Смерть под куранты - Валерий Георгиевич Шарапов
– Погоди, так лучевая болезнь лечится, насколько я в курсе.
– Это не лучевая болезнь, – покачал головой одноклассник. – Это по-другому называется.
Потрясенный услышанным, сыщик не сразу нашелся что сказать. В голове мельтешили какие-то слова утешения, но он понимал, что Макс в них не нуждается.
Журналист тем временем вполголоса продолжал:
– В общем, Ленке не хватало… мужской силы, что ли. Она, конечно, не подавала вида, берегла, так сказать, мое самолюбие, но я-то чувствовал. Она такая красавица, ей хотелось такого… Поэтому я закрывал глаза…
– Закрывал глаза на что? – не удержался сыщик, не очень веря своим ушам. – Продолжи мысль.
– Ну, если она вдруг поздно приходила с работы. Хотя я точно знал, что занятия в школе давно закончились и никаких педсоветов не планировалось. Знал и молчал. Такая вот некрасивая правда.
– Что? Лена задерживалась на работе? Как вы могли так жить? – поразился Стас, складывая негативы в карман. – Это невозможно, это двойная жизнь! Как могли смотреть друг другу в глаза?
– Как-то жили, – обреченно вздохнул Макс. – В жизни вообще есть много такого, чего мы себе до поры даже представить не можем.
– Погоди, а ты пробовал лечиться? Ну, там, я не знаю…
Овечка, подвернувшая копытце
Макс взглянул на бывшего одноклассника так, что у того заготовленные слова застряли в горле:
– Давай не будем развивать эту тему. Ни к чему хорошему это не приведет. Я чувствовал все ее измены по ее… поведению. Как бы это дико ни звучало, но иногда… даже радовался, что она получила то, что заслуживает. Пусть и на стороне. Она всегда возвращалась ко мне, потому что… мы любили друг друга, несмотря ни на что. Как бы странно это ни звучало. Можешь мне не верить.
– Почему, я верю, – выдохнул Стас чересчур поспешно.
– А то, что случилось у нее с бородатым, я чувствовал с самого начала и до конца. Я даже почувствовал, что она беременна. Она стала другой, более молчаливой, задумчивой какой-то. Про тошноту и пигментные пятна я промолчу.
– У меня к тебе еще один вопрос. Думаю, надо выяснить всё до конца. Я слышал, Жанна к тебе неровно дышала. Вроде как ты ей нравился.
– Я это знаю. Она не раз намекала мне, что не против. Но мне это было совершенно не нужно. Сдалась мне эта рыжая толстуха… Квашня квашней.
– Ну, не совсем толстуха, не совсем квашня, скорее – пышечка.
– Правильно, – закивал Макс. – Она ведь не убивала у тебя жену. Хотя косвенно, может быть, и… поспособствовала.
– Вот именно!
– Если ты хочешь сказать, – продолжил прерванную мысль Макс, – что это может быть мотивом, то ошибаешься. Я Жанке сразу дал понять, что ничего у нас с ней никогда не будет. Даже если ей удастся нас с Ленкой развести. В таких вопросах я предпочитаю конкретику.
Стас выключил увеличитель, поставил его на то место, где он и стоял, хотел накрыть простыней, но Макс жестом остановил его:
– Скрывать его не имеет уже смысла. Сейчас ты знаешь то же, что и я. Скажи, мы приблизились к разгадке?
– Как ни странно, нет, – усмехнулся, сыщик. – Мотив по-прежнему остается за семью печатями. Второе и третье убийства – скорее следствие первого. Не было бы первого, не было бы их. Вопрос вопросов – что послужило причиной первого?
– Возможно, ответ на него, как бы это дико ни звучало, знала Ленка. Не зря же она под столом твою Валентину ногой…
– А вот это мы сейчас выясним.
Стас решительно поднялся и направился к выходу.
– Погоди, не спеши, – спохватился журналист. – Не забывай, что для всех я еще пьяный в дупель, и тебе вряд ли чем-то смогу помочь. Ты будешь действовать один.
– Твоя помощь и не потребуется. Я всё, что нужно, сделаю сам.
– Погоди, извини за любопытство. – Макс буквально приклеился к карману брюк сыщика. – Что у тебя в левом кармане. Не пистолет, случайно?
Стас рефлекторно сунул руку в карман и, достав оттуда японский диктофон, протянул Максу.
– Мне Мила вручила, говорит, пригодится в следствии. А я даже не знаю, как им пользоваться.
Принимая диктофон, Макс округлил глаза.
– Ты что, это голубая мечта любого журналиста! – полушепотом заявил он. – Супервещь! Незаменима в любом интервью! У меня такого нет, хотя мечтаю.
– А мне-то как она может помочь?
– Еще как может, ты что! – Макс почти силком усадил сыщика обратно на кровать. – Например, разговариваешь ты с преступником. А диктофон спрятан под рубахой. Он не знает, что ты записываешь его речь, а ты фиксируешь всё в высоком качестве!
– Объясни тогда, как с ним обращаться.
Журналист открыл отсек, откуда выкатились две батарейки.
– Отлично, все укомплектовано. Тут, по идее, ничего сложного нет, – сообщил он, нажимая на кнопки. – Как в магнитофоне. Вот «запись», вот «стоп», вот «воспроизведение», вот перемотка туда-сюда. По стрелке. Вот громкость.
– Погоди, дай закрепить материал. – Стас повторил те же самые манипуляции, что и Макс. – У меня дома есть кассетный магнитофон, в принципе похоже.
– Тогда ты справишься без проблем. Но надо придумать, как тебе его на грудь повесить, чтобы было незаметно.
– Зачем на грудь? – удивился сыщик. – Как пионерский галстук?
– Очень смешно, – с укоризной покачал головой журналист. – Под рубаху, я имею в виду. Чтобы Лёвик не заметил. Только включить не забудь.
Макс окинул комнату взглядом, ища, на что бы повесить диктофон, потом вышел на балкон, отвязал веревку, по которой недавно они оба поднимались, и с помощью ножниц начал отделять тонкие волокна.
Какое-то время Стас молча наблюдал за действиями бывшего одноклассника, потом поинтересовался:
– Ты хочешь, чтоб петля, которая была на шее Жанны, теперь красовалась у меня под рубахой?
– Что тебя смущает? – невозмутимо спросил журналист, перекручивая нити. – Здесь килограммовая плотность не нужна, диктофон весит всего ничего.
– Я о другом, – заметил сыщик. – Это все равно что укрываться одеялом, которым был накрыт покойник.
– Вон ты о чем, – прыснул от смеха Макс. – Не знал, что такой суеверный. Хочешь, я промою нитки? Или послюнявлю, если тебе легче станет от этого. Готов на все!
– Ладно, не юродствуй.
– Теперь давай начнем официальную запись. Заодно и проверим, работает ли. – Макс нажал на красную клавишу. И произнес хорошо поставленным голосом: – Сегодня первое января тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года. Шесть часов двадцать минут утра. Мы расследуем череду загадочных убийств,
