А. Веста - Алмазная скрижаль
В щеку дохнуло влажным теплом, он чуть повернул голову и встретил немигающий волчий взор. В глазах зверя светились ум и лукавство. Волк шершаво и горячо лизнул его щеку и улегся у постели. В проеме пещеры мелькнул солнечный зайчик. В струях ледяного водопада заиграла радуга. Со спокойным удивлением он подумал, что, наверное, умер. Видение не могло принадлежать миру Земли. Девушка, одетая в прозрачный свет, в мягкое, не слепящее солнце, слегка нагнувшись у низкого входа, вошла в пещеру. Вокруг ее тела струился тонкий радужный покров, но она казалась обнаженной. Длинные серебристые волосы были распущены и ручьями сбегали на ее плечи и спину. Глазам стало больно от непривычно ярких красок, веки отяжелели, и он с облегчением прикрыл глаза.
Он слышал, как девушка подошла, присела рядом. Душистые пряди мягко коснулись его лица. Она погладила рубец у ключицы; место, где навылет прошла пуля. Чувствуя слабое покалывание вокруг заживающей раны и обволакивающее нежное тепло, он заснул почти сразу. Он спал спокойно и глубоко. Во сне ему чудилось, что он лежит, раскинувшись, на летней, полной душистых цветов поляне, среди сказочного леса, и его мягко согревают солнечные лучи.
Яркое солнце играло по стенам пещеры, било лучами-стрелами сквозь ледяной водопад и рассыпало вокруг радужные брызги. Он приподнялся и сел. Глаза на миг ослепли от света за порогом пещеры.
«Будь здрав, Найден!» — громогласно прозвучало в мозгу.
Он, озираясь, сел на постели.
Крупный величественный старик в светлой одежде был похож на античную статую Громовержца. Седые кудри стягивал серебряный венец. Смуглые босые ступни свободно стояли на земле, покрытой крупными кристаллами льда. Все в нем было слеплено с избыточным благородством: продолговатый череп с очень высоким и светлым лбом, прямой тонкий нос, высокие арки глазниц. Лицо было золотистым от загара и неожиданно молодым. Синие ясные глаза под пушистыми бровями искрились весельем. Грудь покрывала широкая, седая бородища. И борода, и белая грива старца заиндевели и искрились. Чуть усмехаясь, богатырь смотрел ему в глаза.
Слегка нагнувшись, в пещеру вошла девушка, та самая… Она положила в ногах постели широкую одежду, сотканную из грубой белой шерсти, и присела на край.
Тело ее сияло сквозь легкое облако. Ветер играл пушистыми светлыми прядями. Между тонких бровей сияла звездочка. Ясные, умные глаза, казалось, вобрали в себя небо. Быстрый взгляд лучистых глаз, и лицо девушки ярко порозовело от смущения, на румяных губах задрожала улыбка. Прозрачные ризы вокруг ее тела стали плотнее и через секунду скрыли ее волшебную красоту. Она вновь едва заметно улыбнулась, видимо прочитав его беспорядочные мысли.
— Ведогона, дочь, — вновь беззвучно произнес старец и указал глазами на девушку. — Она питала твою жизнь через златую нить, от сердца к сердцу. Сейчас мало Солнца, ей трудно. Живи сам!
— Как я здесь… — его хриплый, сухой голос разбил замерзшую тишину.
— Сияна принесла тебя на загривке и положила в этой пещере, — последовал ответ. — Ты был ранен… Смерть уже держала тебя в зубах. Но Сияна услышала ее шаги…
— Римская волчица… спасительница… — Он протянул руку и погладил зверя по загривку.
Старец улыбнулся одними глазами.
— Не надо говорить, только думай, мы слышим тебя. На Ясне мысль слышнее слова.
— Сияна до конца прошла путь животных Терры… — прозвучал в его сознании нежный девичий голос. — Ей внятны речь и мысли. Чутким сердцем она беду и радость различает и первая спешит на помощь. Но она последняя из чудных сих зверей… Тысячелетия назад могучей расой мудрецов, божественных Бореев, были созданы крылатый конь, и белоснежный волк, и птица-сирин, и волшебный лебедь, и благороднейший единорог. И разум, и тела животных тех равно казались совершенны. От диких предков их отличали высокий рост и белоснежный цвет роскошной длинной шерсти. Но верные и добрые созданья перед коварством хищных нелюдей не устояли. Они погибли или одичали во время войн и смут…
— Кто вы? — спросил он мысленно.
— Мы — Веди, — ответил старец. — Ты на Ясне, ты гость святого острова… Я — Бел. И это имя значит Солнце. Оно звучало как Авель, Аполлон, Белун…
Короткие зимние дни мелькали, как светлые всполохи. Он все еще лежал, набираясь сил. Память возвращалась медленно, отдельными яркими вспышками, но с каждым днем он все неотступнее и тверже вспоминал себя, с тоской и томлением думал о Лике, с печалью и жалостью — о матери, с горечью — о Юрке. Однажды он спросил, можно ли было спасти его друга? И получил суровый ответ:
— Нет, он не умел смотреть сквозь пламя…
* * *Старик и девушка были рядом почти неотлучно. Чувствуя его муки обретения памяти, девушка осторожно клала его голову на свои колени и мягкими ласкающими движениями перебирала светлые пряди его волос: за время болезни волосы превратились в золотистую гриву, а борода стала гуще и тверже. Иногда девушка напевала песню, похожую на древнюю молитву, и тогда видения прошлого складывались в осмысленную цепь.
Все это время, кроме чистой воды, налитой в березовую чашу-кап, он ничего не пил. Около его ложа стояла миска, грубо слепленная из необожженной глины. В миске алела зимняя промороженная клюква и брусника, и он изредка пробовал ягоды, но без аппетита. Тело уже не просило земной пищи, но мышцы на удивление быстро крепли, наливались силой и жаждой движения.
Однажды он проснулся раньше обычного. Забытое ощущение могучей, распирающей мышцы силы вернулось к нему. Над Ясной занимался погожий зимний рассвет.
— Вставай, сыне, я помогу тебе одеться, — позвал его Бел.
Он встал, слегка пошатнувшись с непривычки. Старец бережно окутал его широким белым плащом с отверстием для головы, туго опоясал поясом, скованным из серебряных пластин. Получилось подобие просторной, удобной одежды. Старец взял его за плечи и резким движением разогнул их, придав его телу горделивую правильную осанку.
— Теперь пойдем, я покажу тебе нашу Ясну.
Ведогона протянула ему березовую чашу-кап, полную свежего, пахнущего летними травами молока.
— Дажьбожьи внуци млеко творяше мовью, — сказал старик.
Это был очень древний язык. Остатки его сохранились лишь в самых ранних летописях, которые он когда-то изучал… Но он понял все, что сказал ему старец. Среди зимы творить молитвой молоко могли разве только волшебники.
— Пей, Найден. Это дар Ясны тебе, дважды рожденному.
Не чувствуя холода зимы и ледяного покалывания мороза, он босиком шел по заповедному миру, удивляясь окружающим чудесам, как ребенок.
Ясна оказалась гористым островом, затерянным среди непроходимых болот Приполярья. Южный край Ясны, высокий и обрывистый, круто выгнутой излучиной упирался в большое озеро. Веди звали эту округлую песчаную косу Лукоморьем. На заповедном берегу, не смолкая, шумели столетние сосны. Из-под берега летом били родники, но сейчас, остановленные в беге яростным морозом, они недвижно блестели среди камней.
Они шли по дивному миру, петляя среди урочищ и широких заснеженных полян, пробираясь сквозь сумеречные еловые боры и светлые березовые рощи. Веди почти не оставляли следов на рыхлом сверкающем снегу, они и жили, не оставляя грубых следов обитания, поэтому природа их острова казалась девственной, нетронутой. Показывая остров, Бел говорил о том, что природа Ясны лечит и уравновешивает сама себя, и редчайшие виды животных, птиц и растений мирно соседствуют здесь.
В середине острова, окруженные сосновыми борами, темнели невысокие полуразрушенные горы. В складках пород в пещерах и материнских полостях помещался небольшой сад камней. Аметистовые друзы, кристаллы кварца соседствовали с лунниками и прозрачными шпатами. «Такой была вся природа Земли, когда ее еще не грабил человек», — рассказывала Ведогона.
Здесь же, под защитой скал, горело неугасимое пламя. Веди называли его «Огонь Весты».
На следующее утро Ведогона за руку привела его к пламени Весты. Всходило морозное красное солнце. Старец сидел у костра, держа правую руку над огнем. Долгие зимние ночи Бел проводил у священного пламени, но Веди не обожествляли стихий. Этот неугасимый костер был простым и величественным символом жизненного огня и разума. Дул сильный ветер, ярил огонь, шевелил бороду и раздувал белый плащ старца.
— Я нарекаю тебе имя Молник, огненной руной, Молнией Победы ляжет твой путь в полях Яви и Нави. Ты — бессмертный воин Веди. Отец твой Солнце, а матерь — сыра Земля. Все великие и малые создания матери Земли — братья и сестры твои.
В правой руке старца блеснула синеватая сталь. Старец возложил на плечо Молника тяжелый двуручный меч. Взмахнув мечом, он крест-накрест разрубил невидимые тяжи тоски за плечами молодого воина, навсегда отсекая прошлое и зов внешнего мира. Молник даже пошатнулся от силы незримого удара, но устоял на ногах. Ведогона ласково взяла его руку, заглянула в глаза.
