Оливер Пётч - Крепость королей. Проклятие
– Паршивый, ты…
Договорить он не смог. Бард с неожиданным проворством отступил в сторону. Когда солдат проносился мимо него, менестрель подставил ему ногу. Задира поскользнулся на замшелых камнях и, изрыгая проклятия, рухнул наземь.
– Пусть это будет тебе уроком, – сказал бард. – А теперь извинись наконец, и забудем об этом происшествии.
Однако ландскнехт и не думал извиняться. Он вскочил на ноги и, размахнувшись клинком, с криком ринулся на противника. Тот ждал с непроницаемым взглядом. В последний момент он вскинул шпагу, отвел острием меч и неожиданно отступил в сторону. В очередной раз ландскнехт растерянно влетел в пустоту. Но в этот раз он оказался ловчее. Солдат не упал, а развернулся с победным кличем. Затем лишь, чтобы почувствовать на шее острие шпаги. Он в ужасе замер. Острие впилось в кожу, так что на ней выступило несколько капелек крови.
– Проси прощения, – прошептал бард. Голос его звучал тихо и в то же время твердо. – Я жду.
– Про… прошу прощения, – пробормотал ландскнехт.
– Громче! Не думаю, что дама услышала твой лепет.
– Прошу прощения.
– Следует сказать: прошу прощения, прелестная барышня.
Ландскнехт завращал глазами. Его товарищи, обнажив наполовину клинки, застыли на камнях. Никто не посмел шевельнуться. Даже Агнес.
В конце концов, спустя целую вечность, солдат выдавил спасительные слова:
– Прошу прощения, пре… прелестная барышня.
Не опуская клинка, низенький менестрель повернулся к Агнес:
– Принимаете ли вы извинение?
Девушка кивнула, и губы его растянулись в мальчишеской улыбке. Менестрель медленно опустил шпагу.
– Ну вот, не так уж это и сложно, – сказал он ландскнехту.
Тот по-прежнему стоял перед ним, обливаясь по́том. Его товарищи выхватили было клинки, но бард властно вскинул руку:
– Довольно. Никто не потерял лицо, этот человек извинился, и с делом покончено. – В голосе менестреля вдруг послышалась невыразимая угроза, столь чуждая улыбке на его лице. – Или вы хотите напасть на рыцаря и дворянина и отправиться за это на виселицу? Тем более что дворянин этот находится под личным покровительством графа. Вам действительно хочется этим же вечером повиснуть на ближайшем дубе, вывалив синие языки и замарав свои разрезные штаны? Скажите, стоит оно того?
Не дождавшись ответа, бард спрятал шпагу в ножны и поднял украшенную слоновой костью лютню, прислоненную к булыжнику. После чего галантно предложил Агнес свободную руку:
– Полагаю, господа пресытились музыкой. Оставим их, сударыня. Лучше я спою вам где-нибудь в другом месте любовную балладу.
Агнес улыбнулась и не стала сопротивляться. Положение напоминало ей один из ее снов, до того нереальным оно казалось. Только теперь она вновь обрела дар речи.
– Вы сильно рисковали, – проговорила девушка тихим голосом. – Одно неверное слово, и эти люди бросились бы на вас.
Бард усмехнулся и повел ее в сторону крепостных ворот.
– В этом-то все и дело. Следует с умом подбирать слова, тогда не придется без необходимости вступать в конфликты. Слова и песни – вот сильнейшее оружие.
Он вдруг остановился и хлопнул себя по лбу:
– Как невежливо с моей стороны! Во всей этой суматохе я и представиться забыл. – Он снял берет и поклонился так низко, что рыжие волосы упали на лоб. – К вашим услугам, Мельхиор фон Таннинген. По происхождению рыцарь из родовой крепости фон Таннинген, что в прекрасной Франконии. Ныне странствующий менестрель.
Агнес не смогла скрыть усмешку. Коротышка перед ней был смешон и в то же время трогателен. Правда, в бою он оказался опасным противником.
– Я и не знала, что барды еще существуют, – ответила она. – Я думала, они давно вымерли.
Мельхиор фон Таннинген возмущенно помотал головой:
– Это невозможно! Разве любовь умерла? Или музыка? А великие деяния? Пока живо все это, барды никуда не исчезнут. Мы – летописцы этих неспокойных времен. Зачастую именно мы несем утешение, если печаль отяготит душу.
Он взялся за лютню и проиграл мелодию, веселую и в то же время печальную. И звонким голосом пропел короткий, жалостливый куплет:
– D’amor m’estera ben e gent, s’eu ma dona vis plus sovent…
– Это на окситанском, – с удивлением отметила Агнес.
Лицо фон Таннингена вытянулось от изумления:
– Вы знаете древний язык певцов и поэтов?
– Совсем чуть-чуть. Я читала про него, но ни разу не слышала, чтобы он звучал так красиво.
Менестрель расплылся в счастливой улыбке:
– Тогда вы истинная дама. Могу я узнать ваше имя?
– Э… я Агнес фон Эрфенштайн, дочь наместника Трифельса.
Бард на мгновение растерялся, а потом просиял:
– Трифельс! Жилище Барбароссы, узилище Ричарда Львиное Сердце, обитель императорских регалий! Для менестреля нет места прекраснее и достойнее, чтобы воспеть его в балладах! Одной из причин, почему мои странствия привели меня в Пфальц, был Трифельс… – Он преклонил колено: – Благородная Агнес, для меня честь познакомиться с вами.
Агнес снова невольно усмехнулась. Так с нею еще никто не разговаривал.
– Вы сказали, что вы рыцарь, – ответила она наконец. – Тогда почему вы не живете в своей крепости?
Мельхиор фон Таннинген поднялся. Он выглядел немного смущенным.
– К моему глубочайшему сожалению, я вынужден делить ее с двумя братьями. Досадные споры за наследство. Я пресытился ими и потому пустился в странствия. Пересек Фландрию, Саксонию и Швецию. Побывал в Венеции, далеком Арагоне и жаркой Кастилии, где солнце обжигает огнем. Я останавливаюсь там, где знатным господам нужен бард.
– И теперь ваш господин – граф Фридрих фон Лёвенштайн-Шарфенек?
Фон Таннинген кивнул:
– Он самый. В эти неспокойные времена, вернувшись недавно из охваченной войной Италии, я счел за лучшее временным своим пристанищем избрать спокойную Германию. Граф любезно разрешил мне разъезжать по его землям, если взамен я вечерами буду развлекать его балладами о тихих лесах.
– Будь они и в самом деле тихими… – вздохнула Агнес.
– Что вы хотите сказать этим? Неужели и здесь хватает приключений и испытаний?
– Во всяком случае, баллад они вряд ли удостоятся. Слишком уж грязные и, наверное, приземленные.
Агнес со смехом откинула назад волосы и оглядела своего галантного спутника. Он был старше Матиса по меньшей мере лет на десять и все-таки в какой-то степени напоминал ей друга. И дело было вовсе не в рыжих волосах. Менестрель обладал тем же изменчивым, непостоянным характером и мальчишеском любопытством. И все-таки казалось, что этот Мельхиор явился сюда из другого мира. Мира, известного Агнес лишь по книгам и сновидениям, о котором она так часто мечтала. И вот этот мир открылся ей в образе изящного, забавного барда.
Между тем они дошли до крепостных ворот. Извозчики по-прежнему сгружали тяжелые ящики, мимо катили повозки.
– Вообще-то я как раз собирался навестить графа, – сообщил Мельхиор и пропустил двух рабочих, тащивших во двор тяжелый комод. – Уверен, он безмерно рад будет с вами познакомиться. Что скажете? Составите мне компанию?
– Э, мы с ним уже знакомы, – ответила Агнес. – В другой раз – с удовольствием. А сейчас мне надо к отцу, пока он волноваться не начал.
Мельхиор ревностно закивал:
– Понимаю. Тогда позвольте хотя бы сопроводить вас до крепости. Чтобы эти молодчики не вздумали снова вас оскорблять.
– Благодарю, но в этом нет никакой нужды. Я сама могу за себя постоять. Кроме того, вас наверняка заждался граф. – Агнес сделала реверанс: – А посему прощайте.
«Господи, он и меня своими напыщенными речами заразил!» – подумала она.
Мельхиор фон Таннинген учтиво поклонился:
– Как скажете. И все-таки я надеюсь увидеть вас в ближайшее время.
– Если… так сложится.
Подмигнув на прощание, Агнес развернулась и зашагала по тропе в сторону Трифельса. Шумливые возчики, стекольщики и плотники остались позади, и девушка украдкой улыбнулась. На сердце снова стало легко. В последнее время на нее свалилось слишком много забот. И странные сновидения, и нападение на стражников, и свадебные планы отца – все это привело к тому, что порой жизнь казалась ей унылой и серой. Мельхиор фон Таннинген первым за долгое время заставил ее смеяться.
Агнес миновала высокую скалу, и крики рабочих начали постепенно стихать. Она усмехнулась. По крайней мере, новый сосед и его бард не так скоро ей наскучат.
* * *В ратуше Анвайлера, глубоко в подвалах, корпел над грудой пожелтевших пергаментов наместник Бернвард Гесслер. Документы были старые и сплошь покрыты пятнами, некоторым из них было по несколько сотен лет. В них содержалась история города. Когда-то, наряду с Трифельсом, он видел и власть, и богатство. Но теперь, как и крепость, приходил в упадок.
