Макс Коллинз - Похищенный
– Лис? – спросила она.
– Мой старый приятель-сокамерник. Главарь банды похитителей. Его люди знают как Лиса.
Кажется, бандиты тоже начали обзаводиться кодовыми именами.
Минз с заговорщическим видом наклонился вперед:
– Он спросил меня, есть ли у меня деньги для выкупа. Я сказал, что есть. Я попросил его подождать на улице, пока моя семья не заснет, пообещав потом впустить его и показать ему деньги.
Возможно, мне не следовало вмешиваться, но я заговорил:
– А не было ли это безрассудством?
– Безрассудством? – Минз посмотрел на меня так, как если бы я был жужжащей мухой.
– Безрассудством, – повторил я. – Он же мог украсть эти деньги.
Он с достоинством приподнял подбородок.
– Лис был моим сокамерником. У воров есть такое понятие, как честь!
Это была неправда.
– О! – произнес я.
– Я повел его вниз, в подвал, достал из тайника коробку с деньгами и высыпал их на стол. Я позволил ему самому осмотреть деньги. Увидев деньги, он сразу обрадовался тому, что они маленького достоинства, купюры старые и потертые, а серийные номера не являются последовательными. Другими словами, Одиннадцатый, Лис убедился, что вы собираетесь вести честную игру. Он дважды пересчитал деньги и был очень доволен тем, что их сумма составила точно сто тысяч долларов.
Я вновь заговорил:
– Где сейчас находятся деньги?
– Уже не в моем доме, – раздраженно проговорил Минз. – Они заперты в сейфе и ждут дальнейшего развития событий.
– Инга, – сказала Эвелин, почувствовав, что раздражение Минза по отношению ко мне усиливается, – сделай мистеру Минзу кофе.
Инга выполнила ее просьбу.
– Я Хоган, Одиннадцатый. Всегда только Хоган. – Минз с удовольствием начал прихлебывать кофе. – Теперь мы в любой день должны ожидать доставки «книги». Как только Лис и его люди убедятся, что полиция не наблюдает за нами, они сделают это.
– Книга? – спросил я.
– Ребенок, – Напомнила мне Эвелин.
Минз посмотрел на меня; его глаза, которые обычно поблескивали, как у Санта Клауса, сузились и стали холоднее комнаты, где мы сидели, хотя она была сущим холодильником.
– Для шофера вы задаете слишком много вопросов.
– Раньше я был полицейским, – сказал я.
Эвелин взглянула на меня.
– Миссис Мак-Лин решила, – сказал я, – что ее новый шофер должен уметь не только водить машину, но и, учитывая сложившиеся обстоятельства, выполнять роль телохранителя.
– Понятно, – сказал Минз; хотя на лице его вновь появилась озорная улыбка, глаза остались холодными.
– Ну и где вы работали полицейским?
– Вы сами задаете много вопросов, Хоган, – сказал я.
Минз посмотрел на меня с видом невинного младенца.
– Я просто хотел узнать. Пятнадцатый.
– Я Пятнадцатый, – раздраженно проговорила Инга.
– Я Шестнадцатый, – сказал я. – Шестнадцать годков и ни разу не целованный.
Услышав эти слова, он засиял.
– Вы мне нравитесь, Шестнадцатый. Правда. Мы станем хорошими друзьями.
– Прекрасно. Вы видели ребенка?
– Нет, но завтра к этому времени с Божьей помощью мы все его увидим.
Эвелин пролила себе на руку немного кофе.
– Или послезавтра, – сказал Минз, пожав плечами. – Лис обещал скоро привезти его.
– А как насчет денег? – спросил я.
– Каких денег?
– Это кодовое название ста тысяч долларов для выкупа, что лежат в картонной коробке.
– Ах да, – сказал Минз. – Я сообщил Лису, что он не получит свою добычу, пока «книга» не попадет в руки Одиннадцатого в целости и сохранности.
– А он согласен на эти условия? – спросил я.
– Конечно. Он полностью мне доверяет. Не забывайте, что я был его сокамерником.
Минз встал: он был огромным, как медведь-гризли и таким же опасным.
– Я ухожу, а вы продолжайте дежурить.
Сказав это и махнув на прощанье шляпой, перед тем как надеть ее на свою лысую голову, Минз тихо вышел в холодную ночь, где выл ветер, сотрясая хрупкие деревья, как обезумевший муж трясет неверную жену.
Глава 19
Мебели в моей угловой комнате было немного – кровать, тумбочка, небольшой стол, комод. На обоях, там, где когда-то висели фотографии в рамках, картины, зеркала и прочее, были теперь выцветшие пятна. Заколоченные окна дребезжали от ветра, стремящегося проникнуть внутрь, а кое-где это ему удавалось. Нельзя сказать, что было уютно, но простыни на кровати были свежими и одеял достаточно, поэтому я благодарил Бога и Гаса, смотрителя, за эту небольшую милость. Я разделся до нательного белья, пожалев, что не надел теплых кальсон, и забрался в постель. В голове моей кружились всякие мысли, но день был длинным и утомительным, и вскоре я заснул.
Проснулся я столь же быстро, когда – не знаю точно, сколько времени прошло, – дверь моей комнаты со скрипом открылась и на пороге встала маленькая женская фигура; свет, падающий из коридора, делал ночную рубашку совсем прозрачной, и по нежным объемистым очертаниям верхней половины я понял, что фигура принадлежит Эвелин.
– Нейт, прошептала она. – Ты не спишь?
– Конечно, не сплю, – сказал я, поднимаясь. Я и в самом деле не спал, ведь она меня разбудила.
Она закрыла дверь, и в комнате стало совсем темно. Я едва различал в темноте ее фигуру; она стояла рядом, возле моей кровати, но я скорее чувствовал ее, чем видел. И прежде всего потому, что от нее исходил приятный запах, чудесный аромат цветущего жасмина. Потом чиркнула спичка – и она зажгла красную свечу, стоящую на тумбочке, – лампы в моей комнате не было.
Она стояла передо мной в мерцающем свете свечи, под полупрозрачной черной ночной рубашкой просвечивался контур ее красивых грудей, розовые кончики которых глядели на меня широко открытыми глазами. Такими же широко открытыми глазами смотрела на меня Эвелин, только лицо ее почему-то было бледным и встревоженным.
– Нейт, – сказала она, прости меня за это вторжение.
Я отбросил одеяла в сторону.
– Ты прощена.
Она забралась в постель, и я накрыл одеялами ее и себя заодно.
Она дрожала.
– Ты замерзла, – сказал я.
– Нет, – сказала она.
– Тогда почему ты дрожишь?
– Ты будешь смеяться?
– Не буду.
– Я... Я уже легла, почти заснула, когда услышала шаги по лестнице. Мне стало интересно, кто это поднимается. Вначале я подумала, что это Инга, но звуки шагов миновали комнату Инги и стали приближаться к моей.
Она прижала к себе одеяла. Я обнял ее: она дрожала, как испуганная лань.
– Когда они... эти шаги, приблизились к моей двери, они смолкли. Я подумала, что тот, кто стоит за дверью, сейчас войдет в мою комнату. Я подумала, что, может быть, это ты... после вчерашней ночи решил устроить полуночное свидание...
– Я не выходил из своей комнаты, Эвелин.
Она кивнула, как будто уже знала это.
– Напротив моей комнаты расположен вход на лестницу, ведущую на третий этаж, – он закрыт. Я даже не знаю, где ключ. Я слышала шаги, поднимающиеся по этой лестнице. Потом я слышала шаги надо мной. Над потолком моей комнаты.
– Может, это Инга?
– Не думаю. Я встала, вышла в коридор. Двери ведущие на третий этаж, были закрыты.
– Это не я расхаживал наверху. Не думаешь ли ты, что Минз мог вернуться по какой-то причине?
Она покачала головой.
– Не знаю. Смотритель здесь не живет. У него есть небольшой дом в Брэдли Хиллз. Зачем ему здесь бродить?
– Если ты беспокоишься...
– Может быть, это один из похитителей проверяет нас?
– Возможно.
Она повернулась ко мне: ее красивые глаза все еще были испуганными.
– Можно, я останусь у тебя?
– Уговорила. А как насчет Инги? Тебя не беспокоит, что она может подумать?..
– От Инги у меня нет секретов. Мы можем загородить дверь?
Я сказал, что можем; вылез из постели, пододвинул к двери комод, вытащил пистолет из саквояжа и положил его на тумбочку.
– Подвинься, – сказал я ей. Я хотел быть поближе к пистолету.
Она отодвинулась.
– Я ужасная дура.
– Этот дом напугает и Франкенштейна. – Я лег рядом с ней. – Знаешь, возможно, это твое воображение. Возможно, ты спала или слышала какие-нибудь ночные звуки...
– Ночь довольно шумная.
– Конечно. Хорошо бы тебе поспать.
– Пожалуйста, обними меня, Нейт. Обними меня.
Я обнял ее.
– Не задувай свечу.
– Не буду.
– Как только ты меня терпишь?
– Мне нравятся женщины с большими деньгами и большими грудями.
– Ты ужасный.
– Ты действительно так думаешь?
– Нет.
Ставни и окна затряслись под напором ветра; она, охваченная страхом, прижалась ко мне. Я поцеловал ее только для того, чтобы успокоить. Это имело последствия.
– Должно быть, ты меня считаешь ужасной, – сказала она после.
– Совсем нет.
– Ты думаешь, что я пустая. Думаешь, что я глупая.
– Конечно, но только не ужасная.
Она засмеялась – смех ее был хриплым.
– Я становлюсь старой, Нейт. Мои груди начинают свисать.
