Борис Акунин - Пелагия и чёрный монах
При упоминании о мышках Полина Андреевна мельком покосилась на пол, но маленькие соучастницы её недавней кошмарной игры, видно, забились от света и шума по щелям.
— Тебе не нужны араратские святыни! — продолжила свою поразительную речь грозная Лидия Евгеньевна. — Мой раб [здесь она показала на Иону] следил за тобой. Ты не посетила ни одного храма, ни одной часовни! Ещё бы, ведь ты приехала не за этим!
Так вот в чём дело, вот в чём разгадка, поздно, слишком поздно поняла расследовательница. Все версии, и правдоподобные, и маловероятные, ошибочны. Истина фантастична, невообразима! Разве можно было представить, что одна из островных обитательниц пожелает провозгласить себя «Ханаанской императрицей»! Так вот почему блистательная госпожа Борейко поселилась на далёком острове, вот почему она отсюда не уезжает! Спору нет, она прекрасна собой, изящна, даже по-своему величественна. Но в Петербурге она была бы одной из многих; в губернском городе — одной из нескольких; даже в уездном захолустье у ней могла бы сыскаться соперница. Здесь же, в этом мужском мирке, соперничать с ней некому. Местное дамское общество отсутствует вовсе, женщины простонародного звания не в счёт. А приезжие паломницы настроены на особенный, богомольный лад, ходят с постными лицами, укутываются в чёрные платки, на мужчин не глядят — да и зачем, если там, откуда они на время уехали замаливать грехи, кавалеров предостаточно.
Борейко выстроила здесь, на острове, свою собственную державу. И у неё есть свой джинн, свой верный раб — капитан Иона. Вот он, Чёрный Монах, собственной персоной! Стоит с идиотской блаженной улыбкой на выдубленном лице. Этакий безропотно исполнит любую прихоть своей повелительницы, даже преступную. Прикажет она попугать подданных, вселить в их сердца мистический ужас — Иона сделает. Велит убить, свести с ума, похитить — он не задумываясь выполнит и это.
У потрясённой Полины Андреевны сейчас не было времени прозреть до конца возможные мотивы чудовищного замысла, но она твёрдо знала одно: женское честолюбие непомернее и абсолютнее мужского; если же чувствует с чьей-либо стороны угрозу, то способно на любое коварство и любую жестокость. Разъярённую «императрицу» нужно было вывести из заблуждения относительно намерений псевдопаломницы (уж араратские мужчины, да и вообще мужчины, Полине Андреевне точно были ни к чему), иначе в озлоблении Лидия Евгеньевна совершит ещё одно злодеяние. Что уж ей теперь, после всех предыдущих!
Стянутые в запястьях руки потянулись к кляпу, но как бы не так: ловкий моряк соединил ручные путы с ножными, так что дотянуться до тугого узла на затылке было невозможно.
Пленница замычала, давая понять, что хочет высказаться. Получилось жалостно, но Лидия Евгеньевна не смилостивилась.
— Разжалобить хочешь? Поздно! Других я тебе ещё простила бы, но его — никогда! — Её глаза сверкнули такой ненавистью, что Полина Андреевна поняла: эта слушать всё равно не стала бы, она уже всё для себя решила.
Кого Лидия Евгеньевна отказывалась ей простить, Лисицына так и не узнала, потому что обвинительница гордо подбоченилась, простёрла вниз руку жестом римской императрицы, обрекающей гладиатора на смерть, и объявила:
— Приговор тебе уже вынесен и сейчас будет исполнен. Иона, ты сдержишь клятву?
— Да, царица, — хрипло ответил капитан. — Для тебя всё, что захочешь!
— Так приступай же.
Иона пошарил в тёмном углу и извлёк откуда-то железный лом. Поплевал на руки, взялся покрепче.
Неужто проломит голову? Полина Андреевна зажмурилась.
Раздался хруст, треск выламываемых досок.
Она открыла глаза и увидела, что богатырь с размаху проломил борт — и, кажется, ниже ватерлинии, потому что в дыру хлынула вода. А капитан размахнулся и ударил снова. Потом ещё и ещё.
И вот уже из четырёх проломов на пол, булькая, потекли чёрные, масляно посверкивающие струи.
— Довольно, — остановила разрушителя Лидия Евгеньевна. — Хочу, чтобы это длилось подольше. А она пусть воет от ужаса, проклинает день и час, когда посмела вторгнуться в мои владения!
Объявив страшный приговор, госпожа Борейко поднялась по лесенке на палубу. Иона грохотал следом.
Пола было уже не видно — он весь покрылся водой. Полина Андреевна подняла на сиденье ноги, потом с трудом выпрямилась, вжимаясь спиной в борт.
Какая мерзость! Вода выгнала из щелей мышей, и те с перепуганным писком полезли вверх по панталонам приговорённой.
Сверху донёсся злорадный смех:
— Вот уж воистину княжна Тараканова! Закрывай!
Лестница уехала в люк, захлопнулась крышка, в трюме стало темно.
Сквозь доски потолка слышался разговор убийц.
Женщина сказала:
— Дождись на берегу, пока не затонет. Потом приходи. Может быть, получишь награду.
Ответом был восторженный рёв.
— Я сказала: может быть, — окоротила ликующего Иону Лидия Евгеньевна.
Удаляющиеся шаги. Тишина.
В мире, который для госпожи Лисицыной сейчас сжался до размеров деревянной клетки, не было ничего кроме мрака и плеска воды. Обидней всего гибнущей Полине Андреевне сейчас показалось то, что её письмо владыке — пускай ошибочное в своей дедуктивной части, но всё равно многое растолковывающее и проясняющее — утонет вместе с нею. Так никто и не узнает, что Василиск — не фантом и не химера, а злая игра преступного разума.
И всё же нельзя было сдаваться — до самой последней минуты. Лишь когда все человеческие возможности исчерпаны, дозволяется смириться с неизбежным и довериться промыслу Божию.
Только вот возможности связанной и запертой в ловушке Полины Андреевны были куда как немногочисленны.
Вынуть кляп было нельзя, развязать руки тоже.
Так нужно попытаться распутать ноги, сказала она себе. Опустилась на корточки — и точно, пальцы нащупали на щиколотках верёвку.
Увы: узлы были непростые, а какие-то особенно мудрёные — должно быть, морские — и так сильно стянуты, что ногтями никак не подцепить.
Судя по плеску, вода поднялась уже почти вровень с сиденьем. Где-то совсем близко пищала мышь, но Полине Андреевне сейчас было не до женских страхов. Вцепиться бы в узел зубами! Она скрючилась в три погибели, взялась покрепче за тряпку, что стягивала лицо, потянула книзу — чуть не вывихнула нижнюю челюсть, да ещё от рывка в грудь кольнуло чем-то острым.
Что это?
Спицы, вязальные спицы. Ведь под рубашкой мешочек с рукодельем.
Лисицына быстро сунула руки снизу под рубашку, нащупала торбочку, а выдернуть спицу было делом одной секунды.
Теперь подцепить узел острым металлическим концом, потянуть, ослабить.
Холодная вода лизала подмётки, понемногу просачиваясь внутрь башмаков.
Есть! Ноги свободны!
Руки, правда, развязать не удастся, но зато теперь можно было вытянуть их вверх.
Сначала развязала тугой платок и выдернула изо рта опостылевший кляп. Потом приподнялась на цыпочки, упёрлась сцепленными кулаками в крышку.
Ах! Люк был закрыт на засов. Даже теперь из трюма не выбраться!
Но в отчаянии Полина Андреевна пребывала недолго. Она плюхнулась на колени (в стороны полетели брызги), согнулась и стала шарить по полу.
Вот он, лом. Лежит там, где его бросил Иона.
Снова выпрямиться во весь рост, размахнуться — и в крышку, со всей мочи.
Железо проломило трухлявый люк насквозь. Ещё несколько ударов, и засов выскочил из пазов. Лисицына откинула дверцу, увидела над собой предрассветное небо. Воздух был скучным, промозглым, но от него пахло жизнью.
Вцепившись пальцами в край отверстия, Полина Андреевна подтянулась, оперлась о край одним локтем, потом другим — не больно-то это было и трудно для гимнастической учительницы.
Когда уже сидела на палубе, заглянула в дыру. Там колыхалась чёрная, мёртвая вода, прибывавшая всё быстрей и быстрей — должно быть, пробоины расширились от напора.
Что это за пятнышко на поверхности?
Присмотрелась — мышь. Единственная уцелевшая, прочие потонули. Да и эта барахталась из последних сил.
Гадливо скривившись, чудодейственно спасённая Полина Андреевна свесилась вниз, подцепила ладонью серую пловчиху (оказалась та самая, корнохвостая) и поскорей отшвырнула подальше от себя, на палубу.
Мышь встряхнулась, будто собачка, даже не оглянулась на свою избавительницу, припустила по трапу на берег.
И правильно сделала — палуба осела уже чуть ли не вровень с озером.
Госпожа Лисицына осмотрелась вокруг. Увидела полузатонувшие баркасы, торчащие из воды мачты, догнивающие на мелководье деревянные остовы.
Кладбище рыбацких лодок и шняк — вот что это было такое, вот куда притащил на погибель свою добычу обезумевший от страсти капитан Иона.
Тут же появился и он сам, лёгок на помине.
Из блеклого тумана, покачивающегося над берегом, к трапу медленно двигался массивный чёрный силуэт.
