Курт Ауст - Второй после Бога
Она получила еще две монеты, и вскоре после этого я поспешил в городскую ратушу.
“Всегда надо бояться худшего, тогда все остальное покажется хорошим”, – любил говорить Сигварт. Худшее уже случилось. Посланец Его Святейшества Папы Климента XI нунций Микеланджело дей Конти был арестован за убийство. Ничего хуже этого случиться уже не могло. Но что делать, если худшее оказывается еще не самым худшим?
Ратуша занимала внушительное новое здание на Ланггатен недалеко от церкви Святой Марии. Она имела два этажа и подвал, где содержались арестованные, оконные проемы в фундаменте этой тюрьмы отвечали за то, что в тюрьму к закованным в кандалы узникам проникали свет, воздух, крысы и грязь, дабы они не забывали о мире, существующем за пределами их узилища.
Я вошел через парадную двухстворчатую дверь и попал в большую приемную, где три писца с перемазанными чернилами пальцами корпели над своей писаниной. Старший поднял голову, и я сказал, что мне надо поговорить с помощником судьи. Писец поинтересовался, в чем заключается моя просьба, я представился и объяснил, что произошло недоразумение. Он вышел из-за своей конторки, подошел к одной из дверей и постучал в нее. Дверь открылась, из нее вышел какой-то человек, он коротко кивнул писцу, надвинул на лоб широкополую шляпу, прошагал мимо меня и вышел в дверь, не удостоив меня взглядом. Но я рассмотрел его. Узнал это длинное лошадиное лицо. Опять он.
Между тем писец вошел в дверь и притворил ее за собой, он отсутствовал довольно долго. Так мне, во всяком случае, показалось.
Тем временем мои мысли, как мухи, кружили вокруг этого лошадиного лица и пытались логически объяснить, почему он снова, уже в третий раз, присутствует там же, где я. Если он следил за нами из самого Фредрикстада, а юнкер Стиг намекал, что за нами кто-то следил, то не было ли это сделано по приказу коменданта Шторма? Может, комендант заподозрил, что за убийством во Фредрикстаде стоял нунций, и человек с лошадиным лицом довел сейчас эти подозрения до сведения судьи? Или юнкер был прав, считая, что кто-то следит за нунцием, либо, чтобы напасть на него, либо, чтобы установить с ним связь? Однако почему кто-то хочет связаться с нунцием? Ведь никто не знает, что он здесь. Что же касается коменданта Шторма, то он не проявил ни малейшего интереса к убийству Юстесена, когда городской судья Мунк и я занимались этим делом. Он лишь разглядывал крепостные стены и нес всякую чепуху о Томасе.
Дверь отворилась, в приемную вышел молодой человек в темной одежде и решительным шагом подошел ко мне, писец едва поспевал за ним. Молодой человек представился: помощник судьи Корнелиусен. Ему нужно поговорить со мной. Я с облегчением улыбнулся, и меня провели в его кабинет, который оказался маленькой, но опрятной комнатой, производившей пуританское впечатление, как и сам молодой человек. Перед тем как последовать за мной, он окликнул длинноволосого растрепанного человека в шапке городского сторожа, отдал ему короткое распоряжение, и сторож – это был не тот, которого я видел ночью, – исчез за дверью.
– Значит, вы секретарь и переводчик этого иностранного торговца? – спросил помощник судьи и показал мне на стул, а потом сел сам.
– Да. – Я достал свои королевские рекомендации. – Его Величество благословил нашу поездку по Норвегии.
Он немного отодвинулся в сторону, чтобы не загораживать себе свет, падавший из окна, и внимательно, несколько раз прочитал письмо, потом положил его на стол и поднял на меня глаза.
– Здесь написано, что этому путешественнику следует помогать и оказывать ему внимание, как высокопоставленному королевскому чиновнику. То есть бесплатно предоставлять в его распоряжение лошадей и суда, а также обеспечивать ему кров у самых знатных горожан. – Помощник судьи поглядел на мои документы, потом снова на меня, его недоверие было очевидным. – А по какой причине этот благородный господин поселился у парусника Лассена?
Я хотел засмеяться, но у меня получилось только какое-то глупое кудахтанье.
– Так он сам пожелал. Хотел жить, как простой человек, как крестьянин или ремесленник.
– Надо быть нищим бездельником, чтобы поселиться у Лассена, – сказал помощник судьи, внимательно разглядывая мою одежду. – У вас плохо с деньгами?
– Нет-нет! – сердито воскликнул я и схватился за пояс. Он удивленно уставился на кошелек с далерами, который я показал ему. – Деньгами ведаю я. Мой господин не понимает нашего языка, и таково было его желание.
– Вы хотите сказать, что он передал в ваше распоряжение все свои деньги? – Помощник судьи взял кошелек и взвесил его на ладони. – Тут не одна сотня риксдалеров, – сказал он, в его голосе слышалось неприкрытое удивление.
– Тут сто тридцать восемь риксдалеров четыре марки и восемь шиллингов, – сказал я. – Мой господин требует полного отчета о наших расходах. Я записываю все расходы и предоставляю ему расписки.
– И эти счета находятся в вашем багаже?
Я весь взмок, пот бежал у меня по спине. Лгать я не умею, а тут глупая ложь завела меня на тонкий лед – потому что никаких счетов у меня не было. Когда секретарь Королевской канцелярии дал мне это письмо, я получил от него также кошелек с двумястами риксдалерами и приказ позаботиться о том, чтобы поездка папского посланника была приятной. Никто не требовал от меня никаких расписок или отчетов, на что были израсходованы деньги. “Позаботьтесь о том, чтобы нунций дей Конти совершил приятную поездку по Норвегии” – таковы были его слова. Таков был приказ. И все.
Потом уже нунций дей Конти заявил, что желает путешествовать инкогнито, чтобы никто не знал, что он посланец Папы. Никто!
– Нет, – с трудом проговорил я. – Я все расчеты держу пока в голове. Наше путешествие только началось, расходы были еще небольшие, записывать нечего.
– Откуда этот господин приехал?
– Он итальянский торговец. Из Генуи.
– И чем же он торгует?
– Он интересуется возможностями для торговли древесиной, – быстро сказал я. – И, может быть… может быть, вяленой рыбой.
– Вы приехали из Италии и утверждаете, что проехали еще так мало, что почти не потратили на это денег…
– Нет… Мы… Я еду с ним только из Копенгагена. В Копенгагене он нанял меня в качестве секретаря.
– Значит, вы не очень хорошо знаете своего хозяина?
Я почувствовал ловушку и не знал, что ответить. И даже начал думать, что пришла необходимость раскрыть секрет нунция и рассказать, кем он является на самом деле, как в дверь постучали. Помощник судьи подошел к двери, недолго пошептался с красномордым сторожем – уж не его ли я видел ночью? Потом жестом подозвал меня к себе. Мы вышли в приемную и подошли к старой оборванке, которая испуганно косилась по сторонам. Увидев нас, она вперила в меня свои слезящиеся глазки и взвыла:
– Это он! Это он! Этот негодник избил меня. Избил сегодня ночью. Он вышел из усадьбы Туфта и стал пинать меня ногами. Ночью. Клянусь Девой Марией, это он!
Я испуганно смотрел на женщину, у меня пропал голос, и я не мог вымолвить ни слова. Помощник судьи сделал знак, и сторож, схватив женщину за руку, потащил ее из комнаты.
– Клянусь Девой Марией, это он! Я не лгу, это истинная правда! – выла нищенка, пока дверь за ней не закрылась.
– Что вы делали сегодня ночью в усадьбе торговца Туфта, господин Хорттен? – спросил помощник судьи, когда в комнате стало тихо.
– Я… – У меня перехватило горло.
Подошел писец и шепотом что-то сообщил помощнику судьи, тот кивнул и жестом подозвал стражника, который должен был вывести меня отсюда. Я уже двинулся к двери, выходившей на Ланггатен, но стражник толкнул меня в другую сторону, и вот уже мы спустились по лестнице в подвал.
– Что случилось? Зачем вы привели меня сюда?
– Заткни пасть!
Мы шли по коридору. Воздух в подвале был спертый.
– За что вы меня арестовали? Я ничего не сделал.
Стражник повернул ко мне свою красную рожу.
Прошипел:
– Заткни пасть!
– Клянусь честью, я ни в чем не виновен. Это какое-то недоразумение. Мне надо снова поговорить с помощником судьи.
Стражник не ответил, он отворил внушительную дубовую дверь, окованную железом. Мы спустились еще на несколько ступеней, и в слабом свете я разглядел длинную комнату с тремя колоннами посередине, вдоль каменных стен тянулись лавки. Я насчитал здесь четырех узников и мгновенно узнал одного из них.
– Господин дей Конти! – воскликнул я. Он поднял глаза, и на его худом лице появилась улыбка облегчения.
– Пожалуйста, разрешите мне занять место рядом с этим узником, – властно сказал я и указал на скамью.
Стражник осклабился, потащил меня в противоположный угол и поместил рядом с бородатым сильным верзилой, дремавшим, вися на цепях, в которые был закован; я оказался не только далеко от нунция, но и загороженным от него колонной. Потом стражник приковал к цепи, висевшей на стене, мою левую руку. И правую ногу. Я был закован. Первый раз в жизни я был закован в цепи!
