Всевидящее око фараона - Юлия Владимировна Алейникова
Александр представил себя живущим в этой квартире, с этой женщиной… Вот он утром встает, целует ее в щеку, завтракает и уезжает на работу, а вечером они встречаются за ужином. Обычные разговоры, шутки, ее сын сидит за столом с ними… Нет, что-то не складывается. И сын здесь ни при чем. Значит, все-таки разрыв и тянуть нельзя.
Марина поймала на себе взгляд любовника, и ее мысли перетекли в другое русло. Как с Сашей спокойно. Тепло, надежно. Это, конечно, не Павел, с ним никогда не будет того внутреннего единения, которое было у нее с покойным мужем. Общего прошлого, воспоминаний, общей юности и молодости, но будет покой, защищенность, надежная опора. Оказалось, что ей она нужна. И Саша был очень надежен, она ощущала эту его надежность как толстую крепостную стену, она была незыблема, она была физически ощутима. Саша был ее спасением от одиночества, а оно придет неминуемо, как только Миша окончательно оперится и встанет на ноги. Ей надо попытаться удержать Сашу, убедить его, что с ней ему так хорошо, как не будет ни с одной женщиной.
Когда-то в начале их отношений она спросила, почему он до сих пор не женат, он ответил, что не встретил «ту единственную». Надо доказать ему, что она и есть «та самая». Или хотя бы что может ею стать. Если он примет на себя обязательства, он потом не сможет ее бросить, это Марина уже твердо поняла. Таким он был человеком.
Марина ласково, шутливо потерлась носом о его плечо, прижалась к нему и счастливо уснула, легко и беззаботно, чувствуя его нежный поцелуй на губах.
Оксана позвонила около пяти, и Марине потребовалась целая минута, чтобы справиться с эмоциями, но зато, когда она ответила на вызов, голос ее звучал спокойно и безмятежно.
— Марина Дмитриевна, нам надо встретиться. — Прежде Оксана обращалась к Марине на «вы», но по имени. Что ж, в нынешних обстоятельствах доля официоза, пожалуй, будет только уместна. — Если хотите, я могу заехать к вам после работы.
Марина окинула взглядом свою квартиру и мягко, но уверенно отклонила предложение.
— Мне будет удобнее встретиться в центре или на Петроградской стороне, это мне по пути, я сейчас у родителей Павла. — Легкий намек на крепкие тылы весьма уместен в данной ситуации.
— Хорошо. Назовите место и время.
«Ленка — идиотка, кошелка пустоголовая!» — закончив разговор, швырнула смартфон на диван Марина. Себя бы, небось, так не подставила! Попросили же о сущей ерунде!
Марине нравилась Оксана, еще совсем недавно, до известия о беременности. Нравилась, потому что была умной, независимой, здравомыслящей, решительной, современной женщиной, теперь же именно эти качества больше всего раздражали и вселяли опасения. Что она выкинет, на что готова пойти? Делиться наследством Марина не собиралась. Пусть не рассчитывает.
На встречу Марина пришла первой, заняла столик в углу зала, заказала кофе. Соловьева появилась на пять минут позже. Скинула пальто. Свежая, румяная, строго одетая, без признаков беременности. Молодая. «Ах, какая же она молодая!» — подавила завистливый вздох Марина. Но думала она при этом не о Павле, а об Александре.
— Садитесь. Кофе? — по-хозяйски предложила Марина.
— Нет. Лучше свежевыжатый сок, кофе мне сейчас вреден, — глядя в глаза визави, скромно ответила Оксана.
Стерва.
Принесли сок.
— Итак, о чем вы хотели поговорить?
— О том, о чем вы хотели поговорить со мной, — сдержанно произнесла Оксана. — Вам стоило сразу позвонить мне, а не обращаться за помощью к Елене Борисовне. Нам с вами посредники не нужны.
Марина проглотила пилюлю молча, решив потянуть паузу. Оксана заговорила первой.
— Наш с Павлом ребенок. Он остался без отца. — Теперь паузу взяла она, потянувшись к стакану сока.
— Сочувствую вам и вашему ребенку, но при чем тут мы с Павлом?
— Марина, давайте не будем играть в эти игры и терять время попусту. Вы знаете, кто отец моего ребенка, я это знаю. У меня есть доказательства — наша с Павлом переписка, можно провести генетический тест.
— Не думаю. Павла уже нет в живых.
— Марина, если дело дойдет до судебных разбирательств, я потребую эксгумации, — глядя в глаза Марине, твердым холодным голосом проговорила Оксана. — Да, разбирательства будут долгими, да, вы не сможете получить наследство во время разбирательства. Если мы не договоримся по-хорошему, хлопот хватит нам обеим, но процесс выиграю я.
— И чего же вы хотите? Подчеркиваю, я не верю в то, что это ребенок Павла, но все же, что вам от меня надо?
— Умно, но у меня нет включенного диктофона, — усмехнулась Оксана. — Мне надо не так много. Буквально пустяк.
— Вы меня заинтриговали, — усмехнулась в свою очередь Марина. — И что же это?
— «Глаз». Я хочу, чтобы у моего ребенка осталась какая-то память об отце, что-то значимое, материальное. Согласитесь, я прошу немного?
Это прозвучало так неожиданно, что Марина едва не поперхнулась кофе. «Глаз»?!
Она ослышалась? Павел всегда так трепетно относился к этому предмету, так дорожил им, имел почти маниакальную зависимость от него, чем по началу их совместной жизни страшно раздражал Марину, но постепенно она привыкла и перестала вообще обращать внимание на эту странность мужа. Но привязанность Павла к этой вещи была действительно болезненной. Он не любил говорить о нем, никогда не обсуждал эту вещь с детьми и даже с ней. Всегда обрывал разговоры на эту тему. Все, что знала Марина, — «Глаз» достался ему от деда. И все.
И вдруг эта случайная женщина, одна из десятков недолгих увлечений Павла, заговаривает о «Глазе»? Невероятно!
— Откуда ты знаешь о «Глазе»? — Неосознанно перешла на фамильярное «ты» Марина.
— От Павла, конечно, откуда же еще? — пожала плечами Оксана. — Так ты согласна?
Конечно, от Павла. Вопрос был глупым, ответ ожидаемым.
Но вот предложение принять Марина была не готова. Когда они поженились и Марина впервые узнала о сокровище мужа, «Глаз» вызвал ее живой интерес, а реакция Павла на ее расспросы только его подогрела. Марина не была глупа, видя нежелание мужа обсуждать его «сокровище», она дождалась, когда Павла не будет дома, и пригласила в гости дядю Сему.
Семен Маркович был скорее не дядей, а двоюродным дедушкой, к тому же ювелиром. Марина показала ему «Глаз» и попросила оценить. Дядя Сема не смог.
— Этой вещице, детка, цены нет. Это, знаешь ли, не ювелирное изделие, это очень старинная вещь, очень. Я не знаю, сколько ей лет, это
