Поручик Ржевский и дама с солонкой - Иван Гамаюнов
Главное – в пылу боя не попасть в засаду, устроенную губернатором. Всеволожский, которого следовало отнести к необученным ополченцам, засаду организовал плохо. Но тем досаднее было бы в неё угодить! Участь губернаторского пленника незавидная – передадут Тасеньке, и из этого плена придётся бежать, чтобы вернуться на поле боя.
В общем, если первый бой окажется проигранным, второе наступление следовало вести на позиции Бенского, танцующего с Софьей котильон. Этот танец, который обычно начинается сразу после банкета, тоже сулил многие выгоды, ведь он самый долгий – более часа, и всё это время дама полностью принадлежит кавалеру.
* * *
Ржевский уже начал представлять себя победителем, но пришлось вынырнуть из мира грёз. Чтобы грёза стала явью, следовало выяснить, как же выглядят соперники: Никодимов и Бенский.
Самый простой способ – самый надёжный, поэтому Ржевский подошёл к одному из помощников распорядителя бала:
– Любезный, а скажите, где сейчас господин Никодимов Пётр… забыл, как по отчеству. Кажется, что мы с ним когда-то виделись у великой княгини Екатерины Павловны.
Конечно, могло статься, что Никодимов был сильно моложе поручика и во времена Екатерины Павловны посещал лишь детские балы, но тогда помощник распорядителя сказал бы об этом. Вот почему Ржевский, изложив просьбу, затаил дыхание: повезёт – не повезёт.
К счастью, просьба не показалась странной и Ржевского повели в соседний зал, обитый деревом на английский манер, где за ломберными столиками уже вовсю шла игра «в дурачки» и гораздо более азартные игры.
«Эх, Фортунушка, как ты пригодилась бы сейчас», – подумал поручик, глядя на метание карт, но Фортуна молчала. Очевидно, была очень занята, ведь её призывали почти все из присутствовавших: кто-то уже сидел за столами, а кто-то пока стоял в толпе наблюдателей, но выказывал намерение присоединиться к игре.
Возле одного из столов толпа особенно сгустилась.
– И где же он? – нарочито сощурился Ржевский, оглядывая собравшихся. Он делал вид, что представляет, как выглядит «старый знакомец» Никодимов даже спустя тринадцать лет, и что просто не может его найти.
– Да вот же, – тихо сказал помощник распорядителя, указав на высокого круглолицего брюнета в маленьких круглых очках, одетого в тёмно-коричневый фрак, пошитый даже лучше, чем у Петушкевича. То есть это была светская птица более высокого полёта!
Ржевский испытал некоторую робость – словно провинциал, вдруг оказавшийся в Петербурге и стыдящийся своего немодного вида, но тут же сказал себе: «Мой мундир пошит не хуже».
– Пётр! – тихо воскликнул поручик, подступив к Никодимову, и панибратски толкнул его в бок. – Не узнаёшь?
– Нет, простите… – озадаченно пробормотал собеседник.
– Но как же! – всё так же тихо продолжал Ржевский. – Мы же виделись в этом же дворце на вечере у великой княгини Екатерины Павловны. Дело давнее, но вечер удался на славу.
– Который именно вечер? – осведомился Никодимов.
– Да тот, где Карамзин читал свою «Историю». – Поручик начал говорить громче. – Там было про Рюрика, а ведь я, Александр Ржевский, веду свой род прямо от Рюрика! Я так и объявил всем, а великая княгиня улыбнулась и сказала: «Историю вашего рода мы в другой раз послушаем».
– Ржевский… – задумчиво повторил Никодимов. – Тот самый поручик?
– Ну вот! Вспоминаешь! – радостно подхватил Ржевский, а со всех сторон на него уставились недовольные взгляды, ведь последние слова он произнёс настолько громко, что мешал игре. – Эх, дружище, как же я рад тебя видеть! – продолжал Ржевский во весь голос, будто отдавал приказы на поле сражения. И плевать на всех недовольных.
Зато Никодимов явно смутился оттого, что заодно с поручиком привлёк к себе внимание:
– Пойдёмте, выберем более удобное место для беседы, – сказал он, выбираясь из толпы.
– Охотно! – всё так же громко отозвался Ржевский, следуя за своей жертвой. План его был прост: сперва притвориться лучшим другом, а затем непоправимо испортить белый шёлковый жилет соперника, и белые панталоны – тоже. Залить их красными вином, коньяком или чем-нибудь в этом роде, что оставляет заметные пятна.
Никодимов с Ржевским пересекли бальный зал и направились в комнату, отведённую для желающих выкурить трубку и побыть в тишине. Комната привлекала ещё и тем, что в углу на столике, крашенном под белый мрамор, стоял узкогорлый графин с неким тёмно-красным напитком и бокалы на подносе.
Поручик, взглянув на графин, сразу подумал: «Годится!» Но тут обратил внимание на ещё одну вещь – светлая «мраморная» столешница опиралась на позолоченную ножку с любопытной деталью в виде трёх престранных существ, которые сидели вокруг ножки лицом к зрителю. Что-то вроде крылатых кошек с головами и грудями девиц.
– Так вы говорите, что были в тот раз на вечере у Екатерины Павловны? – спросил Никодимов, присаживаясь на стул возле того самого столика с графином, а Ржевский всё смотрел на ножку.
Груди у странных существ выпирали прямо под подбородком – вовсе не на животе, как у кошек, – а позолота подчёркивала приятную округлость. До выпирающих частей хотелось дотронуться, но поручик, немного подумав, решил, что это, пожалуй, неприлично.
– Да, был-с, – немного запоздало ответил он и присел на другой стул, напротив собеседника. – Но отчего мы не на «ты»?
– В самом деле! Оставим церемонии, – Никодимов расслабился и даже расплылся в улыбке, отчего лицо у него стало ещё круглее. – По правде говоря, я впервые встречаю здесь человека, который помнит Карамзина.
– Да как же не помнить, если он про Рюрика говорил! – ответил поручик.
– Никому сейчас нет дела до Карамзина, – вздохнул собеседник. – И до всей русской литературы. Куда она движется, здесь никого не заботит. Читают французов, а вот по-русски – нет. Только газетёнки всякие, да изредка – журналы.
– А есть, что читать? – спросил Ржевский, пытаясь вспомнить, когда в последний раз видел книгу. Кажется, как раз перед Отечественной войной.
Он тогда ухаживал за одной барышней, красавицей-брюнеткой, которая любила читать в саду. Стояли чудесные июньские погоды. Она ежедневно выходила с книгой в сад, но из-за настойчивости Ржевского за весь месяц прочла страницы три. Уж точно не больше пяти!
Затем Ржевский отбыл на войну, а барышня книжку вряд ли дочитала, если, конечно, сдержала обещание проливать слёзы каждую минуту до конца своих дней.
– А ты разве не читал Грибоедова «Горе от ума»? – спросил Никодимов.
