Александра Девиль - Чужой клад
— Ну, не браните свою милую дочь, — вступилась Елена Никитична. — Видите, девушка и без того растеряна. А что до игры на сцене, так ничего зазорного в том нет. Я вот даже обрадовалась, когда увидела, как славно мой Денис играет.
— Но он мужчина, ему позволительно, — заметила Татьяна Степановна. — А вот Анастасия, баламутка…
— Полно вам, дорогая, — улыбнулась Томская. — Я бы только радовалась, если бы имела такую дочь.
Настя с искренней благодарностью взглянула на Елену Никитичну, а за ее спиной вдруг раздался бодрый голос Дениса:
— Матушка, вы вполне можете иметь Настю своей дочерью, если посватаете ее за меня.
Все три женщины воззрились на Дениса не то удивленно, не то обрадованно. Но никто ничего не успел ответить, потому что в зал вдруг вихрем ворвались Вера и Остап Борисович. За время, пока шла репетиция, они, естественно, успели узнать о приезде благородных вдов и, едва дождавшись, когда из дворца выйдут Теплое и Розумиха, тотчас кинулись засвидетельствовать приезжим свое почтение. Увидев рядом с матерями их детей, авторы ревнивых эпистол в первое мгновение растерялись, но ничто не могло остановить их наступательного порыва. Новохатько, подлетев к Татьяне Степановне, старательно расшаркался и тут же что-то зашептал ей в ухо, искоса поглядывая на Дениса. Со стороны можно было расслышать его особенно настойчиво повторяемые слова: «Это же тот самый!» Вера, чмокнув в щеку Елену Никитичну, взяла ее под локоть и, стараясь увести подальше от Насти, зашептала: «Это же она, та самая…»
Между тем Татьяна Степановна, отбиваясь от Новохатько, с досадой ему говорила:
— Как вам не совестно, Остап Борисович, возводить этакую напраслину! Да ведь Денис Томский спас мою Настю! Полно вам наговаривать, я своим глазам верю больше, чем вашим измышлениям!
Чуть поодаль от нее Елена Никитична столь же решительно отвечала Вере:
— Негоже тебе было писать такое письмо! Ты все-таки Денису свояченица и должна желать ему добра. А кто может быть лучше для него, чем такая девушка, как Анастасия? Она мне сразу понравилась, а ведь я, как известно, людей насквозь вижу.
Вера и Остап Борисович еще не успели понять до конца, что их партия проиграна, как вдруг в зале появился Шалыгин и срывающимся от волнения голосом прокричал:
— Боровичи бежали! Ускользнули из-под носа у наших казаков, вскочили на лошадей и поскакали неизвестно куда!
— Значит, все-таки они… — простонала Татьяна Степановна, которая до этого последнего доказательства все еще таила надежду на невиновность племянника.
— Я знаю, куда они ускакали, — сказала Настя. — В свое имение. Там Заруцкий с его разбойниками помогут им скрыться.
— Их надо догнать! — Денис рванулся к выходу.
— Но за ними уже гонятся казаки и пристав! — крикнул Шалыгин.
Настя кинулась к Денису и, преградив ему дорогу, горячо зашептала:
— Не надо, прошу тебя, умоляю, не гонись за ними! Я не хочу, чтобы ты ловил моих родичей, вступал с ними в перестрелку! Пусть это делают те, кто должен по закону.
— Но Настя… — пытался возразить Денис, отодвигая девушку в сторону.
— Нет-нет! — Она невольно сорвалась на крик. — Пожалуйста, не надо! Не омрачай день нашей помолвки!..
Услышав такие слова, Денис остановился и на виду у всех заключил Настю в объятия.
— Ну вот, они все решили за нас, — с улыбкой вздохнула Татьяна Степановна.
— Нам остается только их благословить, — откликнулась Елена Никитична.
Однако двое в зале были явно раздосадованы таким поворотом событий.
— Только невоспитанная дочь поморского купчины могла согласиться на подобную партию, — прошипела Вера и, взмахнув пышными юбками, повернулась уходить.
За ней двинулся и Новохатько, ворча себе под нос:
— Чего еще ждать от дикой молдаванки с казацкого хутора.
Вдовы повернулись вслед разгневанным «доброжелателям» и сказали почти одновременно:
— А в письмах-то выражали такое почтение!
Глава шестнадцатая
Праздничные заботы
— Что же, выходит, ты не французскую комедию поставил, а английскую? Смело, брат, смело! Этакое новшество и в Петербурге не увидишь! — Кирилл Григорьевич подбоченился, с усмешкой поглядывая на смущенного служителя театральной музы.
— Так ведь это великий Шекспир, как не прельститься такой пиесой, — отвечал Иван Леонтьевич, краснея. — Да и актеры уж больно хороши, подходят для своих ролей так, что грех было и не поставить комедию.
— Кто же эти твои актеры? — поинтересовался гетман. — Из местных или ты где-то нашел иностранцев?
— Героиня из местных. Девица казацко-дворянского рода. А герой… вы его знаете, ясновельможный. Это адъюнкт вашей Академии, дворянин Денис Андреевич Томский.
— Значит, Денис Томский здесь? — Кирилл Григорьевич сделал вид, что удивился, хотя наверняка уже знал о Денисе от Теплова. — А я думал, что наш историк теперь у запорожцев, объезжает тамошние курганы. А позови-ка мне сюда этих… гм, актеров. Хотя, впрочем, поговорю с ними после спектакля. Они небось волнуются?
— Да, ваше сиятельство. После таких событий, как здесь были…
Кирилл Григорьевич уже слышал об убийствах возле лесного озера. Теплов, доложивший ему об этом, постарался, как мог, приукрасить свою роль в поимке преступников. А роль его заключалась только в том, что он послал солдат вдогонку за Боровичами. Погоня, однако, вышла неудачной, — в том смысле, что преступников не удалось доставить живыми и пригодными для допроса и суда.
Подробности ужасной истории сейчас обсуждали все жители Глухова — от знатных дворян до нищих оборванцев. В погоне участвовали и казаки, и солдаты, и приставы, — и, разумеется, при таком числе преследователей никакая тайна бы не сохранилась. Все уже знали, что перед большим оврагом возле речки Есмани лошадь Ильи была подстрелена кем-то из казаков, и тяжеловесный пан Борович так неудачно рухнул на землю, что сразу же лишился чувств от боли. Гликерия, оглянувшись на мужа, отчаянно крикнула и выстрелила в преследователей, но останавливаться не стала, помчалась дальше. Выстрел ее, однако, не пропал даром: пристав получил рану в плечо. Эта рана удвоила рвение служителей правосудия, и они еще быстрей помчались за отважной злодейкой. Возле речки Гликерия спешилась и вскочила в воду. На другом берегу были густые заросли камыша и ивняка, за ними начинался лес и, если бы беглянка благополучно переплыла речку, то скрыться от погони ей было бы нетрудно. Как только Гликерия очутилась в реке, загремели выстрелы, и вода вокруг беглянки вспенилась маленькими фонтанчиками. Наверное, один из выстрелов достиг цели, потому что голова преступницы исчезла под водой. Когда рассеялся дымок от выстрелов, преследователи стали осматривать все пространство вдоль берега, нырять, шарить по дну. Течение в этом месте было быстрым, дно речки — илистым и темным, а потому обнаружить тело Гликерии не удалось. Это породило слухи о том, что злодейка могла спастись и уйти от правосудия с помощью своего отца. Были посланы гонцы в имение Боровичей, но Заруцкого там не оказалось; Харитон Карпович вместе с его сообщником Василем исчезли в неизвестном направлении.
Теперь в руках правосудия оказался только Илья, да и тот был без сознания. Теплов приказал везти его в Нежин, дабы не вызывать лишних кривотолков в Глухове.
К приезду гетмана в его столице был наведен внешний порядок, но слухи и всеобщее возбуждение унять было невозможно.
Услышав обо всем лишь в самом кратком изложении, Кирилл Григорьевич не стал подробно разбираться в происшествии, отложил это дело до окончания праздника, устроенного в честь его приезда.
Гетман выглядел веселым, и, казалось, всецело был поглощен театральным представлением. Только Наталья Демьяновна, да Теплое, знавший Кирилла Григорьевича с отроческих лет, догадывались, что за внешней веселостью скрываются неотступные и, может быть, тяжкие раздумья. Улыбка гетмана порой становилась натянутой, взгляд — неподвижным, а рука, небрежно свисавшая с подлокотника кресла, вдруг сжималась в кулак. Этот вельможа в напудренном парике, в модном вышитом камзоле с кружевными манжетами, казался залетной райской птицей в краю, где был рожден двадцать семь лет тому назад. Но в душе его сохранилась привязанность к родным корням, внушенная то ли матерью и старшим братом, то ли самим духом земли, на которой жили его предки.
Увезенный с Украины в детском возрасте, Кирилл Разумовский обучался в университетах Германии и Франции, после чего получил должность президента Российской академии наук, имея от роду восемнадцать лет. Но, несмотря на столь юный возраст, бывший казак взялся задело старательно. С годами он приобрел в суждениях уверенность и твердость, требуя от ученых практических результатов работы. Как некогда Петр I, Кирилл Разумовский утверждал, что за словами ученых о неограниченном поиске истины и свободе дискуссий скрывается «желание получать побольше денег, но поменьше работать».
