Антон Чижъ - Камуфлет
Кортман заявил, что это совершенно невозможно. Но Родион Георгиевич пообещал вернуть фигурку перед рассветом в целости и сохранности. Под честное слово сыскной полиции.
— Еще одна бессонная ночь без любви! — тихо обрадовался Аполлон Григорьевич.
Ювелир колебался, но честные глаза господина Ванзарова, огромная фигура господина Лебедева и револьвер в руке господина Джуранского убедили.
Эдуард Иванович из рук в руки передал сокровище.
— Ваше слово, — веско предупредил он. — Вернуть до рассвета.
Августа 8 дня, около полуночи, +16 °C
Бюро судебной экспертизы Врачебного комитета министерства внутренних дел, Набережная реки Фонтанки, 16
Рассвет не спешил к спящей столице с востока. Над площадями и проспектами, реками и каналами, дворами и помойками, лавками и рынками полновластно царила ночь, потревоженная редким прохожим, одинокой повозкой да стуком каблуков бессонных городовых. Город дремал, укрывшись темными окнами.
Аполлон Григорьевич отдернул шторы, век нестираные, распахнул створки и настежь открыл дверь в лабораторию:
— Сквозняков бояться — в полиции не служить! — громогласно заявил он.
Дальнейшие приготовления выглядели грандиозно. Вся лабораторная посуда: колбы, склянки, реторты, горелки Бунзена, змеевики и прочее наследство алхимии — была убрана на пол и даже вынесены в коридор. Шкафы с уликами, скопленными в бесчисленных делах, завесили плотными одеялами, а невообразимую коллекцию всяческих предметов — от финского ножа до горшка с засохшим тропическим растением рассовали по углам. В результате трудов трех сотрудников сыскной полиции уютное гнездышко криминалистки, к которому не рискнула бы прикоснуться даже самая смелая горничная, приобрело уныло-пустой вид. Лабораторная столешница бесстыдно открыла следы химических опытов.
— Миленько, но и бедненько, в вашем духе, Ванзаров! — выразился хозяин, печально оглядев осиротевшее помещение.
Разгоряченный Родион Георгиевич позволил не надеть сюртук и лишь отряхнул брюки:
— Взрывная волна уйдет в окна, и осколков поменьфе… В худфем случае.
— Учтите, на место все сами вернете.
— Непременно.
— И зачем я только поддался!
— Затем, что умный человек и понимаете, с кем имеем дело.
— Там видно будет. — Лебедев облачился в кожаный фартук, сунул в зубы сигарку и величественно махнул рукой: — Ротмистр, вносите.
Мечислав Николаевич вернулся из коридора с расписной коробочкой, неся ее на вытянутых руках, как полную чашку. Ювелирное украшение перешло в руки криминалиста и поместилось в центре стола. Взлетели расписные жар-птицы, открыв серебряную пичугу на шарообразном постаменте.
— А ну-ка, господа, отошли в угол и присели на пол, — скомандовал Аполлон Григорьевич.
Джуранский безропотно последовал за начальником, хотя счел подобную осторожность безобразно неприличной для кавалерийского офицера и даже граничащей с трусостью.
Между тем Лебедев вооружился сильной лупой и скрупулезно осмотрел ювелирное произведение. Следов постороннего вмешательства не обнаружил. Затем, перевернув феникса, пристроил к бархатной наклейке тончайший скальпель и осторожно ее отделил. Открылось дно со следами приставшей ткани.
— Здесь затычка припаяна, — сообщил он, осторожно ведя острием по бороздке. — Открыть невозможно. То есть, возможно, если распилить. Приступаем?
Предложение было отвергнуто.
— Как определить, есть что-то внутри или нет? — спросил Родион Георгиевич, поднимаясь с корточек.
Лебедев самодовольно скрестил руки:
— Эх, коллега, в гимназии надо было физику учить, а не греческую философию, да! Что бы вы без меня делали!
Аполлон Григорьевич кое-как разыскал в ужасающем беспорядке аквариум, приказал Джуранскому наполнить его водой и повторил с фигуркой опыт Архимеда. После чего взвесил птичку на лабораторных весах и уселся за расчеты в благоговейной тишине.
Коллежский советник и его помощник не смели шевельнуться, следя за рождением математического чуда при помощи счета столбиком.
— Итак, двоечники… — Криминалист торжественно поднял листок с цифрами. — Учитывая плотность серебра и чистый вес, а также вычтя караты бриллиантов, каковых имеется ровно тридцать три, однозначно можно сделать вывод: бюстик должен быть пустотелым. Однако сложнейший эксперимент в виде постукивания показывает нам обратное. Из чего делаем строго научный вывод: нутро птички набито веществом, отличным от металла. Если наугад взять пироксилин, посчитать примерный вес, который может поместиться, сложить с чистым весом серебра — получатся схожие цифры. Пересчитать желаете?
Внезапно Джуранский шагнул к птичке и сжал ее в кулаке.
— Господа, я проверю. Прошу вас последовать в укрытие, — сказал он, отступая к стене.
С внезапной прытью Лебедев поймал руку ротмистра, сжал стальным захватом и рявкнул:
— Смирна!
Условный рефлекс сработал — бывший кавалерист замер. Этой секунды хватило, чтобы вырвать птичку.
— Геройствовать вздумал? — заорал Лебедев, прижимая фигурку к фартуку. — А потом кишки соскребай со стен?
Ротмистр побледнел, скулы заходили, а кончики усиков задрожали. Он спрятал руки за спину и еле сдерживал удила.
Схватив криминалиста под локоть, Ванзаров отволок его в коридор и лишь там прорычал:
— Не понимаете разве, он же вину загладить надумал! Эх, вы…
Аполлон Григорьевич поупирался, но остыл быстро. А дипломатические усилия коллежского советника привели к полному примирению. Горячие натуры пожали друг другу руки. Как раз под бой настенных часов.
— Что будем делать? — тревожно спросил Лебедев. — Осталось пять часов…
— Может, не возвращать Кортману? — предложил Джуранский. — Скажем, что изъяли в интересах розыска.
Родион Георгиевич прикрыл источник раздоров:
— Не вернуть — значит, упустить убийцу.
— Ну, тогда я не знаю… — И криминалист пораженчески поднял руки. — Тут чудо требуется.
Ванзаров решительно затянул галстук, надел сюртук и шляпу:
— Чудо — это не фокус. А вот где извозчика сыскать в этот час?
Августа 9 дня, третий час ночи, +16 °C
Дом в Коломенской части С.-Петербурга
В час этот только кошки да жулики по улицам бродят, честные люди спят и в ус не дуют. Негоже христианской душе бродить в потемках. Однако благолепную тишину улочки разбудил торопливый цокот и тарахтение колес. Подъехала пролетка, с которой резво соскочил плотный господин. Сунул извозчику трехрублевку и посулил другую, если тот обождет с полчаса. Возница обещался и немедля повесил нос, преспокойно задремав.
Неурочный господин прошел квартал, держась в тени домов, приблизился к ограде, за которой еле виднелся сад при большом особняке, узнаваемый по шелесту веток, огляделся на пустой улице и перемахнул решетку так ловко, словно занимался этим с рождения. Силуэт проскользнул по садовой дорожке. Что-то хрустнуло, щелкнуло, скрипнула дверная петля, и снова воцарился покой.
Ночью старинный особняк кажется живым. Бродят неясные шорохи, скользят тени, и кажется, что за каждым углом подглядывают чьи-то невидимые глаза.
Ванзаров отогнал неприятный холодок, пробравшийся по плечам, и двинулся изученным маршрутом. Ступать старался беззвучно — в пустом доме даже легкий скрип половиц отдается громовым эхом.
Наконец, второй этаж и кабинет князя. Дверь поддалась легкому усилию, но издала жалостный и пронзительный скрип.
Раритеты встретили гостя равнодушием. Найти что-то без света в нагромождении невозможно. Но Родион Георгиевич на ощупь прошел до стола, нагнулся, присмотрелся и взял то, что хотел.
За дверью послышался шорох.
Ванзаров присел, скрывшись под массивным силуэтом стола, вслушался.
Снова непонятный треск. Быть может, половицы рассыхаются?
Он ждал, готовый ко всему.
Там, за дверью, кажется, кто-то был. Легкие шаги отражались шорохом обоев.
Тело предательски затекло, но Родион Георгиевич приказал себе терпеть.
Может, Ягужинский оставил филера еще и внутри?
Опять странные звуки, теперь кружат где-то на этаже.
Господин Ванзаров, выпускник петербургского университета, адепт логики и агностик по убеждениям, непроизвольно перекрестился.
Неясные скрипы не унимались… Что-то приближалось… Неужто бесприютная душа князя не находит себе покоя?
Где-то вдалеке первый петух приветствовал грядущую зарю.
Загадочные звуки растворились в тишине бесследно.
Более не имея сил выжидать, Родион Георгиевич подскочил и на затекших ногах стремительно одолел обратный путь. Он перелез через решетку сада, когда небо раскрасилось отблесками утра.
Августа 9 дня, начало десятого, +17 °C
