Александр Бушков - Дикое золото
– Говорил же я! – с вполне понятным торжеством воскликнул Баланчук. – А Силуянов не верил… Письмо у вас, господин полковник?
– Да, уже доставили. Ознакомьтесь, господа. С одной стороны, проскользнул он у нас меж пальцев… но с другой… – полковник значительно поднял палец. – Быть может, все обстоит не так уж плохо? После самоубийства Енгалычева и провала очередного налета, завершившегося жертвами исключительно с их стороны, они наверняка приутихнут, а то и вовсе откажутся от дальнейших планов. Теперь нужно напрячь агентуру…
Бестужев взял у Баланчука письмо, аккуратно наклеенные на плотную бумагу и расправленные обрывки. Быстро прочитал про себя. Что ж, составлено оно было крайне убедительно – полностью ложилось в эту версию. Вот только имевшиеся у него сведения эту самую версию полностью опровергали. Но сказать об этом он пока что не мог… Значит, вот так. Под угрозой разоблачения не остановились перед убийством. Судя по тому, как оперативно все проделано, задумано было, не исключено, заранее – при первых известиях о провале план стал претворяться в жизнь…
– Что скажете? – ликующе спросил Баланчук.
– Что тут скажешь? – пожал плечами Бестужев, старательно изображая на лице радость. – Жаль, что не попал нам в руки… Но вы, безусловно, правы – теперь известно направление поисков…
– А не пора ли докладывать в Петербург? – потер руки полковник. – Алексей Воинович, мы так долго блуждали в потемках, что сейчас я не могу удержаться, хочется побыстрее донести об успехах… ведь это успех!
– Безусловно, – кивнул Бестужев. – В некоторой степени успех. Я немедленно отправляюсь на телеграф. Простите, господа, у меня свой шифр, таковы уж инструкции…
Однако, выйдя из жандармского управления, он свернул в другую сторону. Старательно проверяясь, прошел пару кварталов, свернул за угол. Не обнаружив за собой слежки, остановил извозчика и распорядился:
– В Николаевскую полицейскую часть, да поживее…
…Великан Зыгало, провожавший его по коридору, выглядел сегодня каким-то необычным – насупленным, словно бы удрученным. Трудно было представить, что на свете отыщутся вещи, способные всерьез удручить незатейливого сибирского богатыря, но Бестужев не стал приставать с вопросами, собственных забот хватало.
Однако он почувствовал что-то определенно неладное, когда навстречу им попался тщедушный – полная противоположность фамилии – Мишкин. У этого в лице тоже наличествовало что-то странное, словно бы на полицейскую часть внезапно обрушилась некая беда, оставив на всех без исключения физиономиях свой унылый отпечаток.
Бестужев вошел в дверь, откуда Мишкин как раз вышел. Пристав Мигуля сидел за столом в расстегнутом кителе, молча глянул на Бестужева, нехотя кивнул в сторону шаткого стула (шаткого, надо полагать, из-за того, что очень уж частенько с ним вместе летели на пол клиенты, коим Зыгало отвешивал свои неопровержимые аргументы во всю силушку), потянулся к откупоренной бутылке с водкой и налил себе треть стакана.
Никаких казенных бумаг на столе на сей раз не было – вместо них красовалась помянутая бутылка, блюдечко с ломтиками сала и разломанной на крупные дольки чесночной головкой. Подобный натюрморт был абсолютно неуместен в кабинете уважающего себя полицейского пристава – средь бела дня, на глазах у подчиненных, будучи в форме?! Бестужев сел, окончательно удостоверившись, что здесь происходит нечто из ряда вон выходящее по здешним меркам.
Одним движением выплеснув водку в рот, Мигуля сглотнул, легонько передернувшись, вместо закуски понюхал очищенную дольку чеснока. Уставился на Бестужева:
– У вас, говорят, успех?
– Так, некоторый… – пожал плечами Бестужев.
Он видел, что Мигуля вовсе не пьян – как недавно Иванихин, находился в состоянии, когда определенная доза спиртного служит скорее аналогией английской чашке овсянки к завтраку…
– А у нас вот несчастье, – признался Мигуля, глядя на ротмистра совершенно трезвыми глазами побитой собаки. – Петеньку Сажина убитым нашли. У нас тут, знаете ли, ротмистр, все кому-нибудь да родня, вот и Петенька на моей крестнице был женат. Аглая, бедная, на сносях, а тут такое стряслось…
– Как?!
– Да вот так, обыкновенно, – устало промолвил пристав. – Был человек – и нету… Господин ротмистр, ежели у вас ко мне нет срочных служебных дел, я бы вам, право, был весьма даже признателен…
– Я не уйду, – сказал Бестужев. – Поскольку как раз и пришел поговорить с вами откровенно. По-моему, самая пора.
– Да о чем говорить…
– О деле, – сказал Бестужев решительно. – Сажин знал… и вы знаете что-то такое, что должен знать я.
– Полагаете?
– Да хватит вам вилять, – сказал Бестужев, кладя на стол шляпу (он был в партикулярном). – Ваши с Сажиным расследования имели какую-то связь с самоубийством коллежского асессора Струмилина… вернее, в чем я уже нисколько не сомневаюсь, убийством, замаскированным под самоубийство. И я должен знать, к чему вы пришли, каким образом, почему…
Мигуля молча смотрел на него, иронично щуря печальные глаза.
– Хватит! – сказал Бестужев. – Судя по вашим погонам, вы пришли в полицию не с гражданской службы, а с военной. Следовательно, имеете некоторое понятие об офицерской чести…
– Да уж, позвольте таковое иметь!
– Что ж, я только рад, что вы имеете… – сказал Бестужев. – Ермолай Лукич, хотите, я скажу, что вы так старательно пытаетесь от меня скрыть? Ваше убеждение в том, что к смерти Струмилина и нападению на золотые караваны причастны свои. Точнее, наши. Кто-то, занимающий достаточный пост в охранном отделении или жандармском управлении. Я прав? Не смотрите на меня так. Я, да будет вам известно, самостоятельно пришел к тем же выводам. Правда, мне пока непонятно, кто именно. Но я обязательно его найду. Покойный Струмилин был моим хорошим другом, я учился у него ремеслу… И ничего не намерен оставлять безнаказанным. Мне нечего опасаться, простите. За спиной у меня – Петербург. А вам, как человеку с опытом, должно быть прекрасно известно, какое значение придается сейчас в департаменте генералу Герасимову… Даю вам слово офицера, что я действительно намерен покарать виновного. Невзирая на прошлые заслуги. Ситуация такова, что никакие заслуги не спасут… У вас есть выбор: либо работать со мной, либо… черт, мне просто нечем на вас воздействовать. Я просто буду считать вас человеком, недостойным вашего мундира. Можете рассмеяться над этой угрозой… но чутье мне подсказывает, вы хороший полицейский, вам небезразлично мнение о вашей персоне со стороны…
– А водки выпьете? – спросил вдруг Мигуля.
Не колеблясь, Бестужев протянул руку к стакану пристава, поскольку другой посуды в пределах видимости не имелось, налил себе на треть, залпом выпил и бросил в рот ломтик сала.
– Слово, значит, даете? – протянул Мигуля. – Ох, Алексей Воинович, в мои-то годы столько словес наслушался…
И все же он теперь был другим. Некий перелом произошел. Чувствуя это, отчаянно пытаясь найти верный тон, Бестужев сказал:
– А вы рискните, Ермолай Лукич. Пытайся я что-то затушевать, покрыть, я бы к вам и не пришел вовсе. И Тутушкина искал бы не я, а другие…
– Думаете, они его не ищут? – фыркнул Мигуля.
– Конечно, ищут, – кивнул Бестужев. – И могут найти раньше нас… Вы ведь его тоже пока что не нашли, а?
– Откуда вы знаете?
– Нюхом чувствую.
– Не нашел, – признался Мигуля. – Я, собственно, лишь помогал Петеньке…
– Что с ним стряслось?
– Нашли в меблирашках Покровской, – сказал Мигуля. – Выглядит все так, словно она сначала его ножиком пырнула под сердце, а потом сама зарезалась… только я Петеньку знаю давно. Не позволил бы он девке себя пырнуть, да еще положить с одного удара. И потом, мне-то достоверно известно, что Петя с нею не путался. А была она его негласным сотрудником. Его уж мертвого полураздели да придали такой вид, будто…
– Кто – «она»?
– Анька Белякова, – сказал Мигуля. – Была такая девица…
– Анюта?! – воскликнул Бестужев.
Мигуля впился в него уже лишенным расслабленности, полицейским взором:
– Вы ее знали?
– Да, – сказал Бестужев. – Она-то мне и выдала описание той дамочки под вуалью, что регулярно навещала номер Струмилина, мало того, была там в ночь убийства. Я и пошел к Тутушкину… Значит, Сажин тоже отрабатывал этот след?
Мигуля вздохнул:
– Петя был человеком с большими карьерными амбициями, следует вам знать. Жаждал повторить феерическую карьеру Путилина, да и о вашем Герасимове говорил исключительно в превосходной степени. За пять лет из ротмистров в генерал-майоры – эт-то, знаете ли, впечатляет амбициозную молодежь… Вы вот расспрашивали Ваську Зыгало про гильзу… Значит, догадались, что дело нечисто?
