Фил Рикман - Кости Авалона

Эликсир счастья или кошмара. Я слышал разные толки о нем в Нидерландах год или пару лет назад, хотя тогда его, кажется, называли эликсиром жизни — никогда не знаешь, чему верить.

— И поскольку предугадать действие напитка невозможно, — продолжал Монгер, — Кейт Борроу давала его лишь в крайнем случае. Например, против жуткой головной боли, или если имелись основания предполагать, что кто-нибудь настолько несчастен и убит горем, что готов отправиться в лес, прихватив с собой кусок крепкой веревки.

— Помимо того торговца шерстью, кому еще?..

— Кейт испытывала воздействие зелья на себе. Только с осторожностью, в малых количествах. Мэтью тоже однажды попробовал отвар — говорит, всего один раз. Они следили за тем, чтобы тот, кто принимал зелье, никогда не оставался один, иначе можно причинить вред самому себе.

— Каким образом?

— Об этом чуть позже.

— Значит, эти… — Я вспомнил слова Сесила. — Эти видения…

— Я… — Монгер заколебался. — Я слышал, что действие зелья зависит то того, где его принимаешь. И думаю, кроме того, зависит от настроения человека в момент приема.

Я ждал продолжения. В комнате сильно стемнело, и я больше не мог разглядеть лица кузнеца, не говоря уже о том, чтобы прочесть его чувства.

— Джоан Тирр, — сказал он. — Прознав о порошке видений, Джоан загорелась желанием испытать его действие. И таким вот глупым, невинным образом она послужила причиной падения Кейт Борроу.

Джоан Тирр сама была травницей, хотя едва ли водила знакомство с Кейт в те времена, когда проживала в Тонтоне, сильно рискуя жизнью из-за своих связей с миром эльфов и фей. Похоже, с помощью эльфов Джоан сообщала людям о сглазе и предлагала им помощь.

Я слышал об этой сомнительной практике, рассчитанной на несчастных и отчаявшихся, и понимал, что она рано или поздно привлечет внимание церкви и будет прекращена.

Я ошибся. Представ перед церковным судом, Джоан созналась во всем и поклялась служить Богу… замышляя при этом вернуться к прежнему занятию где-нибудь в другом месте, как только шум поутихнет. Однако эльфы непросто забывают предательство и — во всяком случае, со слов самой Джоан, — больше не станут доверять ей.

Эльфы не вернули ей зрение, и Джоан так и осталась почти слепой. Тогда-то она и решилась покинуть Тонтон и податься в Гластонбери, где, как она слышала, преобладало более терпимое отношение к мистике.

— Она видела холм Святого Михаила, — сказал Монгер. — Издали, в вечерних сумерках, он кажется волшебным. И она слышала предания о том, что король эльфов, Гвин-ап-Нудд, все еще обитает в своих чертогах, скрытых внутри холма.

Полагая, что Гвин, возможно, отзовется на ее отчаянные мольбы, Джоан отправилась в Гластонбери, пристав к ватаге путников на случай, если ей понадобится защита. В лесочке у подножия холма Святого Михаила она устроила себе шалаш из молодых деревьев и тростника. Шло лето, и Джоан провела там несколько недель в постоянных молитвах о том, чтобы эльфы забрали ее в королевский зал.

— Значит, связи Джоан с эльфами, — предположил я, — не были только…

— Плодом ее воображения? — договорил за меня Монгер. — Многие считают ее сумасшедшей, но…

Недели сменяли друг друга. Настала осень. Джоан продрогла до костей от промозглого ветра и холодных, темных ночей. Однажды Джо Монгер нашел несчастную женщину в ее шалаше, изнуренную и полуголодную. Кузнец отвел ее в город, передал заботам доктора Борроу, и тот устроил ей постель в передней своего лазарета, где время от времени оставлял больных для лечения. Когда Джоан поправилась, доктор пристроил ее горничной к одной престарелой даме, разделявшей ее увлечение волшебством.

Однако Джоан по-прежнему пребывала в тяжелом унынии, у нее ухудшалось зрение. Узнав об исцелении приятеля Монгера, торговца шерстью, Джоан вернулась в отчаянии к Кейт Борроу и принялась упрашивать ее раскрыть состав порошка из трав, который открывал путь в райские кущи, с их небесами цвета зеленых яблок и лесами, синими, как далекое море. Или, как это представлялось ей самой…

— В страну эльфов? — догадался я.

— Кейт Борроу, разумеется, отказала, считая Джоан душевнобольной и боясь, что она может нанести себе тяжелый вред. Но Джоан не оставляла ее в покое. Она хотела в последний раз подняться на холм Святого Михаила и там принять порошок видений. Перед развалинами церкви.

— Отважная женщина.

— Одержимая, — поправил Монгер. — К тому времени она совсем перестала принимать пищу. Несколько недель морила себя голодом. Если думаете, что сейчас она худая… Боже мой. Одежда висела на ней, выпадали волосы. Она ждала встречи со смертью. В конце концов Кейт согласилась. При условии, что они с Мэтью пойдут вместе с ней на холм и останутся там, пока Джоан будет принимать зелье. Мэтью, конечно, сопротивлялся до самого конца, боялся, что Джоан Тирр начнет визжать и бесноваться в беспомощном возбуждении на вершине, быть может, самого приметного холма во всем Сомерсете. Потом, наконец, согласился на условии, что это произойдет в канун Дня всех святых.

Я плотнее прижался к спинке скамьи.

— Вот именно, — заметил Монгер. — Однако Мэтью… Вам следует знать, что Мэтью ходит в церковь не чаще, чем требуется, чтобы избежать наказания, и всегда только рад случаю уйти с середины службы, когда какому-нибудь больному понадобится его помощь. Думаю, его наука имеет более узкие рамки.

— Хотите сказать, что он не верит в Бога?

— По-моему, он ни во что не верит… и ничего не боится. Мэтью боится только людей — в отличие от большинства тех, кто живет здесь, как вы понимаете. В канун Дня всех святых город зажигает огни, накрепко запирает двери и до утра отворачивается от холма Святого Михаила.

— Дьявольского холма.

— Наверное, это единственная ночь, когда они могли быть уверены, что никто не потревожит их там. А если кто-то и окажется на холме… — Мне показалось, что на лице Монгера появилась горькая улыбка. — То кем бы ни был тот сумасшедший, он будет слишком погружен в собственное безумие, чтобы обратить внимание на Джоан Тирр.

— Или надеялись на то, что Джоан, в канун Дня всех святых, сама побоится идти на такой риск и…

— Именно так, — согласился Монгер. — Мэтью говорил, что если Джоан откажется теперь, то всему этому хотя бы будет положен долгожданный конец.

Я ждал, когда Монгер расскажет мне о том, чем все закончилось, но кузнец ограничился только тем, что Джоан не отказалась от своего намерения и, в итоге, в канун Дня всех святых они втроем отправились на дьявольский холм.

Атмосфера на вершине дьявольского холма мне самому показалась довольно необычной, и потому я счел, что Джоан Тирр была либо очень смелой женщиной, либо сумасшедшей, либо была сильно уверена в близости иной сферы существования. И ее благосклонности к ней.

— Мне лишь известно, — продолжил Монгер, — что Джоан заявила, будто, начиная со следующего дня, ее зрение — по крайней мере, в зрячем глазу, — мало-помалу стало улучшаться. — Кузнец пожал плечами. — Хотя мы знаем об этом только с ее собственных слов.

— Вы не говорили об этом с супругами Борроу?

— Ни Кейт, ни Мэтью Борроу долгое время никому ничего не рассказывали об этом. Мэтью, понятное дело, не покидала уверенность в том, что все увиденное Джоан являлось только игрой ее разума. Самое ужасное, дорогой доктор Джон… хуже всего не то, что видели они, а то, что видели их самих. Всех троих. Как они поднимались на холм в самую жуткую ночь, когда смерть покидает могилу.

— Кто же их видел?

— Один крестьянин-арендатор, Дик Моулдер. В ту ночь он искал заблудившуюся овцу и заявил, будто заметил, как они поднимались на дьявольский холм со свечами в руках, а затем он видел, как они собрались у церковных руин. Сказал, будто они плясали и пели, обращаясь к луне.

Я почувствовал сомнение в интонации кузнеца.

— Полагаете, что он вовсе не видел их?

— Думаю, кто-то видел их там или слышал. Но я знаю Моулдера: он набожный человек и с наступлением темноты не подойдет к холму ближе чем на милю. Гораздо вероятнее, что их могли увидеть из поместья Медвел. Однако это слишком явно бросает тень на Файка, потому Моулдеру приказали — либо заплатили, — чтобы он сказал, будто видел их. Так все и началось. Новая беда произошла несколько недель спустя, как раз тогда, когда собирали дополнительные свидетельства, чтобы поддержать более серьезное обвинение.

И оно появилось. Все завершилось страшной трагедией.

Разболтала ли Джоан Тирр по всему городу о том, что снадобье Кейт улучшило ее зрение через некое внутреннее видение, Монгер не знал. Точно ему было известно лишь то, что через неделю к доктору Борроу обратился заезжий купец и предложил приличные деньги за небольшую меру порошка видений, сулившего показать небеса. Мэтью отправил торговца ни с чем, но, вероятно, тот вернулся и пробрался в их дом, когда Мэтью занимался больным, а Кейт трудилась в саду. Через два дня зелье появилось на рынке в Сомертоне — городке в нескольких милях отсюда.