Джанет Глисон - Гренадилловая шкатулка
Когда я вошел в кабинет Чиппендейла, он сидел на высоком табурете и рассматривал вырезанную из дерева позолоченную богиню, а у двери нервно топтался подмастерье Крэгс. Позолоченная резьба сверкала богатым блеском в складках покрывала. На грудь богини падали спутанные пряди волос, она протягивала вперед венок из цветов, но Чиппендейл будто и не замечал ее очарования. Его губы были вытянуты в тонкую линию, обветренное лицо казалось неестественно бледным, подбородок подергивался. Он провел пальцем по холодной гладкой поверхности бедра богини, потом быстро, словно обжегшись, убрал от нее ладонь и отвел взгляд.
— Чья это работа?
— По-моему, Каули, сэр, — ответил Крэгс.
Заметив меня на пороге, Чиппендейл помрачнел еще больше.
— Это ты, Хопсон? Я едва тебя узнал. Уж и не помню, когда ты последний раз соизволил почтить своим присутствием мастерскую.
Я пришел сообщить о своем немедленном отбытии в Кембридж, но его резкий тон сбил меня с толку. Утром, казалось, он был совсем не прочь, чтобы я защищал его интересы перед Фоули, и я ожидал, что, выслушав меня и прочитав письмо Фоули, он безо всяких возражений согласится на мой отъезд. Но теперь, когда я почувствовал его гнев, во мне затеплилась искра надежды. А вдруг он все же не согласится и настоит, чтобы я остался в Лондоне? Тогда я буду избавлен от очередного визита в Хорсхит.
— Если помните, сэр, я был с лордом Фоули…
— Вы только взгляните! — раздраженно перебил он меня, показывая на полулежащую Венеру. — Ее полировка грубее, чем щеки рябой шлюхи с Ковент-Гарден! Поверхность шершавая, на золоте видны комки. Разве могу я доверить такому нерадивому работнику украшение своего столика для проема между окнами? Ему, должно быть, все равно, что покрывать позолотой — царский трон или уличную тумбу.
— Вы правы, сэр, — сказал я, стараясь успокоить его, прежде чем высказывать свою просьбу, — резьба неплохая, но требует доводки. Правда, я уверен, недостатки можно легко устранить.
Чиппендейл тяжело вздохнул и остановил на мне безжалостный взгляд.
— Тебе все нипочем, Натаниел. Да что тебе переживать? Предприятие-то не твое. Твое имя, твоя репутация не пострадают из-за оплошностей таких вот недоумков. Ты привык золотить, выпиливать, делать инкрустации и наивно полагаешь, будто в жизни все так — блеск, роскошь, красота. А вот если бы тебе пришлось, как мне, с детства строгать доски в продуваемом насквозь сарае или махать молотком, забивая гвозди в оконные рамы и двери под проливным дождем, ты, наверно, запел бы по-другому!
Я знал, что мой хозяин бывает вспыльчив, но сейчас его буйная ярость прямо-таки повергла меня в шок. Я старался скрыть свое разочарование; как я уже говорил, еще сегодня утром мы были с ним в сердечных отношениях. Может, он позавидовал мне, как и Партриджу, оттого что я стал пользоваться покровительством Фоули? Моим первым порывом было вступить с ним в жаркий спор — защитить себя, высказать ему все, что я думал о его жестоком обхождении с Партриджем. Но, разумеется, я не посмел. Я боялся, что любая критика с моей стороны окончится моим увольнением, приведет меня к краху, ибо, прочитав письмо Партриджа, я знал, что Чиппендейл вполне способен на такую подлость.
— Возможно, я выразился слишком легковесно. Я по натуре оптимист — таков уж мой характер, — но, смею надеяться, в халатности меня нельзя упрекнуть. Напротив, я всегда, как могу, радею за репутацию и процветание вашего предприятия. Только по этой причине я на протяжении многих часов консультировал лорда Фоули, стараясь не подвести вас.
— В последнее время тебя почти не видно в мастерской. Это, по-твоему, не небрежное отношение к работе?
— Повторяю, хозяин, я был у лорда Фоули. Вы же не забыли, сэр, что он приходил сюда, желая заказать у вас мебель для своего лондонского дома…
— Насколько я помню, это было два дня назад. Неужели нужно так много времени, чтобы дойти до его дома, который находится не дальше мили отсюда. Червяк дополз бы быстрее.
— Хозяин, — произнес я серьезным голосом, — все это время я старался завоевать расположение лорда Фоули — и не напрасно. Вы говорили, что хотели бы получить назад свои эскизы. Общаясь с его светлостью, я выяснил, что сейчас они находятся у него.
Если я надеялся, что упоминание об эскизах успокоит Чиппендейла, я глубоко заблуждался. Под челюстью у него заходили желваки, словно он едва сдерживался, чтобы не выплеснуть свое негодование на Фоули, на меня и на злую судьбу, по вине которой он был до сих пор лишен своих драгоценных эскизов.
— Если они у него, — заговорил Чиппендейл, буквально выплевывая каждую фразу, будто выковыривал жучков из бисквита, — значит, ты должен их забрать. И мне не важно, как ты это сделаешь… Тебе хорошо известно, что благополучие всего, что я создал здесь, зависит от этих эскизов, Натаниел… Я должен получить их назад, чтобы издать новый альбом. Иначе конкуренты обойдут меня, и моя репутация будет загублена. Пожалуй, я отправлюсь туда с тобой.
Мое сердце словно свинцом налилось. Мне стало ясно, что избежать поездки в Кембридж не удастся, но еще больше я испугался, что он и впрямь соберется меня сопровождать. Поехав со мной, он сразу поймет, что его эскизы — лишь предлог, и начнет вмешиваться. И тогда я едва ли смогу заниматься расследованием обстоятельств гибели Партриджа. Я не хочу ехать в Кембридж, но, если иначе нельзя, лучше уж я отправлюсь туда с одним Фоули, без Чиппендейла, который станет контролировать каждый мой шаг.
— Успокойтесь, сэр, — произнес я. — Я пришел сообщить вам, что лорд Фоули выразил желание взять меня с собой в Уайтли-Корт, где сейчас находятся эскизы. Ему очень нужен новый гарнитур для гостиной, и он намекнул мне, что, если я посоветую ему сделать правильный выбор, он позволит мне взглянуть на эскизы и отобрать из них те, что выполнены Партриджем, дабы остальные вернуть вам. Эта задача несложная, и вам незачем утруждать себя долгим путешествием.
Он отвернулся от меня и стал мерить шагами комнату, проводя между пальцами свои жидкие немытые волосы.
— Это правда? Я могу тебе доверять?
В его вопросе прозвучало отчаяние, которого я прежде никогда не слышал. Неужели он так сильно переживает за свои эскизы? Неужели стопка чертежей так много значит для него? Или его смятению есть другое объяснение?
— Лорд Фоули изложил свою просьбу в письменном виде. — Я достал письмо, которое Фоули дал мне утром, и вручил хозяину. Дрожащей рукой Чиппендейл сорвал печать, развернул плотный лист бумаги и, пробежав глазами начерканный на нем текст, бросил его на пол.
— Я вижу, мне не оставили выбора, — отрывисто сказал он. — Когда вы уезжаете?
— Завтра утром.
Чиппендейл поднялся и медленно двинулся ко мне. Почти вплотную приблизив свое лицо к моему, он несколько минут молча смотрел мне в глаза, словно пытался проникнуть в сердцевину моего существа.
— Позволь предупредить тебя, Натаниел, — наконец заговорил он почти шепотом, — все зависит от твоей поездки. Вернешься с пустыми руками, благодарности не жди.
Мгновение я глядел на него не мигая, потом опустил глаза. Эта тихая сдержанность была куда страшнее, чем его громогласный гнев. Я по-прежнему был зол на него за Партриджа, но перед лицом такой угрозы оцепенел, не смея выразить свое возмущение.
— Какая уж тут благодарность, — пробормотал я.
Этого подобия смиренности было достаточно, чтобы он смягчился. Чиппендейл вновь сосредоточил свое внимание на Венере. Мне было дозволено удалиться.
Во дворе я сделал вид, будто иду в мастерскую, но, пройдя несколько шагов, украдкой взглянул на окно Чиппендейла. Он сидел, склонившись за своим рабочим столом — писал или чертил, выводя линии и штрихи медленными, размеренными взмахами пера, судя по движению тени. Довольный тем, что хозяин поглощен своим занятием, я изменил курс. Слева от меня стояла надворная постройка. Я шмыгнул за нее и зашагал по дорожке, ведущей к заднему фасаду дома Чиппендейла.
Дверь в буфетную была приоткрыта. Я остановился на пороге и громко свистнул. Через несколько минут появилась судомойка с ведром помоев. Она не ожидала увидеть незнакомца, притаившегося в тени у раковины, и испуганно взвизгнула, резко качнув ведром, так что помои выплеснулись на ее юбку и каменные плиты.
— Ну вот, смотри, что я из-за тебя наделала, — посетовала она.
Маленькая, коренастая, с сальной кожей и тугим пучком волос на голове, она и без овощных очисток и прочего мусора, которые теперь украшали ее платье, являла собой крайне неприглядное зрелище. От нее исходил тухлый запах застарелого пота, а теперь к нему добавилась вонь помоев. Я попятился к двери, чтобы глотнуть свежего воздуха.
— Простите, мисс, я не хотел вас напугать, — сказал я, делая глубокий вдох. — Давайте помогу вам убрать грязь.
