Юрий Каменский - Чиновник для особых поручений
— Господин генерал-прокурор, я официально заявляю вам, что вышеупомянутые мной лица, замышляют убийство крестьянина Григория Распутина.
И безмятежно встретил бешенный взор министра юстиции.
Глава 10. Эффект бабочки
Он проснулся от ласкового поглаживания по щеке. В спальне, охраняемый тяжёлыми портьерами на окнах, царил уютный полумрак. Поймав руку Наташи, поцеловал её в ладонь.
— Станислав, к тебе офицер.
Глаза распахнулись сами собой. Жена, по утреннему времени одетая в стёганый домашний халат, склонилась над ним.
— Что?! Какой ещё офицер?
Она выглядела растерянной.
— Не знаю. Говорит — посыльный.
Вот те раз! Что же такое стряслось, прах их всех побери?! Он быстро встал, натянул бриджи, сапоги, надел китель и, не застёгивая, направился в гостиную. Сидевший за столом поручик с адъютантским аксельбантом при его появлении поднялся.
— Здравия желаю, господин капитан, — он небрежно бросил к козырьку затянутую в перчатку руку. — Мне приказано вручить вам пакет и довести до Генерального Штаба. Вот, извольте ознакомиться.
Он отработанным движением протянул пакет. Стас небрежно подмахнул талон, вскрыл и пробежал глазами документ.
— …прибыть …для получения нового назначения. Что за бред? Другого времени не нашлось?
Поручик неловко улыбнулся.
— Прошу прощения, господин капитан. Я получил приказ доставить вам пакет и довезти до Генштаба. Там всё объяснят.
— Простите, поручик, — буркнул Стас. — Вас не затруднит обождать немного?
— Разумеется, — спокойно кивнул тот. — Собирайтесь. Я подожду, сколько нужно.
«Не отпуск, а херня какая-то, — растерянно думал Стас, сосредоточенно водя бритвой по намыленной щеке. — Предписание подписано Немыским. И что, спрашивается, за дурацкая спешка?»
И сам себе ответил: «Да что ты голову ломаешь? Ну, потратишь час-два, впереди ещё почти неделя, делов-то».
Но какой-то червячок занудно точил, пресловутая сыщицкая чуйка назойливо скрипела, что тут что-то не так, однако, Стас от неё досадливо отмахнулся. Вариантов-то всё равно нет, ехать по-любому надо. По ходу сориентируемся, не привыкать. Он растёр лицо одеколоном, надел китель и остервенело затянул ремень портупеи.
— Я готов, — кивнул он поручику. — Поехали.
— Станислав, что за спешка? — в больших Наташи глазах плескалась недоумение. — Что всё это значит?
— Не волнуйся, — тихо сказал он. — Разберёмся.
«А ведь она тоже что-то неладное почуяла» — пришла в голову непрошеная мысль.
На улице распогодилось, и солнце, разогнав гнетуще-серую муть, ярко отсвечивало в витринах и окнах домов. Стараясь не упустить такую благодать, по тротуарам неторопливо двигались редкие прохожие. Приткнувшись к бордюру и ровно урча мотором, у особняка их ожидал закрытый автомобиль. Дорога прошла в полном молчании. В Генштабе его сразу провели на второй этаж. Адъютант, сопровождавший его, предупредительно распахнул перед ним дверь кабинета. За столом сидел пожилой полковник с бритой головой.
— Садитесь, капитан, — небрежно махнул он рукой, выслушав доклад. — Ваше отпускное удостоверение предъявите, будьте любезны.
Недоумевая, Стас протянул ему бумажку. Полковник, не глядя, бросил её на стол и пристально посмотрел на опера. Потом повернулся и, выдвинув ящик стола, достал оттуда исписанный лист бумаги.
— Вот рапорт городового Онищенко, что вы вчера на углу Измайловского проспекта и Набережной Фонтанки угрожали дуэлью генералу от инфантерии Каляеву, высказывали намерение пристрелить его на месте. За такие штучки, капитан, и постарше вас фигура под суд угодит запросто. Вы же что это, а?
«Ну, примерно чего-то в этом духе и ожидалось», — подумал Сизов с внезапно нахлынувшей тоской.
— Виноват, господин полковник, я прибыл вчера на Балтийский вокзал утренним поездом, оттуда сразу на извозчике приехал домой. Номер извозчика я не запомнил, но его самого легко узнаю.
Стас совсем не удивился, когда полковник достал из стола ещё одну бумагу.
— Да, нашли мы его уже. Вот, извольте убедиться, он всё подтверждает.
«Ну, ещё бы! — хмыкнул про себя Стас. — Наверное, вы его об этом очень попросили. Одно из двух — или меня тупо выводят из игры, а это может быть только с подачи Столыпина, либо, да чёрт его знает, что тут ещё за игры!»
— Станислав Юрьевич, я жду ваших объяснений, — напомнил о себе полковник.
— Господин полковник, я полагаю, вы проделали такую работу не затем, чтобы брать за основу мои показания.
Полковник, вопреки ожиданию, не разозлился, а только хмыкнул.
— Не надо, сынок, совать голову в разборки сильных мира сего, — тихо сказал он, перегнувшись через стол. — Посиди на гауптвахте, целее будешь.
Если бы такое с ним произошло сразу, как только он сюда попал, Стас бы, наверное, выпрыгнул в окно, чтобы любой ценой предотвратить убийство Распутина. А сейчас он точно знал, что ничего подобного делать не станет. И совсем не потому, что боялся чего-то. Старец не дитя. Зная о своей участи, он пальцем о палец не ударил, чтобы что-то изменить, а просто ждал конца.
Оно ему надо? Да, флаг в руки! Четыре с лишним года, проведённые здесь, не прошли даром. Это только из не очень прекрасного далёка конца XX века казалось, что, зная события наперёд, можно всё повернуть. Врут всё фантасты, и Бредбери врал, как сивый мерин. Ничего отменить нельзя. Ну, почти ничего.
Видимо, полковник нажал потайную кнопку, потому что в кабинет тут же вошли без стука унтер-офицер и двое солдат с винтовками.
— Господин капитан Сизов Станислав Юрьевич? Извольте ознакомиться.
Унтер протянул ему «Постановление об арестовании».
— Распишитесь, пожалуйста, что ознакомлены.
Стас, не задумываясь, подмахнул бумагу.
— Прошу вас сдать оружие.
Он снял портупею с кобурой.
— Куда идти?
И, подав снаряжение унтеру, вышел за дверь и пошёл по коридору, сопровождаемый солдатами. Они спустились по железной лестнице и прошли освещённым коридором. Толстые стены не пропускали звуков извне, в арочных прорезах утоплены глухие двери со смотровыми глазками. Ничего, в сущности, нового для опера, повидавшего и не такие казематы. Наконец, за его спиной с лязгом закрылась железная дверь. В камере было две койки, на одной из них сидел какой-то офицер.
Стас, не замечая что тот что-то говорит, смотрел на зарешёченное окошко. Он вдруг испытал огромное облегчение, словно скинул с плеч неподъёмный груз. Впервые за эти годы ушло давящее чувство ответственности за целую империю. Опер понимал умом, что это неправильно, недостойно, но ничего не мог с собой поделать. Вместе с этим вдруг навалилась чудовищная усталость. Стасу казалось, что ему не хватит сил доковылять до кровати, застеленной грубым солдатским одеялом. Не обращая никакого внимания на что-то говорящего ему кавалериста, Сизов через силу сделал три долгих шага и, повалившись, заснул, едва коснулся жёсткого ложа головой.
Он просыпался медленно, словно поднимался из глубины. Туман, стоящий в глазах, медленно таял, проявляя очертания, а потом и саму обстановку, а, собственно, обстановку чего? И вдруг резко всё вспомнил. Он в камере, его закрыли по надуманному обвинению. Тесть, конечно, постарался, больше некому. Р-рыцарь, бл-ля, без страха и упрёка, морду, что ли, набить Его Высокопревосходительству, когда выпустят? Хорошо бы.
— Ну, и здоровы вы спать, господин капитан.
Стас рывком сел на кровати. На соседней, поджав ноги по-турецки, сидел его старый знакомец по военно-санитарному поезду, поручик Бачей.
— Здравствуйте, поручик. Какими судьбами?
— Ну, слава Богу, узнали, наконец! А попасть сюда нашему брату нетрудно! Дал в морду одной штабной крысе, — усмехнулся тот. — Но крыса, кажется, оказалась крупновата для простого поручика. Неделю здесь загораю, от сна и пошлого безделья опух. А вас, простите, каким ветром?
— Я морду Его Высокопревосходительству пока не набил, — хмыкнул Стас. — Но, кажется, сделаю это, когда отсюда выйду.
— Ого! — удивился Павел. — Уже за намерения сажать начали! Воистину, прогресс не остановить! Сами сознались или они уже мысли читать научились?
— Сболтнул по дурости.
— Эх, что ж вы так! — искренне огорчился драгун.
Стас усмехнулся.
— Да, не расстраивайтесь вы так, Павел. Набью, когда выйду, ничего страшного.
— И на каторгу! — подытожил собеседник.
— Всякое может быть, — кивнул Сизов, которому уже начал надоедать этот бесцельный трёп.
А Бачей, явно, соскучившись по собеседникам, принялся обсуждать возможные аспекты генерального (во всех смыслах) мордобития. Создавая видимость участия в разговоре, Стас погрузился в собственные невесёлые размышления. А весёлыми им быть не с чего.
