Хайд - Расселл Крейг

– Что устроить? – спросил Хайд, стараясь держать себя в руках.

– Плач по будущему покойнику. Собрались здесь, чтобы оплакать ее сына.

Хайд почувствовал, как все его тело охватывает ледяная дрожь. Плач. Теперь все обрело смысл. Теперь он понял, откуда в ту ночь доносились стенания банши.

– Старая Флора… Она мать Хью Моррисона? – уточнил капитан.

– Была, верно, – кивнула женщина. – Тот мальчишка, дурачок-горемыка, которого вы повесили, как раз ее сын. Старая Флора, она ж Флора Моррисон.

Хайд и Ринтул многозначительно переглянулись.

– Вот в чем дело, – сказал Хайд Ринтулу. – Я по какой-то причине должен был встретиться здесь в тот вечер с матерью бедного Хью Моррисона. Должно быть, она хотела мне сказать что-то важное. – Он снова взглянул на женщину: – Мне нужен адрес миссис Моррисон.

– Говорил же я, – сказал Ринтул, когда они поднимались в горку по мощеной дороге, ведущей прочь от деревни Дин, – у вас был серьезный повод оказаться той ночью в окрестностях реки Лейт. Правда, я понятия не имел, что Старая Флора, о которой вы тогда упоминали, – на самом деле мать Моррисона, но теперь все прояснилось.

– Верно. И нашлось объяснение завываниям банши, которые я слышал в ту ночь. Они оплакивали не повешенного с Лейта, а другую скорую смерть.

– Что-что? – не понял Ринтул.

– Банши, согласно легендам, являются оплакать умирающего, и по старинной гэльской традиции женщины в горских селеньях тоже устраивают плач на похоронах. Традиция эта настолько важна и почитаема, что есть профессиональные плакальщицы – они за деньги проводят обряд оплакивания на погребениях и ночных бдениях. Именно это я и слышал в ту ночь – стенания горских женщин по юноше, которого мы должны были повесить следующим утром. – Хайд обернулся, бросив взгляд через плечо, – ему послышались чьи-то шаги за спиной. Но позади никого не было.

– И что теперь? – спросил Ринтул. – Что насчет дела Моррисона?

– В данный момент я тут ничего не могу изменить, поэтому дело Моррисона подождет. У меня сейчас нет времени ехать на север, чтобы выяснить причину своей встречи с его матерью. Я это сделаю непременно, но сейчас есть другие насущные задачи. А пока можно сказать, что человек повешен за убийство Мэри Пейтон, значит, формально правосудие восторжествовало, виновен он или нет. Если совершена ошибка и я стану доказывать его невиновность, это займет у меня слишком много времени, а учитывая, сколько других дел требуют моего внимания, время для нас сейчас – деньги, которыми негоже разбрасываться. Я обязательно вернусь к делу Моррисона, но пока трудно сказать, когда. – Хайд остановился и развернулся в том направлении, откуда они шли.

– Что случилось? – спросил Ринтул.

Хайд не ответил – молча вглядывался в тени позади.

– Мне показалось… – Он осекся. Ему опять померещилось какое-то движение неподалеку от них, в темноте между газовыми фонарями, расставленными на изрядном расстоянии один от другого. За ними как будто бы кто-то следил. Но Хайд знал, что тени вокруг в периоды его бодрствования бывают населены призраками из снов – совсем недавно появился новый фантом, двуликий дух его мертвого друга, – и потому капитан решил пока не делиться своими подозрениями с Ринтулом. – Ничего необычного, сэр.

Они продолжили путь в горку к Белфордскому тракту и Новому городу. Шагая вперед, Хайд боролся с искушением оглянуться и снова вглядеться в игру теней позади.

Глава 34

Хайд той ночью спал неспокойно: в спящем сознании теснились образы, в ушах гудела разноголосица; но, проснувшись, он пришел к выводу, что сон был самым обычным – в нем кружились обрывки мыслей, подозрений, тревог и желаний, которые за день свились в клубок и требовали их распутать. Все видения исчезли, едва он открыл глаза; не в пример тому сны, вызванные ночными припадками, всегда проникали в мир яви, не давая покоя пробудившемуся разуму. Сейчас же дольше других задержалось лишь одно видение – лицо Келли Бёрр.

Он улыбнулся, вспомнив ее появление в своем сне, и подумал, что надо бы с ней поскорее увидеться. Они оба были одиночками, но он твердо решил, что должен рассказать Келли о своих чувствах.

Утро выдалось ясным и холодным. Хайд, извинившись, отпустил ожидавшего его Маккинли – сказал, что нынче прогуляется в участок пешком. На самом деле он хотел потянуть время и по пути обдумать события последних нескольких дней.

Видения из того вызванного припадком сна занимали его до сих пор. Воспоминания о призраке Сэмюэла Портеуса в обличье Януса побуждали немедленно разобраться со странным ключом на брелоке, найденном среди личных вещей убитого психиатра, и выяснить, от какого он замка.

Помимо этого, скорейшего решения требовали множество задач. Вслед за Поллоком, Хайд теперь тоже начинал серьезно беспокоиться об Элспет Локвуд – с каждым прошедшим днем его уверенность в том, что она найдется живой и здоровой, потихоньку таяла.

Движение на проезжей части сегодня было не столь интенсивным, как раньше, – пока Хайд шагал по Новому городу к улице Принцев, ему повстречалось не так уж много кэбов, омнибусов и повозок с товарами. Вероятно, причиной тому были дорожные работы на оживленных улицах – власти перекопали весь город, повсюду прокладывались электрические кабели для снабжения энергией эдинбургских фабрик и заводов. Когда Хайд проходил мимо очередной траншеи, позади заскрежетал паровой экскаватор, и он обернулся на звук.

Капитан знал, что это врожденный человеческий инстинкт. Чарльз Дарвин, прославленный выпускник Медицинской школы Эдинбургского университета, раскрыл истинную сущность человеческой природы и проследил эволюцию человека от его предков, обитавших на просторах саванны, где опасность ходила за ними по пятам и выживание зависело от органов чувств, предупреждавших о приближении хищника. Это древнее чутье и проснулось в Хайде, когда он увидел двух незнакомцев. Ничто не указывало на то, что они вместе; эти двое даже принадлежали к разным социальным слоям, судя по виду, однако чутье подсказало Хайду, что их объединяет одна цель. Он давно перестал доверять своим инстинктам, да и собственным глазам из-за странных искажений восприятия, вызванных эпилепсией, которая населяла воображаемыми образами окружающий мир. Но эти двое незнакомцев были вполне реальными. И сработавший инстинкт Хайда – тоже.

Он продолжил путь спокойным, размеренным шагом по улице Принцев, на которой изрядно прибавилось пешеходов – управляющие и администраторы, клерки, чертежники, секретари, продавщицы спешили на работу в магазины и конторы. Хайд больше ни разу не оглянулся, но тот же инстинкт, от которого едва ощутимо зудела кожа под волосами на затылке, говорил о том, что преследователи никуда не делись.

Хайд был суперинтендентом сыскного отделения Эдинбургской полиции, он не собирался терпеть тайную слежку за собой. Если Ринтул, которому он сам, добровольно, предложил вести за ним наблюдение, считает себя вправе посадить каких-то парней ему на хвост, не поставив предварительно в известность, то есть шпионить за ним, как за обычным подозреваемым, тогда их ждет скандал. Если же эти двое идут за ним с преступными намерениями – оба скоро окажутся в тюремной камере. Хайд знал в лицо всех эдинбургских сыщиков в штатском и решил рассмотреть своих преследователей поближе, взглянуть в глаза и выяснить, кто поручил им вести слежку.

На перекрестке он словно невзначай свернул на Гановерскую улицу, но, оказавшись за углом, остановился и занял позицию так, чтобы его не было видно с улицы Принцев. Мысленно прикинул дистанцию, отделявшую от него тех двоих, и время, которое им понадобится, чтобы добраться до угла. А затем резко шагнул обратно, чтобы оказаться с ними лицом к лицу.

В Хайда чуть не врезалась молодая женщина. Ошеломленная внезапностью его появления и в не меньшей степени наружностью, она в ужасе шарахнулась в сторону. Хайд приподнял шляпу, извинился, и женщина, обогнув его по широкой дуге, заспешила прочь. Он быстро пробежал взглядом по вереницам пешеходов, шагавших по улице Принцев, но тех двоих среди них не было.