Том Харпер - Секрет покойника
Но сейчас время для другого отъезда. Симмах на корабле сегодня отбывает в Пирей, чтобы оттуда совершить свое последнее путешествие к какой-нибудь безымянной скале в Эгейском море. Я пришел его проводить, ибо считаю, что это мой долг.
Я спускаюсь по ступенькам между двумя складами и выхожу на пристань. На дальнем ее конце, там, где приставная лестница ведет вниз к застывшей в ожидании шлюпке, стоят четыре солдата и обмениваются скабрезными историями. Я подхожу к ним.
— Аврелий Симмах уже здесь?
Ни один из четверки не узнал меня и не отдал салют. Когда я в последний раз командовал легионом, они еще были детьми. Их командир с подозрением смотрит на меня, ожидая подвоха.
— И кому это нужно знать?
— Другу самого Августа, — я показываю им диптих из слоновой кости, подаренный мне Константином, и они тотчас замирают по стойке смирно.
— Пока не прибыл, — отвечает командир и смотрит на небо. — Неплохо бы ему поторопиться. Моя смена заканчивается на рассвете.
— Вон тот, — говорит один солдат и указывает на фигуру, что маячит в дверях зернохранилища. Лицо человека скрыто под низко надвинутым капюшоном. — Он тоже искал пленника.
Человек в плаще слышит наш разговор и выходит из дверей склада. Капюшон соскальзывает с его головы, и я вижу, что это Порфирий. Он как будто постарел с прошлой недели. Той нарочито бурной энергии, которой он был полон в саду Симмаха, больше нет, взгляд как будто потух. К моему великому удивлению, Порфирий обнимает меня как старого друга.
— Мы, старики, должны держаться вместе, — говорит он. — Пока молодежь совсем нас не вытеснила.
Он отступает и вопросительно смотрит мне в лицо.
— Я слышал, ты неодобрительно отнесся к тому, что они сделали с Симмахом.
— Этот случай рассматривал сам Август.
— Ты наверняка решил, что будь у Симмаха намерение сделать все очевидным, он бы наверняка сознался.
Интересно, к чему он клонит? Или он ждет, что я скажу что-то такое, что потом можно будет поставить мне в вину? Я оглядываюсь на пристань: неподалеку рослый грузчик сидит на амфоре и ест пирог, рядом какой-то портовый чиновник ВОДИТ СТИЛОМ по восковой табличке. В этом городе невозможно сделать даже шаг, чтобы рядом не было посторонних ушей. Так что разумней всего промолчать.
— Я слышал, что все решили показания раба, — не унимается Порфирий. — Ты сам допрашивал его?
Если бы. Кто бы ни оклеветал Симмаха, ключевой фигурой в деле был раб.
— Его пытали во дворце. А на следующее утро он был уже на пути к серебряным рудникам в Дардании, — говорю я и развожу руками. — Порой римское правосудие бывает слишком быстрым, чтобы такому старику, как я, угнаться за ним.
Порфирий кивает. По всей видимости, он услышал то, что хотел.
— И все-таки ты пришел проводить Симмаха. Благородный поступок.
— Нет, просто Август хочет убедиться, что Симмах на самом деле покинул город, — я произнес эту в шутку, однако слова прозвучали довольно резко. Порфирий отступает на шаг.
— Не сомневаюсь. Симмах — стоик. Он покинет город с чувством собственного достоинства. Впрочем, что еще ему остается.
Но Симмаха до сих пор не видно. Солнце уже высоко в небе, солдаты недовольно ворчат себе под нос. По дороге в город катят повозки с рыбой. Терпение Порфирия тоже на исходе — он расхаживает по пристани взад-вперед, то и дело посматривая на холм, выглядывая там Симмаха.
К нам подходит командир солдат. Неожиданно для себя я превращаюсь в официальное лицо, представителя самого императора.
— Ему полагалось быть здесь еще час назад. Может, стоит сходить за ним домой?
Я тоже устал ждать.
— Хорошо, я схожу.
Порфирий решает составить мне компанию, даже не спросив. Для двух немолодых мужчин идти вверх по холму задача не из легких. К тому времени, когда наши усталые ноги наконец доносят нас до дома Симмаха, мы с ним уже пыхтим как два тяжеловоза.
Дверь в дом заперта. Мы звоним в привязанный рядом с ней колокольчик. Никакого ответа. Все имущество Симмаха описано: рабы конфискованы и проданы, однако с ним должен был остаться вольноотпущенник, чтобы помочь приготовиться к отъезду.
— Может, он отправился в порт другой дорогой? — предполагаю я. — Может, мы просто разминулись с ним, когда шли сюда?
— Тут есть боковая дверь, — говорит Порфирий и сворачивает за угол. Поначалу мне хочется оставить его одного, но любопытство берет верх, и я иду вслед за ним. На этой стороне дома окон нет, лишь узкий проход между домом Симмаха и соседским особняком.
Где-то посередине этой стены в кирпичной кладке видна дверь. Порфирий берется за ручку, и дверь отворяется внутрь. Мы переступаем порог и оказываемся в дровяном складе со сводчатым потолком. Внутри пахнет опилками. Сейчас здесь никаких дров нет, но пол усеян щепками и обломками коры. В соседних помещениях пыль уже начала оседать. Затем на нашем пути возникает другая дверь и еще одно пустое помещение. Неожиданно мы выходим под яркое солнце перистиля, из которого в свою очередь виден сад.
Рыбы неподвижно застыли в пруду. На них со своих пьедесталов среди колоннады взирают незрячими глазами мраморные философы. В центре сада, прислонившись спиной к краю бассейна, сидит Аврелий Симмах. Голова его безвольно упала на грудь.
Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять: он уже никуда не уедет.
Глава 29
Нови Пазар, Сербия, наши дни
Нови Пазар означает новый рынок, новый базар. Когда-то в городе действительно был базар, когда-то новый, а теперь грязный и неприглядный. Сам город — это Балканы в миниатюре. Южная часть — минареты и кривые турецкие улочки. Северная — сплошной бетон. Границей служит узкая речушка. Даже в беженцах, которыми наводнен город, есть некая симметрия. Мусульмане, изгнанные сербами из Боснии. Сербы, изгнанные мусульманами из Косова.
Эбби купила себе новую одежду в убогой лавчонке и переоделась в туалете автовокзала. Затем они с Майклом приобрели в киоске два билета и заняли места в хвосте автобуса. До Белграда езды пять часов. За окном протянулась сельская местность: речные долины, поросшие кустарником холмы, зеленые и коричневые, время от времени между ними мелькают сады или каменоломни. Унылый, однообразный пейзаж.
Майкл вытащил из сумки видеокамеру и включил, а чтобы было лучше видно, затенил ладонью экран. Впрочем, автобус был полупустым. Убедившись, что никто не смотрит, Майкл прокрутил запись назад, чтобы просмотреть сделанные в гробнице кадры. Время от времени он нажимал на кнопку крупного плана и рассматривал детали.
— Это крышка саркофага, — пояснил он и увеличил изображение. — Видишь надпись?
Несмотря на возраст, буквы были хорошо различимы.
— С VAL МАХ, — прочитала Эбби.
— Гай Валерий Максим, — расшифровал Майкл. Эбби вопросительно посмотрела на него.
— Я не знала, что ты читаешь по-латыни.
— Я ведь окончил грамматическую школу. Еще до того, как все они стали частными. — Он легонько постучал пальцами по экрану. — После того как я ее увидел, я провел кое-какие изыскания. Об этом Валерии сохранились сведения. В 314 году он был консулом. Есть надписи, в которых он значится преторианским префектом при императоре Константине Великом. Что-то вроде начальника штаба. Или консильере, если тебе нравится «Крестный отец». Важная персона.
— Был, пока не получил удар мечом в сердце.
Майкл прокрутил другие кадры — в основном на них были выцветшие, облупившиеся от времени фрески. Он попробовал увеличить надпись. Увы, чем крупнее становились буквы, тем более размытой делалась надпись, растворяясь среди точек-пикселей. Не сумев добиться нужного результата, Майкл со вздохом опустил камеру. Тогда ее взяла Эбби.
— Тебе не кажется странным? — спросила она, задумчиво разглядывая фрески. — Я не вижу никакой христианской иконографии. Никаких крестов или христограмм, ничего даже отдаленно похожего на библейские сюжеты.
— Из того, что я прочел, напрашивается вывод, что в правление Константина в делах религии царила полная неразбериха. Не следует думать, будто в одно прекрасное утро все проснулись и дружно решили стать христианами.
— Вспомни про ожерелье, которое ты мне дал. Ты ведь нашел его в этой гробнице, не так ли?
— Да, оно было запечатано в вазе вместе со свитком.
— На нем христианский символ. С какой стати мертвец, в данном случае Гай Валерий, захотел иметь его рядом с собой в могиле, когда в росписях на христианство нет даже малейшего намека?
Майкл пожал плечами.
— Крещение на смертном одре?
Эбби представила себе, как в грудь человеку с силой впивается острие меча, и передернулась.
— Кстати, коль речь зашла про ожерелье. Оно еще у тебя?
— Нет, его конфисковал МИД.
