Сандра Лессманн - Королевский судья
— Вам нужно отдохнуть, милорд, — настойчиво сказал Ален. — Вы не раскроете этой тайны, если усталость лишит вас возможности ясно мыслить.
— Вы правы. Я очень устал. Но эти мучительные головные боли не дают мне заснуть. Может быть, вы пустите мне кровь?
— Мы как раз находимся в благоприятном для кровопускания знаке зодиака, — согласился Ален. — Я сегодня уже несколько раз делал эту процедуру. На прошлой неделе это было бы опасно.
Хотя Ален скептически относился к астрологии, он, как каждый цирюльник, справлялся о благоприятных сроках для кровопускания, которые приводились в специальных календарях. Ответственность за нежелательный исход операции, проведенной при неблагоприятном расположении звезд, легла бы на него. На такой риск Ален идти не хотел.
Он помог судье снять плащ и жилет и заметил, что льняная рубашка Трелонея на спине и под мышками вымокла от пота, хотя уже несколько дней стояла прохладная погода. Когда сэр Орландо засучил до локтя правый рукав, Ален дал ему палку, чтобы тот мог опереться, если у него устанет рука. Проворный ученик уже принес начищенный латунный таз.
Посмотрев на судью, который от боли закрыл глаза, Аден затянул его обнаженное плечо лежавшим наготове шерстяным жгутом и ударил иглой в выступившую вену. Темная кровь с металлическим стуком закапала в таз.
Трелоней молча вытерпел процедуру, опираясь затекшей рукой на палку. Выпустив примерно двенадцать унций крови, Ален промокнул место укола льняной салфеткой и перевязал рану. Ученик поставил миску на скамью и поспешил принести ослабевшему пациенту укрепляющее вино, стоявшее наготове в кувшине.
— Вам необходим покой, сор, — твердо сказал Ален. — Позвать извозчика?
— Нет, благодарю вас, я приехал в своей карете, — слабым голосом ответил Трелоней.
Очень медленно он поднялся со стула. Ален помог ему надеть жилет. На лбу и висках у судьи блестели капли пота. Цирюльник встревоженно смотрел, как Трелоней нетвердыми шагами шел к двери. У него возникло нехорошее предчувствие.
На следующий день в цирюльню Алена вбежал невероятно взволнованный камердинер судьи.
— Мастер Риджуэй! Вы должны немедленно пойти к нам! Мой господин тяжело болен. Скорее всего его отравили!
Сэр Орландо Трелоней проходил все круги Дантова ада, проваливался в кипящие огнем озера, блуждал по вечному льду, над которым завывал жестокий ветер. Тысячами игл холод впивался в коченеющее тело, но уже в следующее мгновение отступал перед жаром раскаленной пустыни. Горела каждая клеточка его тела, глаза, язык, горло, внутренности... Он жаждал прохлады, а кругом пылал нестерпимый жар.
Над ним склонился молодой ирландец, он смеялся над ним. В его руке полыхал коптящий факел, чье пламя лизало обнаженное тело Трелонея, плоть обугливалась. В ужасе он шумел, кричал, отбивался...
Со всех сторон к нему тянулись руки, давившие его вниз. Он боролся с несметными полчищами врагов, пока один из них не пырнул его ножом. Вместе с кровью силы оставляли его, члены становились все тяжелее, тяжелее, наконец отяжелели так, что он не мог ими пошевелить...
— Успокаивается, — услышал он знакомый голос Алена Риджуэя.
— Да, кровопускание понизило концентрацию яда в голове, — объяснил врач Хьюдж. — Это все испорченная кровь.
Сэр Орландо слышал слова, но не понимал их смысла. Чья-то рука приподняла ему голову, губ коснулась чаша. Безвольно он глотнул, хотя вкус зелья показался ему отвратительным. В нем забродил яд, он подступил к горлу и едва не задушил его. В следующий момент его вырвало, но по губам тек только пенистый желудочный сок, так как он уже давно ничего не ел.
— Слишком мало рвотного антимона, — сказал врач. — Я дам ему еще одну дозу сульфата цинка.
Трелоней слышал возражения цирюльника, говорившего, что пациент слишком ослабеет. Но врач все-таки приготовил лекарство и новую клизму.
И снова в теле сэра Орландо вспыхнуло пламя. Сознание замутилось, попыталось отделиться от страдающего тела и улететь туда, где не было боли. Там его ждала Элизабет, его тихая, мягкая Бет... скоро... скоро он соединится с ней...
Глава пятая
Ален очень не хотел оставлять больного. Но он понимал, что его силы слабеют с каждым часом и времени терять нельзя. Запыхавшись, он вбежал в постоялый двор «У павлина» и спросил у хозяина мистера Фоконе. Тот провел его в комнату на верхнем этаже, где Иеремия, увидев вошедшего друга, удивленно поднял голову от книги.
— Пожалуйста, пойдемте со мной к сэру Орландо Трелонею, — воскликнул Ален, не здороваясь. — Он тяжело болен. Доктор Хьюдж беспомощен, он дает ему лошадиные дозы всех лекарств подряд, лишь бы только сделать вид, будто он не бездействует. Но я убежден: он только убьет судью. Может быть, вы сможете ему помочь. Это справедливый, богобоязненный человек. Его смерть станет тяжелой утратой для судейства.
— Хорошо, пойдемте, — сказал иезуит, собирая вещи. — По дороге вы расскажете мне про болезнь.
— Уже в День святого Лаврентия он жаловался на головную боль и слабость. Затем у него начался озноб и поднялась высокая температура. По временам он впадает в бешенство, как настоящий безумец.
— Цвет лица?
— Очень красный! Глаза блестят, язык обложен.
— Его рвало?
— Да, один или два раза. Слуги считают, что его отравили, как барона Пеккема. Но два дня назад на коже появилась странная сыпь, и доктор Хьюдж решил, будто у него заразная лихорадка.
— Как он лечил больного?
— Сначала пустил кровь, на третий день повторил кровопускание из шейной артерии. Кроме того, давал ему рвотное и слабительное.
— Верный путь свести пациента в могилу, — язвительно заметил Иеремия.
До Ченсери-лейн они бесцеремонно продирались через толпу торговцев, наемных работников, мусорщиков, а перед домом судьи из красного кирпича встретили доктора Хьюджа.
— А, мастер Риджуэй, хорошо, что вы пришли, — сказал тот, превозмогая усталость. — Я уже сутки на ногах и срочно должен хоть немного поспать. С лордом осталась сиделка. Вы можете ее сменить. Если его состояние не улучшится, пустите еще кровь, Я зайду завтра утром.
Было заметно, что врач торопится уйти.
— Он поставил на судье крест, — прошептал Ален своему другу.
Лакей открыл входную дверь и молча пропустил их. Цирюльник знал дорогу и, движением руки отпустив слугу, провел Иеремию по лестнице с резными перилами на третий этаж. При входе в темную спальню на них дохнуло тяжелым, спертым воздухом. В комнате можно было вешать топор, так как окна были плотно закрыты, а в камине полыхал сильный огонь, как предписал доктор Хьюдж. Считалось, будто свежий воздух больным вреден. Жара должна была способствовать потоотделению, очищая тело пациента от испорченных соков, вызвавших болезнь.
Рядом с кроватью, полог которой был задернут, чтобы туда не проникла ни одна струя прохладного воздуха, сидели две женщины — сонная сиделка и девица с перекошенным ртом, не отрывавшаяся от пялец и одетая в безвкусное серое платье с простым льняным воротничком и белыми манжетами.
— Мистрис Эстер Лэнгем, племянница судьи, — прошептал Ален своему спутнику. — Странная особа! Кажется, ее совсем не волнует, что дядя при смерти.
Он поздоровался с молодой женщиной. Ее голубые глаза посмотрели на него без всякого выражения.
— Позвольте представить вам доктора Фоконе. Он изучал медицину на континенте и хотел бы осмотреть вашего дядюшку.
— Еще один врач? — спросила Эстер Лэнгем, но ее узкое лицо под строгим льняным чепцом осталось неподвижным. — Смотрите, если хотите. Не буду вам мешать.
По знаку Иеремии Ален обратился к сиделке:
— Вы можете идти. Мы пробудем с ним ночь.
Старуха благодарно поднялась и вперевалку вышла из комнаты.
Иеремия проворно перебросил свой плащ через стул, раздвинул полог кровати и посмотрел на больного. Ален слышал, как громко он выдохнул носом. Несмотря на весь свой опыт, иезуит был поражен тем, как плохо ухожен больной. Бритая голова была покрыта влажными язвами. Врач, приложив к коже едкое вещество, вызвал искусственные нарывы, которые с помощью чужеродных тел, в данном случае сухого гороха, оставляли их открытыми до тех пор, пока они не начинали гноиться. Эта процедура должна была пробудить целительные силы организма и исторгнуть болезнь. Откинув тяжелые одеяла, под которыми пациент чуть было не задохнулся, священник увидел на ступнях черные ожоги от раскаленного железа, сделанные с той же целью.
— Инквизиция так не мучает своих несчастных жертв, как эти ученые господа врачи! — сказал Иеремия сквозь зубы.
Он сел на край кровати и осмотрел больного. Трелоней лежал в полной прострации, без всякого выражения на лице, с полузакрытыми пустыми глазами и приоткрытым ртом. Сухая кожа его горела.
Иеремия осторожно развел пальцами потрескавшиеся от жара губы и вытащил язык, принявший коричневый оттенок и обложенный чуть ли не коростой. Гортань была воспалена. Грязная желтая ночная рубашка, в которую был одет больной, прилипала к телу. Несомненно, ее никто не менял. Недолго думая Иеремия разорвал ее, чтобы рассмотреть сыпь. Разной величины розово-красные пятна шли по шее, груди, животу и рукам до самых кончиков пальцев и даже по ногам до ступней. Незатронутым осталось только лицо. Осторожно Иеремия провел рукой по явно увеличенной селезенке. Несмотря на легкость прикосновения, Трелоней застонал от боли. Пульс был очень частым.
