ЮРИЙ МУХИН - СССР имени БЕРИЯ
– Да ты понимаешь, кого обвиняешь?! Да ты не только партбилета лишишься, ты в лагерях сгниешь!
– Товарищ Маленков, я все же считаю, что его нужно выслушать, – не обратил внимания на гнев шефа Суханов.
– Говори! – недовольно разрешил Маленков.
Рюмин начал взволнованно и фанатично:
– Да, товарищ Маленков, я считаю, что Абакумов создал преступную организацию еврейских террористов и эти террористы действуют при его пособничестве…
Маленков злобно хлопнул ладонью по столу.
– Ну, хоть один факт у тебя есть?!
– Ну, выслушайте меня… – взмолился Рюмин.
– Говори! Но только факты, а не этот антисемитский бред!
– Я вел следствие по делу врача-еврея, профессора Этингера. Он был арестован за антисоветскую пропаганду – ну, вместе с сыном болтали про товарища Сталина…
– Да знаем мы об этом, Абакумов прислал в ЦК протоколы допросов,- недовольно скривился Маленков.
– Так вот, этот Этингер вдруг берет и признается на допросе, что неправильным лечением убил товарища Щербакова за то, что тот был антисемитом.
Маленков опешил.
– Ты этого Этингера что – бил?
Рюмин, стуча себя в грудь, поклялся:
– Да я его пальцем не тронул, грубого слова не сказал.
Я про Щербакова вообще ничего не знал – не знал даже, что его Этингер лечил. Я просто так сказал, что они, евреи, только болтать горазды, а он на меня вдруг окрысился – мы вас, антисемитов, под корень изведем, ну и вот это про Щербакова вывалил. Я тут же позвал полковника Леонова – это начальник следственной части, а тот Абакумова, и мы втроем еще раз допросили Этингера, и тот все подтвердил.
– А как он Щербакова убил?
– Щербаков лежал в больнице под Москвой и там у него случился инфаркт, и этот Этингер инфаркт определил, но ничего Щербакову не сказал – не сказал, что нужно лежать и не шевелиться. А вместо этого посоветовал 9 мая – это же был 45-й год, только Победу объявили – съездить в Москву на празднество, дескать, лучше себя почувствуете.
Ну, Щербаков поехал и умер.
– Та-а-к… – протянул Маленков и посмотрел на Суханова.
– Почему мы об этом не знаем?
– Я проверил еще раз, – спокойно подтвердил Суханов.
– В протоколах допросов, присланных из МГБ по делу Этингера, об этом его признании ничего нет.
– В этом-то и дело! – горячо продолжил Рюмин. – Абакумов объявил нас, следователей, неграмотными, поэтому наши протоколы допросов перед отсылкой в ЦК переписывает еврей, полковник Броверман, как он говорит,
«литературно правит». И вы получаете и знаете не то, что было на допросах, а то, что Абакумов с Броверманом считают нужным вам сообщить.
Так и это же еще не все. Абакумов запретил мне допрашивать этого Этингера про убийство Щербакова. И это не все. Этот Этингер сидел у нас на Лубянке, и вот я хочу вызвать его на допрос, а мне из внутренней тюрьмы сообщают, что Этингер переведен в Лефортово. Я – следователь, кто без меня перевел?! Отвечают – по приказу Абакумова.
Делать нечего, я оформляю все эти бумажки, чтобы допросить Этингера в Лефортово, еду туда, а там сообщают – Этингер ночью умер от инфаркта. Как?! Я же его накануне видел, он ни на что не жаловался!
Товарищ Маленков, это факт или нет?!
Маленков задумчиво постукивал карандашом по столу, вспоминая еще свежие в памяти события прошедшей войны.
В партийной иерархии после членов Политбюро и секретарей ЦК наиболее важными считались не должности первых секретарей республиканских компартий, а должности первого секретаря Московского горкома и обкома. В 1938 г. на эту должность был избран очень молодой (37 лет) А.С. Щербаков.
Во время войны Сталин его нагрузил работой, как мало кого грузил. Щербаков руководил не только Москвой, но и Московской областью, был заместителем Сталина в Наркомате обороны, политическим комиссаром всей Красной Армии и руководителем органов военной пропаганды.
Щербаков не снискал любви «советской интеллигенции» вот по каким причинам. С началом войны лучшие представители всех национальностей СССР отказывались от «брони », т.е. от освобождения от призыва, и шли на фронт. Их должности немедленно заполняли еврейские расисты, у которых есть свойство: обосновавшись где-либо, они немедленно начинают тащить к себе соотечественников, давя и увольняя всех остальных. Сложилось положение, которое «интернационализмом» уже никак нельзя было назвать даже условно. Маленкову вспомнились строки из справки Управления агитации и пропаганды от 1942 г., касающиеся положения в московской филармонии:
«…Всеми делами вершит делец, не имеющий никакого отношения к музыке, беспартийный Локшин – еврей, и группа его приближенных администраторов-евреев: Гинзбург, Векслер, Арканов и др… В результате из штата филармонии были отчислены почти все русские: лауреаты международных конкурсов – Брюшков, Козолупова, Емельянова; талантливые исполнители и вокалисты – Сахаров, Королев, Выспрева, Ярославцев, Ельчанинова и др. В штате же филармонии остались почти все евреи: Фихтенгольц, Лиза Гилельс, Гольдштейн, Флиер, Эмиль Гилельс, Тамаркина, Зак, М.
Гринберг, Ямпольский и др.».
Такое положение было везде – в науке, образовании, кино, журналистике. Если в центральной прессе «интернационализм » еще так-сяк поддерживался за счет принятия евреями русских псевдонимов, то, скажем, в малоизвестной англоязычной «Moscow News» редакция состояла из 1 русского, 1 армянина и 23 евреев. Терпеть этот разгул еврейского расизма было немыслимо, это было бы оскорблением всех остальных народов СССР. И в то время борьбу с еврейским расизмом возглавил А.С. Щербаков. Действительно, вспомнил Маленков, к концу войны Щербаков начал жаловаться на боли в сердце, его положили в больницу, но 9 мая лечащие врачи вдруг отменили ему постельный режим, он поехал в Москву смотреть салют и на следующий день после Победы – 10 мая 1945 г. – умер. Любить его еврейским расистам было не за что, следовательно, у них и был мотив убить Щербакова.
Маленков вернул мысли к разговору с Рюминым и спросил его:
– Есть еще что-нибудь?
– Вы про организацию молодых евреев «СДР» какое сообщение от Абакумова получили?
Маленков вопросительно посмотрел на Суханова.
– Что это группа малолетних бездельников-антисоветчиков, и только, – напомнил помощник.
– Ага! А то, что эти студенты-евреи оружие запасали, чтобы убить товарища Маленкова, вы не знаете?
Маленков искренне удивился.
– Меня? Почему меня? .
– А они вас считают главным антисемитом.
Маленков недоуменно покачал головой.
– Что еще?
– У Абакумова штук сто любовниц, и все еврейки.
– Ты что – им свечку держал? – разозлился Маленков.
– Ну, так все говорят, – смутился Рюмин.
– Все говорят! – Маленков хмуро передразнил Рюмина.- Факты нужны, а не сплетни! – кивнул Суханову.- Дайте ему бумагу и пусть все подробно напишет… Про любовниц – не надо!
НАЧАЛО КАРЬЕРЫ РЮМИНА
4 июля 1951 года Маленков обсудил сообщение Рюмина на очередном заседании Политбюро.
– А вот срочный и очень тревожный вопрос об Абакумове, – сказал он, дойдя в повестке дня до Абакумова. – Вы ознакомлены с заявлением товарища Рюмина…
– Это что же получается – Абакумов как-то убил Этингера, чтобы не дать тому рассказать об убийстве Щербакова? – с сомнением уточнил Молотов.
– Что-то не верится в еврейский заговор. Мы помогли провозглашению Израиля, мы помогаем ему сейчас… Почему евреи? Тому же Израилю нет смысла как-то вредить нам, – поддержал сомнения Молотова Сталин.
Но сам Молотов тут же оспорил довод вождя:
– Сионисты стремятся вызвать недовольство евреев в любой стране, а на базе этого недовольства их объединить, и этим создать во всех странах свои «пятые колонны». Они работают с перспективой – сегодня мы им нужны, а завтра их «пятая колонна» сунет нам нож в спину.
– Товарищ Сталин, – усилил доводы Маленков. – Вот само МГБ в сообщении от 4 июля 1950 года докладывает:
«По имеющимся в МГБ СССР данным, в результате нарушения большевистского принципа подбора кадров в клинике лечебного питания Академии медицинских наук СССР создалась обстановка семейственности и групповщины. По этой причине из 43 должностей руководящих и научных работников клиники 36 занимают лица еврейской национальности, на излечение в клинику попадают, главным образом, евреи.
Заместитель директора института питания БЕЛКОВ А.С. по этому вопросу заявил: «Поближе ознакомившись с аппаратом клиники, я увидел, что 75-80 % научных работников составляют лица еврейской национальности. В клинике при заполнении истории болезни исключались графы «национальность » и «партийность». Я предложил заместителю директора клиники БЕЛИКОВУ включить эти графы, так как они нужны для статистики. Они были включены, но через пять дней Певзнером снова были аннулированы.
