Доска Дионисия - Алексей Глебович Смирнов
Старые семейные фотографии, дагерротипы, письма по-французски начала века, хозяйственнее записи — все это обрисовывало жизнь богатой помещичьей семьи. Велипольские, в отличие от Шиманских, были крепкими хозяевами и перед революцией были богатейшими помещиками уезда. Перед самой революцией они, переведя за границу капиталы, эмигрировали — об этом была запись Гукасова.
«Аннет Велипольская» — было написано на отдельном заклеенном конверте рукой Гукасова. В конверте была фотография красивой, совсем юной девушки в амазонке. Подпись: «Павловск, 1908 год».
Далее были любительские фотографии. Группа на террасе дома и на крокетной площадке. Аннет Велипольская среди молодых офицеров и юнкеров. На обратной стороне фотографии надпись: «Стоят у балкона Сергей, Андрей и Григорий Шиманские».
Дальше фотография Григория Шиманского и Аннет. Подпись «1910-й год». Рукой Гукасова: «Год помолвки».
Фотография архимандрита Георгия 1913-го года — молодой красавец-монах с панагией и посохом.
Два письма. Оба помечены 1918 годом одним почерком.
Дорогая Аннет! Оставаться дальше в Вашей глуши небезопасно. Все твои уже давно в Петербурге. Податель сего письма — вполне надежный человек. У нас в Москве относительно спокойно.
Продовольствие у нас есть. На рынке оно достигло удивительных цен. Что с вашим имением? У нас были слухи, что оно не очень сильно пострадало. Гриша, конечно, никуда не уедет — на то его высокий сан и особая миссия, но передай ему, что нам всем очень и очень беспокойно. В теперешние времена и монастырь — не такая верная защита. Впереди все возможно.
Целую, Вера.
Второе письмо:
Дорогой Сережа!
Очень прошу тебя больше не задерживать Аннет. Ее родители и братья очень волнуются. Я уже давно поставила на всем крест. Если можешь, то захвати с собой миниатюры из диванной и складень из моленной маман с мощами. Он всегда помогал нашей семьей. Брату Григорию передай: с ним Господь, и всё в его воле.
Как можно скорей выезжайте.
Твоя любящая сестра Вера.
Приписка Гукасова: «Аннет Велипольская — бывшая невеста Григория Павловича Шиманского — архимандрита Георгия. В начале 1918 года, незадолго до мятежа, вместе с Сергеем Шиманским скрылась из города. Есть сведения, что приезжала в наш город в 1922 году. Местопроживание неизвестно.
Корреспондентка — Вера Павловна Шиманская, умерла в Москве от сыпного тифа в 1918 году. Мистическая фанатичка, одно время жила в качестве послушницы в Покровском монастыре».
Почти во всех папках были обозначены последние отпрыски. Многие скрылись, многие уехали, но многие и остались. На оставшихся значилось: служит в наробразе, служит в губисполкоме. Конечно, такая любознательность Гукасова была неприятна этим людям, которые всячески замалчивали свое происхождение. И, конечно, они доставляли ему максимум неприятностей, распуская слухи о его помешательстве.
Открыв папку Шиманских, Анна Петровна лихорадочно стала перебирать документы не с начала, а с конца. Нет, ничего существенного в последних Шиманских не было. Единственное, что обратило на себя внимание, пакет с надписью: «Совершенно секретно».
Анна Петровна вскрыла ссохшийся клей. Опять излюбленная Гукасовым схема. Надпись: «Северная роза». 1916 г.
Мастер: полковник Сергей Павлович Шиманский /скрылся/.
Архимандрит Георгий — Григорий Павлович Шиманский /расстрелян/.
Полковник в отставке Федор Семёнович Глинский /по слухам, проживает в Женеве/.
Адвокат Франц Францевия Шубке — бывший эмиссар Керенского /убит при подавлении восстания/.
Далее другими чернилами Гукасовым записано: «Франк-масонская ложа существовала в городе с начала 1915 года. Совершенно засекречена. Наиболее крупной фигурой был архимандрит Георгий. Если бы о его участии в ложе узнал Синод, он был бы расстрижен и лишен сана. Восстание 1918 года проходило при участии масонов. Аннет — Анна Степановна Велипольская — была в курсе всего. Сообщено бывшим управляющим Велипольских Павлом Петровичем Сойкиным. Сойкин вскоре был убит при загадочных обстоятельствах, и его дом сожжен с его трупом. Я связываю это убийство с появлением в городе бывшего келейника архимандрита Георгия Шиманского — Ермолая. Ермолай в восстании не участвовал — был где-то в отъезде. Приехал в город в штатском в 1920 году. В 1922 году был арестован за участие в делах кулацкой банды, охотившейся на коммунистов. Выслан на Север».
Анна Петровна отложила в сторону документы и задумалась. В ее руках была большая историческая тайна. Вот одна из тех масонских пятерок, что были созданы и рассеяны по всей России Керенским и Некрасовым и подготовили февральскую буржуазную революцию. Об этом упорно молчал и по сей день молчат все оказавшиеся в эмиграции участники этого прекрасно разыгранного спектакля «превентивной революции», упраздненной Октябрем.
«Ну, что ж, вряд ли я еще что-нибудь узнаю об участниках этой драмы. Гукасов здесь больше тридцати лет этим занимался. Остался только сам Спасский монастырь и старец Ермолай, по-видимому мерзкий злой старикашка, много проливший крови за свою жизнь и все ненавидящий», — и Анна Петровна стала рассматривать другие бумаги рода Шиманских.
Анна Петровна с интересом рассматривала павловские гнутые креслица в биллиардной, черного дерева мебель со сфинксами в кабинете. Были в папке и фотографии портретов предков и родителей Шиманских. Была и общая семейная фотография трех братьев и сестер в отроческом возрасте с родителями. Все три брата были похожи. Удлиненные бледные и нежные лица с тяжелым и надменными подбородками. Сергей был понежнее, поженственнее; Григорий, архимандрит Георгий, наиболее тяжело и непреклонно смотрел в пустоту.
«Да, семейка», — подумала Анна Петровна. Какое-то ощущение опасности промелькнуло в ее сознании, и она, ничего не сообщив племяннице Гукасова, сложила папку Шиманских и Велипольских себе в портфель. Туда же она хотела положить и папку с надписью «Спасский монастырь», но решила оставить ее окончательный разбор на завтра. Единственное, что она извлекла из папки, — это несколько фотографий, и среди них — фотографию соборного интерьера.
«Вот осмотрю монастырь и займусь папкой. Архив же Гукасова над вывезти в Москву, очень интересное явление».
Бегло осмотрев папку Спасского монастыря, Анна Петровна не ждала от нее ничего особенно интересного. В основном — фотографии, и обмеры, и кое-какие записи Гукасова. Все это не сулило ничего нового.
Уходя из дома Гукасовых, Анна Петровна столкнулась в калитке с какой-то старушкой, которая, как ей показалось, посмотрела на нее с любопытством.
«Как все сложно», — подумала Анна Петровна, и ей стало грустно. Она прошлась по старым улочкам, почему-то вспомнила свою юность и как она со своим бывшим мужем, с которым она восемь лет была в разводе, была лет двадцать тому назад в таком же маленьком приволжском городке, и как
