапно. Он с трудом открыл тяжелые липкие веки: сквозь туман – нежное девичье лицо, плечи… Лика! Он смог дотянуться до ее руки и слабо пожать. Лика склонилась, целуя его в губы, прижалась к колючей, влажной щеке.
– Лика, радость моя, жар-птица… – спекшимися губами шепчет он. – Как ты нашла меня?
– Начальник милиции помог… Он сказал, что этих бандитов ищут и обязательно найдут, только ты не волнуйся, родной…
И снова забытье. Когда он очнулся, Лика вновь была рядом. Едва опамятовав, он заторопил Лику за фотографиями.
– Олененок, возьми без квитанций, на мою фамилию, и возвращайся скорее.
Рыжий карлик за стойкой-прилавком фотосалона «Дориан» был похож на внезапно состарившегося ребенка.
– Нет этих фотографий, забрали по квитанции.
Лика растерялась, заволновалась. Кто мог забрать их? Вадима обыскивали в милиции… Может быть, Гувер, начальник Спецотдела, тот, что помог ей найти Вадима…
Карлик махнул ручкой.
– Что, испугалась? Нет, их действительно забрали. Но там были такие интересные фотки, что я оставил для себя, наверно, фильм снимали? – Карлик вперевалочку ушел за бархатную кулису.
«Кажется, у него глаза были подведены, – с внезапным испугом подумала Лика. – Рыжий карлик появится перед самым началом битвы Рагнарек».
Карлик вынырнул из-под прилавка, помахал перед ее носом черным пакетиком.
– Ау-у, барышня…
– Скажите, а кто забрал фотографии?
– Господин Гувер. Слыхала о таком?
Фотографий оказалось немного – некоторые кадры были отпечатаны несколько раз. Наверное, хитрый карлик и себя не обидел.
– Знаешь, Вадим, милиция зачем-то изъяла наши фотографии. Кстати, этот Гувер, начальник спецотдела, помог мне разыскать тебя…
От неожиданности Вадим выронил фотографии:
– Лика, я все понял! Парни нашли, что искали, и за это их убили. Ты и Петр Маркович… Вам надо спрятаться. Охота уже объявлена.
– Нет, я никуда не уеду, Вадим. Ты поправишься, и мы найдем хранителей, мы пройдем путем Юры и… Влада. – Ее дыхание стало неровным, жарким. Его огненная Перуница, глупая, бесстрашная девочка, знала ли она, с кем собирается бороться?
– Лика, сейчас же поклянись мне, что уедешь и затаишься, как мышка, у бабки Нюры. Как только смогу, я сбегу из больницы и приеду к тебе. Обещай! А сейчас, – он посмотрел на светящийся циферблат «Ролекс-сигма», – скорее, не то опоздаешь на поезд.
Лика взяла половину фотографий.
– Не бойся за нас. – Она показала глазами на раскрытую сумочку, где лежал пистолет. Перед самым выездом на Север Вадим купил этот ствол «про всякий случай». Уезжая, он передал его Лике.
