Дело глазника - Георгий Персиков
Муромцев не сдавался:
– Князь, ведь куда важнее дать голодному не рыбу, но удочку! Объясните вашу методу, ведь она не связана с вашим безумием, она работает! Я так понимаю, у вас есть какая-то система! Вы же помогли нам выйти на художника, указали на мою непростительную ошибку в рускеальском деле с костяной дорогой!
Князь внимательно слушал Муромцева, пуская кольца дыма в его сторону. Они медленно летели друг за другом и разбивались о ногу сыщика.
– Ну хорошо, – улыбнулся Павлопосадский. – Я поделюсь с вами некоторыми своими соображениями. Начнем с того, что убийство, если мы не говорим о простой пьяной поножовщине в придорожном трактире, – это действие сакральное, акт искусства, если хотите. Согласитесь, что искусство – это творчество, это то, что мы созидаем сами, в отличие от природы и ее объектов, созидаемых Творцом. В этом случае мы бросаем вызов Творцу, то есть сами творим свою реальность! Как известно, в основе любого акта творчества лежит аполлоническое либо дионисийское начало. И шедевр, создаваемый художником, зависит от того, кому он поклоняется. Как мы знаем из истории искусства, солнцеликий Аполлон, поддерживаемый прекрасными музами, помогал своим последователям создавать оды, поэтому аполлоническое творчество упорядочено, логично и великолепно!
Князь посмотрел на кончик погасшей сигары, затем раскрошил ее на столе и принялся делать самокрутку из куска упаковочной бумаги. Муромцев почтительно молчал.
– Продолжим, – кашлянув, сказал князь. – Что касаемо дионисийского искусства, то здесь веселый и безудержный Дионис вместе с козлоногими сатирами, безумными менадами и фиадами поет свою экстатическую песнь искусства, устраивает оргиастическую вакханалию! Вам ведь известен миф о певце Аполлона – Орфее? Его растерзали фракийские вакханки за то, что он отказался участвовать в их диких празднествах. И если мы говорим об убийстве, то это действо хаотичное, непоследовательное, а сам преступник во власти священного безумия!
– Погодите, князь, – заметил Муромцев, – я всегда полагал, что Аполлон – это светлый бог, он олицетворяет добро!
Князь расхохотался и застучал руками по кровати:
– Такое понимание мироздания ошибочно! Оно похоже на примитивную версию христианства, мол, вот тут добро, а вот здесь зло, а посредине – ни шиша! Как будто любой объект или действие могут быть только добрыми или злыми. Для природы это немыслимо! Вот, например, волк съел зайца: для зайца это зло, но для волка благо! Солнышко наше, жизнь дающее, может и забрать жизнь – сжечь посевы, убить засухой и ожогами! Сам Аполлон не чурался убийств, приказав содрать кожу с сатира Марсия, посмевшего вызвать его на музыкальный поединок. К слову сказать, Марсий тот поединок выиграл, играя на свирели, за что и поплатился жизнью.
Роман Мирославович слушал внимательно, осмысливая каждое слово князя. Такие речи были непривычны его уху, но в целом образы, которые выстраивал князь, он понимал. А тот между тем продолжал:
– Так, мои опыты, которые повлекли за собой убийства, однозначно можно отнести к аполлоническим. У меня есть цель, благая с моей точки зрения, – я хочу победить смерть, познав при этом природу человека. И во имя таких высоких целей я приношу в жертву демонам всего лишь нескольких людей! Но это того стоит, ведь жертвуя десятью, я спасаю миллиарды! В моих поступках лежит железная логика, упорядоченность и скрытность, чтобы полиция раньше срока не вышла на меня. Я обрел свой собственный почерк, стиль, если хотите. У моих жертв особый тип: более сильный выброс энергии дают дети, далее следуют невинные девушки, а уж потом кто придется. Большую их часть я ловил в своем лесу, оглушал или душил, привозил в свой подвал и спускал из них кровь, которую потом использовал на алтаре.
Князь положил на стол очередную самокрутку, коих было ровно семь, и с интересом посмотрел на следователя. Тот, глядя ему прямо в глаза, сказал:
– Продолжайте, прошу вас.
– Хорошо. Так вот-с. Но при всем при этом в миру меня знали как обычного человека, аккуратного и образованного. У меня было крепкое хозяйство, приносящее доход, дети, слуги… – Он на мгновение замолчал, но потом, спохватившись, продолжил: – Ежели мы возьмем в пример хаотичного убийцу, слугу Дионисия, то увидим, что в его убийствах нет ни цели, ни логики! И не ищите там какой-нибудь смысл! Его нет! Такой убийца чаще всего неаккуратен, злоупотребляет алкоголем или другими веществами и убивает кого попало, буквально кто подвернется под руку. В основном это женщины, которых он при этом насилует из-за своих проблем со слабым полом. Также убивает и детей из-за их слабости и прочих, кто не может дать ему отпор. Это убийство ради самого убийства, он действует как бешеное животное.
Князь встал и подошел к помойному ведру, стоявшему в углу. Совсем не стесняясь Муромцева, помочился с шумом и вернулся на кровать, вытирая руки о грязный халат и улыбаясь:
– Извините, Роман Мирославович, но условия у меня тут спартанские.
– Ничего страшного, князь, пожалуйста, – ответил сыщик.
– Итак, на чем мы остановились? Да, дионисийский убийца убивает без цели, как дикий бешеный зверь. Теперь давайте посмотрим на карельские убийства. Изначально вы задержали убийцу, так сказать, по Дионисию! В прямом смысле слова это был жалкий пьяница. Но вы не обратили внимания, что в убийствах лежала четкая логика, аполлоническая идея, которая недоступна пьяному тупице! Убийца строил дорогу из костей! На такое действо способен лишь великий ум, но, увы, надломившийся. И уж им точно не мог быть спившийся инженеришка! Далее, про убийцу-глазника. Согласен, вы удачно связали преступления с разным цветом глаз жертв, это прекрасно. Но похоже, вы снова наступаете на те же грабли! Кого вы поймали? Какого-то несчастного помешанного, который во время припадков впадает в дионисийский экстаз! Не удивлюсь, если он при этом разогревает свое сознание опием или морфином. Тогда как в этих, несомненно, гениальных убийствах прослеживается четкая логика, которую пока не удалось обнаружить. Мой вам совет: найдите связь между жертвами, чтобы постичь логику убийцы. А пока ваша версия выглядит довольно неряшливо: художник убивал людей с разным цветом глаз. Для чего? Для картин, что он писал в припадках? Так ведь он и до убийств такие же писал! Понимаете? Не видно общей цели! Вам надо искать упорядоченного аполлонийского убийцу, вот так.
Павлопосадский взволнованно встал и начал ходить по камере, скрестив руки на груди. Муромцев молча следил за ним.
– Да, – добавил князь, остановившись, – я изучил записи, которые вы мне оставили. Мне кажется, вам стоит проверить ночлежки для нищих и бездомных стариков, что у Чертовой горки. На развалинах бывшей богадельни.
