Лиза Марич - Минута после полуночи

С этими словами Алимов смахнул со столика голову царя Олоферна, да так удачно, что она снова закатилась на прежнее место.

Извольская приложила ладони к горящим щекам, но ответила все с тем же пугающим спокойствием:

— Напрасно вы так, Вадим Александрович. Я ведь уже одной ногой там… Трудная смерть не для меня, вы правы. Я разделила дозу пополам: половину Никите, половину мне. Сделаю себе укол и засну.

— А мне? — поинтересовался советник. — Для меня ничего не припасли? Зачем вам там, — Алимов ткнул пальцем в пол, — советник по безопасности? Просто так, за компанию? Или два трупа — это слишком скромное сопровождение для королевы?

— Я выпущу вас, Вадим Александрович. Только чуть позже, когда пути назад для меня не будет. Ключ здесь. — Извольская положила руку на грудь. — Говорю спокойно, потому что знаю: не в ваших правилах лапать даму.

Алимов присел на корточки, зацепил двумя пальцами длинную черную прядь волос и вытянул из-под столика пугающий муляж. Перекинул его, как мяч, из руки в руку и вдруг швырнул Извольской с возгласом:

— Ловите!

Ирина сделала рефлекторное движение и слегка повернулась. В то же мгновение советник, как фокусник, выхватил из-под столика темную трость с золотой насечкой. Тяжелый набалдашник со всего маху обрушился на голову, покрытую кудрявым париком. Извольская закатила глаза, скользнула на пол мягкой бесформенной массой. Муляж из воска и латекса выпал из ее пальцев.

Вадим Александрович без малейшего смущения запустил руку даме за пазуху и вытащил из бюстгальтера дверной ключ.

— Так-то, — сказал он, обращаясь к Извольской, словно она могла его слышать. — Всем вы дамочка умная, только пользуетесь устаревшей информацией. Этические установки давно поменялись.

Советник взвалил на плечо безвольное тело и быстро понес его к выходу. Донес певицу до фонтана, сбросил на траву и оглянулся на особняк. За цветными витражами метался зловещий потусторонний свет.

Вадим Александрович быстро скинул с себя новую спортивную рубашку. Разорвал ткань на широкие полосы, вымочил их в фонтанчике и повязал на лицо, прикрыв нос и рот. Сделал пару вдохов, убедился, что дышать можно. Затем забрался в каменную чашу, присел на корточки и как следует облил себя с головы до ног. Выбрался из импровизированной ванны и бросился обратно, оставляя за собой чавкающие влажные следы.

Коридор встретил Алимова запахом гари. «Неужели опоздал?» — в отчаянии подумал советник, выскакивая на сцену. Огня здесь еще не было, но дым уже свил петлю в свете софитов. Советник бегом пересек зал, распахнул дверь, ведущую в холл… и отшатнулся.

Ему в лицо ударила волна пламени. Перед Вадимом Александровичем расстилался пылающий ад.

Огонь выбрасывал…

Огонь выбрасывал вперед длинные горячие кулаки, треском и гудением пугал глупца, замыслившего отобрать у него законную добычу.

«Ты с ума сошел! — завопила внутренняя сигнализация. — Уноси ноги, быстро, быстро!»

Пламя охватило весь первый этаж. Массивная дубовая лестница, пропитанная специальным огнеупорным лаком, выстояла, но надолго ли? Задымление уже окутало потолок пепельной вулканической тучей.

Раздумывать было некогда. Алимов сорвал плотную портьеру, висевшую над дверью, и ринулся в гущу пламени.

Огонь радостно заключил новую жертву в смертоносные объятия, и тут же отпрянул с испуганным шипением. Вода яростно противилась своему вечному голодному врагу, охраняла жизнь глупого человечка, полезшего в пекло.

Алимов в шесть прыжков преодолел расстояние до лестницы, промчался мимо громадного зеркала, покрытого копотью. На верхней ступеньке кончились запасы воздуха, и советнику пришлось сделать вдох. Влага удержала часть угарных газов, но того, что проникло в легкие, оказалось достаточно, чтобы перед глазами заплясали темные слепые пятна. Кашляя и разгоняя руками дым, советник медленно двинулся вперед.

Дверь кабинета Красовского была открыта. Игорный король лежал на пороге лицом вниз, вцепившись в дверной косяк. Руки теплые, незаметно и признаков трупного окоченения, хотя это еще ни о чем не говорит. Но будем надеяться.

Алимов набросил портьеру на тяжелое тело, подхватил его под мышки, и потащил к лестнице. Пот стекал со лба, смешивался с ядовитым дымом и разъедал глаза. Туфли Красовского бились о ступеньки: раз-два, раз-два. С каждым шагом спину обжигало все жарче.

Вадим Александрович остановился на площадке возле черного зеркала, вытер локтем мокрый лоб. Повязка на лице высохла и стала неудобной помехой. Алимов бросил ее вниз и увидел, как вспыхнула в воздухе легкая ткань.

Впереди лежала самая страшная часть пути — прямо сквозь огненный поток до раскрытой двери зала. Шесть больших шагов. Двенадцать маленьких. Двадцать, если идешь с тяжелой ношей. Сорок, если глаза разъедает дым, а в легких нет воздуха.

Может, вернуться в кабинет и выпрыгнуть из окна? Если повезет, можно отделаться легкими ушибами. В крайнем случае — переломом. Все-таки шанс.

А как же Красовский? Выбросить бесчувственного человека со второго этажа — все равно что убить!

«Оставь его, — шепнул вкрадчивый голосок. — Все равно он уже труп. Спасай свою шкуру, Боливар не вывезет двоих».

Совесть мгновенно взвесила все доводы. Даже если Красовский мертв, бросить его сейчас — все равно что убить второй раз. Нет-нет, Боливару придется постараться!

Советник сделал то, чего не делал никогда: перекрестился. Подхватил свою ношу и потащил вниз, в пылающую огненную реку.

Пузырилась обнаженная кожа на груди и спине, однако Алимов упорно волочил тяжелое тело к раскрытой двери зала. Лишь дотащившись до спасительной ковровой дорожки между рядами, советник упал на колени и уткнулся лицом в штору, сбивая огонь с ресниц.

Перед глазами плясала темнота, гудящий колокол в голове лупил по барабанным перепонкам. Чувства отключались друг за другом, как перегоревшие лампочки: сначала зрение, потом слух, потом осязание. Последним по закону подлости отключилось обоняние, и советника до последней минуты преследовал омерзительный запах дыма, смешанный с запахом паленой человеческой кожи.

Дотащив Красовского до фонтанчика, Вадим Александрович без сил свалился на траву. Полежав минуту, он ползком добрался до каменной чаши, плюхнулся в воду и сразу застучал зубами.

Послышался низкий гул. Почва заходила под ногами, трещина в мозаичном оконном стекле прочертила торопливую дорожку вниз. В излом немедленно вцепились невидимые пальцы. Они яростно рванули за края, и стекло вдруг брызнуло каскадом разноцветных расплавленных капель. Языки пламени рванулись наружу, а следом за ними ударила раскаленная воздушная волна. Дом протяжно застонал, корчась в предсмертной муке.

Алимов потерял сознание и уже не услышал, как с тяжелым грохотом обрушился в зале пятитонный пожарный занавес. Здание сотряслось от фундамента до самой крыши, застучал ледяной водопад выбитых стекол, и люди, бежавшие на помощь, попадали на колени, закрывая руками головы.

А где-то неподалеку уже раздавался низкий вой пожарной сирены. По ночным улицам неслись на вызов огромные тяжелые машины.

Ницца, октябрь 1955 года

11 октября 1955 года первая полоса газеты «Нис Матен» вышла под огромным заголовком:

ЕКАТЕРИНА БОГДАНОВА, БЫВШАЯ КОРОЛЕВА СЦЕНЫ, УМЕРЛА ВЧЕРА В НИЦЦЕ В ВОЗРАСТЕ ДЕВЯНОСТА ЛЕТ!

Екатерина Богданова, более известная в конце девятнадцатого — начале двадцатого века как Екатерина Великая, умерла вчера около часу дня от сердечного приступа в грустной меблированной комнате отеля «Новелти». Рядом с ней на облупленной старой плитке разогревалось тушеное кроличье мясо — готовое блюдо, которое мадам Екатерина покупала в ближайшем бистро. Как сообщил нам его хозяин, мсье Жарден, покупательница явилась в двенадцать часов и взяла две порции тушеного мяса с бутылкой шампанского, сказав, что у нее будет гость. Однако со слов соседей точно известно, что за все годы, прожитые мадам Екатериной на рю де Англитер, ее не посетил ни один человек.

Биография этой знаменитой женщины могла бы стать достойной иллюстрацией чудесного времени, названного современниками «бель эпох». Ее дух лучше всего определяют слова Анатоля Франса, сказанные перед студентами народного университета Эмансипасьон:

— Долгая традиция, до сих пор довлеющая над нами, учит, что лишения, страдания и боль благодатны и за них ждет особая награда. Какая ложь! Не слушайте священников, говорящих о преимуществах страдания. Наслаждение — вот благо!

Призыв «наслаждаться жизнью» подхватили все слои общества. Богачи и бедняки, лавочники и аристократы братались в «Ша-Нуар», еще до того, как в моду вошли «Фоли-Бержер» и «Мулен Руж». Туда заглядывали такие знаменитости, как принц Уэльский, король Греции, князь Монако Альберт, король Бельгии Леопольд. Все они были верными поклонниками прекрасных женщин, выступавших на сцене. А самой яркой звездой на небосклоне «бель эпох» являлась, по общему мнению, удивительная девушка по имени Екатерина.