Валерио Манфреди - Оракул мертвых
— Вы не знаете, где похоронен профессор Арватис?
— Нет. А почему вы спрашиваете?
— Не знаю. Мне хотелось бы по крайней мере выяснить, как он выглядел. Быть может, на могиле есть его изображение.
— Вероятно. На вашем месте я бы попробовал отправиться на городское кладбище Кифиссии. Вам известно, где оно находится? Нет? — Он достал из кармана ручку, взял бумажную салфетку и стал чертить на ней примерный план. — Вот, мы с вами сейчас здесь, вам нужно будет свернуть на бульвар и ехать по нему до конца, а после повернуть направо, вот сюда. На третьем светофоре — налево… — Он закончил рисовать свою маленькую карту, сложил салфетку и вручил ее Мирей.
— Доктор Псаррос, а проводилось ли вскрытие трупа?
— Я сразу же его затребовал, но на разрешение потребовалось какое-то время. В те дни везде царил такой бардак. И все же вскрытие делали. Я отлично это помню.
— И что оно дало?
— Удивительный случай: мы ожидали, что имеем дело с обширным инфарктом.
— Что же вы обнаружили?
— Ничего. Никаких сердечных нарушений.
— Чем же в таком случае была вызвана смерть?
— Остановкой сердца.
— Это мало что объясняет, насколько мне известно.
— Так и есть. Почти ничего.
— А вы что думаете?
— Ну… какой-то шок… В подобных обстоятельствах мало что можно сказать. Конечно, тот человек, который его привез… Быть может, он способен рассказать о том, что случилось на самом деле, но мне о нем ничего не известно. Возможно, капитан Караманлис его допрашивал… кто знает.
— Благодарю вас, доктор.
— За что? Если выясните что-нибудь, сообщите мне, ладно?
Мирей села в свой взятый напрокат «пежо», намереваясь немедленно отправиться на кладбище в Кифиссии, но часы показывали шесть — наверняка там уже закрыто, как и во всех других коммунальных учреждениях. Однако, если найти сторожа, быть может, за хорошее вознаграждение он впустит.
— За пятьсот драхм я вам и могилу вскрою, сударыня, — проговорил сторож, уже собиравшийся уходить домой, когда Мирей вложила в его руку банкноту.
— Но вы должны проводить меня, — сказала девушка. — Уже темнеет, а я немного боюсь бродить среди могил одна.
Сторож все понял и последовал за ней.
— Вы напрасно боитесь мертвых, сударыня. Вот живые — те, с позволения сказать, сукины дети, а мертвые — нет. Например, мой шурин, которому я пять лет назад одолжил денег на открытие магазина и от которого я до сих пор ни гроша не получил обратно…
В какой-то момент сторож свернул направо и, сделав еще несколько шагов, указал ей на могилу:
— Вот здесь, — произнес он, — покоится господин Периклис Арватис. Я знаю всех своих цыплят, всех до единого.
Мирей стала рассматривать маленький овальный портрет, на котором был изображен пожилой человек с редкими седыми волосами и худым, но полным достоинства лицом. Надпись содержала лишь имя, фамилию и даты рождения и смерти, но перед доской лежал свежий букет цветов, следовательно, кто-то навещал покойного.
— А кто положил цветы? Вы? — спросила Мирей.
Сторож поднял голову и закрыл глаза. Ответ отрицательный. Мирей улыбнулась при мысли о странной манере говорить нет, общей для всех жителей Средиземноморья, от сицилийцев до ливанцев. Он знаком предложил ей следовать за ним к выходу и показал ей несколько цветочных магазинов на другой стороне улицы: не тот, что справа, а вон там, второй слева. Неизвестная женщина время от времени приносила оттуда цветы.
— Время от времени — это как? — поинтересовалась Мирей.
Но этого он уже не знал. Мирей еще раз поблагодарила сторожа, горячо пожав ему руку, а потом пересекла улицу и вошла в цветочный магазин.
Официант сделал себе бутерброд с фетой, оливками и помидором и налил стакан вина. Он всегда так перекусывал, прежде чем отправляться домой. Наконец-то, обслужив стольких клиентов, он сидел за столом и отдыхал, жуя бутерброд и листая газету. Дул сирокко, на улице все еще было тепло, но ясно ощущалось — через несколько дней погода переменится. Спортивная газета выглядела мятой, но еще вполне читабельной, и ничто не расслабляло его лучше, чем просмотр результатов скачек в надежде на выигрыш. Но он проиграл.
Закрыв газету, он стал подсчитывать, сколько уже денег просадил за свою жизнь, ставя на лошадей по воскресеньям и регулярно проигрывая, и вдруг, подняв голову, заметил в дальнем конце улицы медленно движущийся черный «мерседес», который потом остановился перед домом номер 17. Официант подождал, пока из машины кто-нибудь выйдет, но мотор заглушили, фары погасили, а никто не появлялся. Странно.
Через несколько минут, по окончании смены, он отправился домой по противоположному тротуару и прошел мимо автомобиля, заглянув внутрь: никого. Он инстинктивно взглянул на ставню и заметил пробивающийся из нижней щели свет. Он прислонил ухо к двери, но услышать удалось мало: лишь едва различимый шум шагов, постепенно стихавший, словно кто-то удалялся по коридору. Он вспомнил о банкноте в тысячу драхм, заработанной в то утро, и отправился к ближайшему телефону-автомату. Мирей уже добралась до гостиницы.
— Мисс? На улице Дионисиу, 17, зажегся свет.
Мирей, вот уже пару часов как улегшаяся спать, не сразу вникла в смысл полученного сообщения.
— Мисс, вы слышите меня? Это я, официант из бара «Милос». Вы оставили мне чаевых на тысячу драхм, помните?
— Ах да, конечно. Спасибо, друг мой.
— Есть еще кое-что: перед домом припарковался черный «мерседес», но я не видел, чтоб из него кто-нибудь выходил.
— Вы уверены? — спросила Мирей.
— Да, сэр, — ответил официант, забыв, что разговаривает с женщиной.
— Хорошо, спасибо.
— Good night,[30] — сказал официант, повесил трубку и пошел дальше, домой, как и каждую ночь, пешком. Мирей взглянула на часы и собралась было выключить свет и снова заснуть, устав после путешествия и после многочисленных дел этого столь длинного дня, но поняла, что ей представился исключительный шанс, который может больше не повториться, и встала. Несмотря на поздний час и чрезвычайные обстоятельства, она не отказала себе в небольшом количестве макияжа, торопливо оделась, вышла на улицу и, заведя машину, двинулась по практически пустому городу на улицу Дионисиу.
Медленно проехав мимо дома номер 17, она заметила: там действительно горит свет, хотя дверь закрыта на висячий замок. Откуда же вошел хозяин дома? А черный «мерседес»? Он по-прежнему был припаркован напротив входной ставни, внутри — никого. Подъезд дома тоже оказался заперт, и она, сколько ни размышляла, никак не могла понять, в чем тут дело. И все же именно в здешней типографии отпечатали работу профессора Арватиса, а внутри, в половине второго ночи, кто-то есть. Она поставила машину в дальнем конце улицы, за баром, развернув ее так, чтобы как следует видеть «мерседес» и разглядеть его владельца, в случае если тот появится.
Улица была слабо освещена, Мирей даже стало немного страшно. Она сгорбилась, чтобы ее фигуру никто не заметил на фоне сиденья, но не сводила глаз с тонкой полоски света, проникавшей из-под ставни, и с черного автомобиля, припаркованного возле тротуара. На какое-то время она негромко включила радио: ей хотелось чувствовать себя не совсем одинокой, но там передавали только невыносимые греческие народные песни, и она выключила приемник. Боясь задремать, Мирей курила, но время от времени голова ее все же падала на грудь, и она засыпала на несколько минут, после чего сразу же встряхивалась и снова пристально смотрела усталым взглядом на полоску желтого света, на черный силуэт автомобиля. Все казалось ей странным и нелепым: всего несколько часов назад она находилась в своей комнате, в своем прекрасном доме и жила комфортной жизнью, а теперь умирает от усталости и от холода в неудобной машине, взятой напрокат, шпионя возле дома с закрытой ставней.
Без малого в шесть утра, сраженная усталостью, она снова сдалась, опустила голову на спинку сиденья и на несколько минут отключилась. Ее разбудил приглушенный шум заводимого мотора. Она пришла в себя, сориентировалась и взглянула на ставню: свет больше не горел. Зато зажглись габаритные огни «мерседеса», и машина медленно отъехала от тротуара, двинувшись в направлении улицы Стадиу. Мирей завела свой автомобиль, но не стала включать габаритов и на небольшом расстоянии последовала за «мерседесом». На улице Стадиу все стало попроще, ведь там уже было какое-то движение и Мирей могла прятаться за другими машинами.
На светофоре ей удалось встать левее «мерседеса» и украдкой взглянуть на водителя: им оказался мужчина лет за пятьдесят, с загорелым лицом, черными волосами и бородой, отмеченными сединой. На нем был светлый свитер и синий блейзер. Руки, лежавшие на руле, сильные и аристократичные, явно принадлежали не простому человеку. Когда зажегся зеленый, Мирей снова села ему на хвост, соблюдая определенную дистанцию, но не теряя его из виду.
