Ночь трех смертей - Валерий Георгиевич Шарапов
А очень просто. Он был старательным учеником и анатомию человека изучал не только по школьным учебникам, но и в свободное от учебы время. Он потратил на это занятие много вечеров, просиживая в читальном зале занюханной библиотеки. Как нахваливала его библиотекарша, как пророчила ему большое будущее в медицине, а сама смеялась над ним втихомолку, считала занудой и зубрилой. Надо было и ее грохнуть, да только времени не хватило.
– Ничего, я и до тебя доберусь, – с тихой уверенностью в голосе произнес он. – Вот только выберусь из этих поганых лесов, и прямиком к тебе.
В животе заурчало, он со злостью пнул сапогом пустой холщовый мешок и грубо выругался. Надо отвлечься от голода, тогда ночь пройдет быстрее, а наутро он что-нибудь придумает.
Хорошо отвлекали мысли о корешке Ледорубе, и он вновь погрузился в воспоминания о том, последнем моменте. Недоумение во взгляде сменилось осознанием. Он наконец понял, что никто не собирался бежать с ним вместе, что его план попросту нагло украден. А зачем ему балласт в виде этого старикашки? Он ведь как рассуждал: не станет Ледоруба – ему достанется больше харча, больше денег, больше привилегий. И потом, кто обратит на него внимание, если он будет один? Кто испугается его внешности? Да никто! Последующие события лишь подтвердили его теорию. Подтвердили, но не во всем.
Он рассчитывал на помощь этого придурка Тараса. Надеялся, что рассказ, как в последний момент вертухаи пристрелили Ледоруба и как Ледоруб, истекая кровью, сунул ему в руку свою тюбетейку с номером и приказал бежать, будет правдоподобным. Да-да, приказал. Велел найти Тараса и передать: «Сделай для него то, что сделал бы для меня!»
Как красиво он все придумал, как складно…
А что этот недоумок? Он не поверил! Сказал: «Не может быть, чтобы замочили только Ледоруба, а тебя проглядели». Засомневался и получил то, что заслужил. Плавает теперь в затхлой воде этой чертовой реки, кормит рыб. А ведь мог остаться живым. Сидел бы сейчас на веранде со своей учителкой, пил бы чай из блюдца вприкуску с кусковым сахаром или с ароматным вареньем. Плохо ли?
Да и он не сидел бы сейчас на берегу рядом с прохудившейся лодкой и не сожалел бы об упущенной авоське со съестными припасами. Только кто же знал, что этот мерин не взял с собой денег? Он ведь не мог предполагать, что Ледоруб не придет в назначенное место, так почему не взял деньги сразу? Триста рублей! Такую сумму он обещал принести Ледорубу. Триста рублей ему хватило бы надолго. Не пришлось бы шарить по домам, расправляться то с одним свидетелем, то с другим. Да, ему было приятно, особенно там, в парке с молодкой, но к чему это привело? Теперь его ищут по всем дорогам, выставили кордоны, и выбраться из этих лесов, особенно не имея ни жратвы, ни денег, очень непросто.
Жаль, что нельзя пойти к глупой тетке Глафире, которая вбила себе в голову, что он должен заменить ей погибшего сына. Когда она явилась к нему в первый раз, он удивился настолько, что не смог отказать себе в удовольствии удовлетворить любопытство. Оказалось, баба всего лишь хочет «поддержать» бедного мальчика, попавшего в беду. А что? Он был не против, чтобы она его поддерживала. Родная мать от него отвернулась: не то что ни одной передачки не передала, но и не написала ни строчки. С того дня, как судья огласил приговор, для матери он перестал существовать. Обидно? Не то слово!
А вот для Глафиры он стал чем-то вроде путеводной звезды, наполнил ее пустую, никчемную жизнь смыслом. Она таскала ему печенье, леденцы и местную валюту – чай и сигареты, несмотря на то, что сам он не курил. Передачки Глафиры стали подспорьем, а ее визиты скрасили одиночество. Согласившись общаться с ней, он вытянул счастливый билет. Именно Глафира, сама того не подозревая, подарила ему возможность выбраться из заключения. Как и любая баба, она была не прочь посплетничать, и когда в комнате для свиданий появилась та учительница, Глафира чуть слюной не захлебнулась, расписывая ему жизнь «богатенькой старой девы», которая, оказывается, от одиночества спуталась с зэком. Как только он увидел, к кому пришла учительница, у него в голове что-то щелкнуло: он понял, что пришла пора действовать.
Глафира… тупая грубая баба, сейчас она была бы как нельзя кстати. Он заранее выспросил, где она живет. Так, на всякий случай. Тогда он еще не думал о побеге, но информация никогда не бывает лишней. Сегодня, после тщетных попыток добыть еду, он решил вернуться в Виндрей, прийти к Глафире и уговорить ее помочь вывезти его из Мордовии. По рассказам он знал, что ее двоюродный брат работает проводником на поезде дальнего следования, причем состав, который он обслуживает, ходит через Торбеево – то ли до Оренбурга, то ли до Орска. Ему плевать, куда ехать, лишь бы подальше отсюда. Почему не помочь бедному мальчику? Почему не отправить его в Оренбург? Спрятать в купе проводника, и дело в шляпе.
Он снова греб на веслах, только теперь против течения, к тому же истертыми в кровь ладонями, но до Виндрея все-таки добрался. Каково же было его удивление, когда он увидел на берегу, как раз напротив шалаша, построенного придурочным дружком Ледоруба, целую колонну милицейских машин, а на берегу не меньше дюжины милиционеров! Он понял, что шалаш нашли и к Глафире ему нельзя.
Какое разочарование он испытал, какое бешенство его захлестнуло! Он еле сдержался, чтобы не выскочить на берег и не завопить во все горло, что он здесь, что он их не боится, и пусть попробуют его поймать. Рациональная часть ума удержала его от опрометчивого поступка. Он потихоньку сдал назад и поплыл прочь от Виндрея.
Чем дальше он удалялся от берега, кишащего сотрудниками уголовного розыска, тем в большее отчаяние он приходил. Что делать дальше? Куда податься? Как назло, пошел дождь, воздух быстро остыл и пропитался влагой, а он все плыл и плыл куда глаза глядят, пока впереди не показался населенный пункт.
Припрятав лодку в камышах, он сбросил плащ-палатку и отправился на поиски магазина. Нашел он его легко, на пригорке возле здания сельского клуба. Осмотрелся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, быстро поднялся на пригорок.
Кроме продавщицы, стоявшей за деревянной стойкой, разделяющей пространство для покупателей и витрину, в магазине была только одна тетка. Она укладывала в плетеную хозяйственную сетку купленные продукты. Батон, две молочные бутылки,
