Вадим Волобуев - Агент его Величества
В некоторой растерянности ехал он обратно в Нью-Йорк, ощущая себя песчинкой, зажатой меж двух жерновов. Как не прогадать и угодить всем? Это был главный вопрос, который мучил его. Но прибыв на флагманский корабль Атлантической эскадры «Александр Невский», он получил известие, которое заставило его пересмотреть свои планы. Согласно телеграмме, доставленной часом ранее с нью-йоркского почтамта, контр-адмирал Попов выслал в Нью-Йорк двух человек, каковые и должны были прибыть в самом скором времени, если обстоятельства войны не создадут для них непреодолимых препятствий. С явным неудовольствием Лесовский показал эту телеграмму Костенко, немало раздосадованный тем, что дал себя втянуть в какие-то бюрократические склоки.
– Что же вы, милейший? Говорили мне, что отправляетесь в Калифорнию, а сами ждали телеграмму?
– Клянусь вам, не подозревал. Ничего не понимаю. Я имел чёткие указания от его высочества…
– Прошу вас впредь самому разбираться с начальственными распоряжениями, чтобы не ставить меня в неудобное положение.
– Обещаю вам.
В полном замешательстве Костенко вышел из адмиральской каюты. Круговорот событий выбил его из колеи, спутав мысли и планы. Он не знал, как поступить, и в недоумении почёсывал щёку. Впервые с момента выхода из Кронштадта у него зародилось сомнение относительно способности справиться с заданием. Он гнал предательскую мысль, но она возвращалась, словно приступы язвы. Наконец, он решил, что лучшим выходом для него будет остаться в Нью-Йорке и дожидаться гонцов от Попова. Этот вывод не слишком его утешил, но ничего другого ему не оставалось.
Штейн и Чихрадзе выехали на следующий день после прибытия эскадры в Сан-Франциско. Переодевшись в гражданское платье и дав телеграмму в Нью-Йорк, они сели в вагон третьего класса Сакраментской железной дороги и направились в Фолсом, лежавший в тридцати милях к северо-востоку от побережья. Компанию им составляли главным образом военные и фермеры, несколько клерков и золотодобытчиков. Времена были неспокойные, кругом шныряли отряды южан, поэтому все были вооружены.
– Чёрт знает что, – ворчал Штейн. – Совершенно не представляю себе, как мы будем добираться до Нью-Йорка. Мне сказали на вокзале, что ближайшая железная дорога начинается в Иллинойсе, а это добрых полторы тысячи миль отсюда… Ты представляешь, что нас ждёт? – говорил он Чихрадзе. – Горы Сьерра-Невада, безводные пустыни, солёные озёра и тучи индейцев. Даже если каким-то чудом мы не погибнем от жажды или вражеской пули, нам ещё предстоит пересечь целую дюжину штатов, пребывающих в состоянии междоусобной войны. Кто-то, возможно, найдёт это увлекательным, а по мне всё это одна большая авантюра. Не понимаю, о чём думал Попов, отправляя нас в столь безнадёжное предприятие…
– Чего бояться? – улыбнулся Чихрадзе. – Бог не выдаст – свинья не съест.
– Твоя беззаботность удивительна.
Черноглазый грузин весело посмотрел на него и ничего не ответил.
– Утопия, просто утопия, – бормотал Штейн. – Что, если мы попадём в плен? Никто не станет выяснять, кто мы такие – просто вздёрнут на виселице, и вся недолга. Следи за деньгами, – вдруг заволновался он. – Не хватало ещё остаться без гроша в этих диких местах.
Чихрадзе провёл рукой по левой стороне сюртука и одобряюще похлопал Штейна по плечу. Лейтенант затравленно повёл глазами.
– Пропадём, видит бог – пропадём…
– Зачем ты так волнуешься? – удивился гардемарин.
– А ты не волнуешься?
– Нет.
– Восточный флегматизм, – криво усмехнулся Штейн.
Чихрадзе ещё раз пожал плечами.
Поезд долго огибал залив Сан-Франциско, густо обставленный католическими миссиями, ранчо и посёлками рыбаков, затем въехал в плодородную долину. Потянулись бесконечные луга с россыпями жёлтых, красных и белых цветов; на лугах паслись лошади и коровы; ковбои с ружьями у сёдел и мексиканцы в просторных рубахах, сидя на конях, провожали глазами поезд. Тут и там торчали полуразрушенные чёрные скалы, их сменяли ровные ряды виноградных и апельсиновых посадок, за которыми виднелись деревянные крыши особняков и кресты на остроконечных куполах церквей. Деревья здесь были редки, лишь иногда попадались стройные кипарисы да раскидистые орешники. То и дело мелькали живописные озерца, полные уток и прочих водоплавающих птиц.
– Странно, что нет индейцев, – разочарованно заметил Штейн. – Я мечтал взглянуть на этих детей прерий. – Он покосился на Чихрадзе. – Красивый вид, не правда ли? Деревьев вот только маловато… – Он, кажется, слегка унял волнение и теперь мог насладиться путешествием.
– И гор нет, – вставил гардемарин. – Без гор какой вид?
– Будут тебе горы, – усмехнулся лейтенант. – И горы, и пустыни, и полноводные реки. – Он вздохнул и добавил, глядя, как стая уток поднимается с озера. – У нас в Курской губернии сейчас самый сезон. Отец бекасов бьёт. Они у нас крупные, жирные, пальчики оближешь! А ещё фазаны есть, тетерева, рябчики… Бывает, и лось забредает. Мы с отцом всегда, чуть осень, берём ружья и в лес. Удовольствие несказанное! Вообрази – молчаливая чаща, деревья обнесло первой желтизной, под ногами шелестит сухой лист, морозца ещё нет, но уже слегка похолодало, пахнет сырой травой и мхом. Птица собирается в стаи, слышен стук дятла и быстрое порхание птичьих крыльев. Соловьи перелетают с ветки на ветку. Ты идёшь в больших сапогах, ноги слегка проваливаются в мягкую землю, впереди крутится Черныш – это наша гончая – поводит носом, дрожит всем телом, чувствует добычу. Рядом тихое болотце, окружено поникшими ивами и дубками, и кого там только нет! Хрустнешь неосторожно веткой, и ввысь взмывают тучи птиц. Можно бить, не целясь. Но ведь ты – охотник, тебя привлекает азарт. И вот ты неслышно раздвигаешь кусты, взводишь курок, выбираешь добычу – и бац! Один выстрел – и кругом начинается свистопляска. Тучи птиц срываются с застоялой тины. Ты стреляешь ещё и ещё, Черныш мчится вперёд, несётся сквозь заросли камыша и осоки, затем плюхается в воду – ты слышишь этот всплеск – и скоро приносит тебе подстреленного кроншнепа. Ты треплешь его за ухом, а он трётся о твой сапог, довольный, что нашёл добычу. Затем ещё долго бегает вокруг болота, вынюхивая подстреленную дичь, после чего мы возвращаемся домой, предвкушая пиршество и гостей. Как это, право, восхитительно! – Он опять посмотрел на товарища. Тот сохранял молчание, неотрывно глядя в окно. Вид его не выражал никаких эмоций. – Отец мечтает увидеть меня в адмиральских эполетах, – пробормотал Штейн, слегка обескураженный невозмутимостью спутника. – Он не говорил об этом, но я знаю. Если бы не он, я бы не пошёл во флот. Ему хотелось видеть сына морским волком – первым в нашей сухопутной губернии… – Лейтенант усмехнулся. – У него есть связи в морском министерстве, троюродный брат на хорошем счету у Краббе. Но не в этом суть. Он у меня либерал, почитатель великого князя Константина Николаевича. После февральского указа освободил всех крестьян без выкупных, сдал землю и устроился жить на казённое пособие. Все соседи потешались, мать тоже была против, но отца разве остановишь? Решил – как отрезал. Когда я выпустился из училища, то хотел отчислять родителям кое-что из жалованья. Немного, но тоже деньги! Отец не взял. Гордый! Никогда ни от кого не зависел, и теперь не будет. Вот так! Я, конечно, тайком передаю кое-что матери, но всё равно сердце болит. Как-то они там? – Штейн вздохнул и отвернулся к окну. Помедлив, спросил Чихрадзе. – А тебя каким ветром занесло на флот?
– Я вырос на берегу моря, – коротко ответил грузин.
– И что?
Гардемарин неохотно перевёл взгляд на товарища.
– Мне хотелось покорить его. – Он помедлил. – У нас в селе все ловят рыбу; у каждого в доме есть сеть. Но никто не был на другом берегу. Понимаешь? Мы боимся моря. Для нас оно – не источник пищи, а господин. Необоримая стихия. Мне надоело бояться. Я захотел обуздать его.
– И ты решил стать моряком?
– Да.
Они помолчали. Штейн заметил, что своей беседой на непонятном языке они привлекли внимание окружающих. Люди недоверчиво косились на них, поглаживали стволы ружей. Двое военных с эмблемами армии Соединённых Штатов на рукавах, поднявшись с деревянных скамеек, приблизились к русским офицерам.
– Капитан Пирс, – представился один из них. – Могу я проверить ваши документы, господа, и полюбопытствовать, кто вы и откуда?
– Офицеры русской Тихоокеанской эскадры, – быстро ответил Штейн, волнуясь. – Я – лейтенант Штейн, а это – младший офицер Чихрадзе. – Он облизнул губы. – Едем в Нью-Йорк по служебной надобности.
– В Нью-Йорк, – протянул капитан, проверяя их паспорта. – Нескоро же вы туда доберётесь. Не те нынче времена, чтобы колесить по стране. – Он отдал им документы и откозырял. – Опасные нынче времена, что и говорить.
– Другие пассажиры с интересом разглядывали подозрительных иностранцев.
