Бедная Лиза - АНОНИМYС
Правда, у них имелась одна зацепка – если верить таможеннику, Вальфьерно называл себя капитаном американской морской пехоты. Диего задействовал все свои связи, в результате чего выяснилось, что среди американских военнослужащих на военно-морской базе Гуантанамо таковой не значится. Да и что бы делать капитану американской морской пехоты в кубинском поселении Хигуани, где не было ни увеселительных заведений, ни девушек легкого поведения?
– Кстати, мы так и не выяснили, как Алехандро разнюхал про золотую статуэтку Атабей, – сказал Виктор. – А ведь о ней не знали даже жители Хигуани. Сам отец Маурисио, конечно, вряд ли бы проболтался, остается кто-то из его близких.
– Отец Маурисио – священник, ни жены, ни детей у него нет. Единственная сестра умерла десять лет назад, он один… – начал было Диего, но тут же нахмурился. – Впрочем, нет. Есть один близкий ему человек, который живет вместе с ним и уж наверняка знает все его тайны.
Они с Виктором встретились глазами и в один голос воскликнули: «Долорес!»
– Собирайся, едем в Хигуани, – решительно произнес Диего, поднимаясь со стула. Его немного качнуло, но он тут же выправился.
– Погоди, не так сразу, – остановил его Виктор.
Брат возмутился: в чем дело? Что до него, то он трезв, как стеклышко и готов прямо сейчас ехать хоть на край света.
– Дело не в тебе, – сказал Виктор. – Дело во мне. Чтобы спокойно заняться этим делом, мне придется уволиться с завода…
* * *
Им повезло: когда они приехали в Хигуани, отец Маурисио служил обедню.
– Очень хорошо, поговорим с Долорес с глазу на глаз, – решил Диего. – Лишние уши нам не нужны.
Когда они, не стучась, вошли в дом священника, на миг им показалось, что дома никого нет. Однако это было не так. Спустя несколько секунд после их появления в большую светлую прихожую выглянула старая экономка Долорес Бланка. Это была женщина лет шестидесяти, очень полная, но еще бодрая и способная к любой домашней работе. Судя по тому, что руках у нее была ветхая, чуть влажная тряпка, она только что вышла из библиотеки – протирала от пыли книжные полки и стоявшие на них книги, по большей части – душеспасительные.
Секунду она смотрела на двух мужчин с подозрением, прищурившись, потом, узнав, вздохнула, как им показалось, с облегчением.
– Здравствуйте, мальчики, – проговорила она и пошла обратно, переваливаясь сбоку набок, как утка у озера.
– Здравствуй, Долорес, – в спину сказал ей Диего. Он был в полной полицейской форме с погонами, и вид его мог вызвать трепет у любого злоумышленника. Вот только для Долорес он был не грозным служителем закона, а маленьким Диего, которого она знала, когда он еще носился по улицам без штанов, и которого иногда подкармливала лепешками из маниоки.
Экономка, не поворачиваясь, лишь махнула им рукой. Братья переглянулись и последовали за ней.
Просторное помещение в центре дома объединяло в себе библиотеку и кабинет. У окна стоял внушительный письменный стол из красного дерева и крепкий деревянный стул. По обе стороны от входа, словно охраняя его, вдоль стен были расставлены самодельные книжные шкафы, точнее сказать, книжные полки, сколоченные из досок цедрелы. На полках теснились большие и малые книги, одни были в богатых кожаных переплетах, другие – совсем простые, картонные. Книги эти посвящены были разным предметам, от математики до философии, но главное место, разумеется, отдавалось книгам богослужебным и теологическим. Вместе они составляли маленькую, но несокрушимую армию знания, а знание, по твердому убеждению отца Маурисио, являлось неотъемлемой частью христианской веры.
Те же, кто не понимал этого и стремился разделить разум и веру, по мнению отца Маурисио, в вере был нетверд, ибо сказано в тропаре Рождества Христова: «Рождество Твое, Господь наш Христос, озарило мир светом разума».
Таким образом, если посторонний человек попадал в эту библиотеку, ему вполне могло показаться, что это не так библиотека, как некий небольшой храм – и в свете вышеизложенного это очень походило на правду.
Сейчас, впрочем, в храме этом не было служителя, только Долорес и братья-таи́но Виктор и Диего. Экономка, повернувшись к братьям монументальным задом, привычно смахивала пыль с полок и книг.
– Отца Маурисио нет дома, – сказала она, – служит обедню.
– Мы не к нему, – сказал Диего. – Мы к тебе.
Она так удивилась, что замерла на месте, как изваяние с тряпкой в руке. Потом обернулась на них, снова прищурилась маленькими близорукими глазами. Темная влажная кожа ее матово поблескивала, толстые губы приоткрылись, обнажив белые, как сахар зубы – хоть сейчас пиши с нее картину африканской рабыни.
– Как ты познакомилась с Алехандро? – спросил Диего хмуро.
В лице у Долорес не дрогнул ни единый мускул. Некоторое время она молчала, может, пыталась что-то сообразить на ходу, а, может, вспоминала, о ком вообще идет речь, потом, наконец, заговорила. Как, говорите, познакомилась? Да вот тут и познакомилась, в доме, когда тот явился в гости к отцу Маурисио…
– Ты знаешь, зачем он приходил? – перебил ее Диего. Виктор в разговор пока не ввязывался, разумно полагая, что, раз Диего полицейский, он лучше понимает, как вести допрос. – Знаешь, о чем он говорил с отцом Маурисио?
– А то ты сам не знаешь? – сердито спросила экономка и даже махнула в его сторону тряпкой, как бы намереваясь вымести из комнаты вместе с пылью. – За статуэткой Атабей он приходил, купить хотел. Ты же полицейский, если ты не знаешь, то кто знает?
– А откуда Алехандро узнал про статуэтку? – не отставал Диего. – Кто ему сказал? Во всем Хигуани про нее знали только два человека – отец Маурисио и ты…
Конечно, Диего не был уверен, что Долорес знала о золотой богине, но решил пойти ва-банк. И, как показали дальнейшие события, не прогадал.
Услышав вопрос, экономка повела себя странно. Она вздрогнула, потом осела на стул и вдруг залилась горючими слезами, перемежая их печальными всхлипами.
Диего переглянулся с братом, и тот исподтишка показал ему большой палец – попал в точку!
Отплакавшись и успокоившись немного, Долорес рассказала братьям историю своего ужасного падения. И в самом деле, во всем поселении никто, кроме нее и священника, ничего не знал
