Дороти Иден - Темные воды
Однако ни один из странных эпизодов, и даже испуг Нолли в роще, не казался настолько угрожающим, как сегодняшняя имитация птицы.
Или, может, Фанни испытывала это чувство просто потому, что так устала и вымоталась, и испытала такое разочарование по поводу своей отмененной поездки в Лондон. Потому что она была так одинока…
Ей не к кому было обратиться кроме Адама Марша. Следует ли ей обращаться к нему? Может ли она доверять ему? Она все еще помнила предложение из его письма к ней:
— Если у вас возникнут какие-либо сомнения…
В настоящий момент у нее было слишком много сомнений. Она не знала, имели ли они отношение к тому, на что он ссылался, однако, подчиняясь непреодолимому желанию, она на цыпочках прошла в свою комнату и достала из бюро писчую бумагу.
«… Я беспокоюсь не за себя, за детей. Кто-то намеренно пытается запугать их. Нолли уже больна. Я не могу оставить ее и поехать в Лондон. Интересно, понравится ли это нашему мучителю, этого ли он добивался? Я признаюсь сейчас, что никогда не была окончательно убеждена в том, что смерть Чинг Мей последовала из-за ее случайного столкновения с бежавшим заключенным. Думаю, что кому-либо вне семьи следует знать, что мой кузен Джордж более серьезно болен, чем это может показаться. Семьи бывают слишком заинтересованы…»
Излагая свои тревоги на бумаге, она почувствовала сильное облегчение. Она закончила письмо, размягчила воск на пламени свечи, запечатала конверт, затем опустила письмо в карман, чтобы позже решить, каким образом надежно доставить письмо Адаму. Она не могла оставить его в холле, чтобы его забрали вместе с остальной почтой. Каждый захотел бы узнать, почему она пишет Адаму Маршу.
Закончив это письмо, она начала писать письмо с извинениями мистеру Крейку. Она умоляла его написать ей и рассказать все, что он может, о ее родителях. Возможно, позже она сможет посетить его. Об отправке этого письма беспокоиться не следовало. Дядя Эдгар обещал проследить, чтобы оно было отправлено утром в первую очередь.
Поднялся ветер, и начался дождь. Лето кончилось, начали падать листья. При таком ветре земля к утру будет покрыта их ковром, и озеро тоже будет забросано тонущими листьями. Приближались туманные дни и долгие темные ночи. Именно тогда дом действительно пробуждался к жизни, не от огней, праздников и веселья, но со своими многообразными скрипами и вздохами во время сильных ветров, дующих над вересковыми пустошами, с отражением луны в незанавешенных окнах и с колебанием пламени свечей под сильнейшими бесплотными вздохами. Фанни вздрогнула. Она любила полные внутренней жизни зимы, но эта, наступающая, внушала ей ужас. Она не могла предвидеть ее конца.
К утру Нолли стало лучше. Она выпила немного теплого молока и пристально посмотрев на Фанни с тенью своей прежней язвительности, сказала:
— Оставайтесь здесь около меня! Все время! — и снова заснула, на этот раз глубоко и спокойно.
Мелкий дождь все еще лил к середине утра, когда влетела Амелия, промокшая и в плохом настроении. Она выезжала верхом, а Адам ее не встретил.
Фанни в изумлении взглянула на нее.
— Вы хотите сказать, что встречаетесь с мистером Маршем, когда выезжаете верхом?
Амелия кивнула.
— Конечно. Мне никогда не нравилось ездить верхом в одиночестве. О, Фанни, не смотрите на меня с таким потрясенным видом. Мы в конце концов живем в прогрессивном девятнадцатом веке. Или вы ревнуете?
— Так ваши встречи никогда не были случайными?
— Вересковые пустоши немного великоваты для случайных встреч, не правда ли? Нет, он обычно ждет меня у Высокого Холма. Но сегодня он не приехал, трус. Конечно, не из-за того, что он боится маленького дождика.
Пальцы Фанни все плотнее сжимались на письме в ее кармане, зло сминая его. Он сказал «Если у вас когда-либо появятся сомнения». Что же она теперь испытывала, как не самые жалкие сомнения?
— А он поощряет вас… довериться ему? — спросила она.
— Конечно. Я рассказываю ему все. Он так замечательно сочувствует, Фанни. Я полагаю, что на самом деле влюблена.
— Полагаете! — презрительно сказала Фанни. Амелия нахмурилась:
— Как можно быть абсолютно уверенной в таких вещах? Вы могли бы быть уверенной?
— Нет, не могла бы, — покраснев, признала Фанни. — Иногда я не знаю, что есть что, любовь или ненависть. Или это вообще одно и то же.
— Вчера вечером вы выглядели так, как будто ненавидите всех нас, — согласилась Амелия. — Так что я понимаю, что вы имеете в виду. Ведь я уверена, что на самом деле вы всех нас любите. Даже сводящего с ума Джорджа.
— Я ненавижу того, кто так напугал Нолли, кто бы это ни был, — тихо сказала Фанни. — Кто это был? Я должна знать.
— Тогда не спрашивайте меня. — Амелия чувствовала себя неудобно. — Я считаю, что это была бабушка, правда. Но она хотела позабавить Нолли, а не испугать. А вы устроили безобразную сцену из-за такого пустякового события, Фанни. Мама была очень сердита на вас.
— Болезнь Нолли она тоже считает пустяком?
— Нет, конечно нет. Кстати, как она сегодня утром?
— Лучше, — коротко сказала Фанни. — С ней Дора. Ей нужно полное спокойствие.
— Ей разрешат спуститься вниз на ваш день рождения?
— Я не знаю. Как я могу знать заранее?
— Ох, ладно! — Амелия испустила вздох и зевнула. — Вам повезло, что вы так интересуетесь детьми. Чем я должна заниматься остаток этого ужасного дня? Я ненавижу шить, ненавижу читать, совершенно нечего делать. И этот глупый Адам, не мог выехать из-за дождя!
Когда она ушла, Фанни вынула письмо из кармана и разорвала его на мелкие кусочки. Затем она разразилась слезами, которые ей пришлось торопливо вытирать, когда в дверь постучала Дора, чтобы сообщить, что мисс Нолли проснулась и хочет немного джема. Нигде для нее не было покоя, она даже не могла доверить сочувствующему уху свои проблемы. Амелия украла у нее эту возможность. Казалось, что у мистера Адама Марша пара очень любопытных ушей и он наслаждается секретами и сомнениями молодых женщин.
— Итак, Фанни, — сказал в этот вечер дядя Джордж, — мы должны быть деловыми людьми. В понедельник вы станете совершеннолетней, и, как я уже однажды упоминал, вы должны написать завещание.
— Но у меня нет ничего…
— Я не хочу напоминать вам о ценности сделанного мною подарка, — прервал дядя Эдгар, — но хотел бы указать, что у этого сапфирового кулона наряду с памятью есть и некоторая денежная ценность. Конечно, вы хотели бы сами решить, кто должен получить его?
И еще маленький китайский верблюд, подумала Фанни с острой болью. Подарок Адама. Конечно, дядя Эдгар совершенно прав, она должна назвать своего бенефициария.
— Я бы хотела оставить кулон и… другие личные вещи Нолли, — без колебания сказала она.
— Я так и думал, что вы это скажете, дорогая. Это замечательный шаг с вашей стороны. Придет день, верю, очень отдаленный день, когда эта девочка поблагодарит вас за это. Еще в завещании, как вы вероятно знаете, непременно нужно назвать доверенное лицо. С чисто практической точки зрения я предлагаю передать эту задачу в мои руки. Если вы согласитесь, мы составим очень простой документ, который можно будет подписать в день вашего рождения.
— Делайте, как считаете нужным, дядя Эдгар.
Она слишком устала после долгого бодрствования у постели Нолли, чтобы ясно мыслить. Все равно, это не имело большого значения. Просто мужчины всегда так страстно стремятся к аккуратности в делах. По крайней мере, кулон она отдаст Нолли задолго до своей смерти. Но верблюд — он останется ее собственностью до конца, не важно, какие воспоминания он будет вызывать.
— Крейк получит ваше письмо и напишет снова, — сказал дядя Эдгар, как будто что-то припомнив. — Я надеюсь, вы забыли всю ту чепуху, которую наговорили вчера. Тетя и я понимаем, что вы устали. Вы говорили, как будто мы все ваши враги. О, я знаю, кто-то сыграл глупую шутку, но не опасную. У вас возникло много догадок, а, моя дорогая? Но все это прощено и забыто.
Ее нужно было прощать! Фанни слишком устала даже для того, чтобы возмутиться по этому поводу. Усталость и безнадежность. Если только у Адама не было личных причин встречаться с Амелией и выслушивать все, что скажет ее словоохотливый язык.
Возможно, так оно и было, подумала Фанни, и ее настроение внезапно переменилось на сильное возбуждение. Он чувствовал, что почему-то все неблагополучно — как он ей и намекал — и следовал своим собственным методам получения информации. Если это так, она должна увидеть его и обсудить все с ним. Зачем мучить себя сомнениями, если десятиминутный разговор может все прояснить?
Она должна поехать верхом в Херонсхолл. Когда? Завтра, когда семья будет в церкви. Если состояние Нолли улучшится, ее можно будет безопасно оставить на три или четыре часа с Дорой и Ханной. Когда по возвращении семейства из церкви обнаружится ее отсутствие, она сможет объяснить, что была вынуждена немного проветриться.
