Бедная Лиза (СИ) - Анонимyс
– Однако в поселении говорят… – начал было обескураженный аргентинец, но отец Маурисио решительно прервал его.
– В поселении живут неграмотные крестьяне, которые распространяют разные сказки и небылицы. Если вы хоть сколько-нибудь интересовались историей таи́но, то должны знать, что все золото, которое их касик Атуэй привез на Кубу с Гаити, было утоплено им в реке Тоа. Все до последнего кусочка! А теперь прошу покорно извинить, но меня ждут дела.
И священник решительно поднялся со стула, давая понять, что разговор закончен. Видя, что настроен он непреклонно, сеньор Алехандро тоже встал. Однако, прежде, чем уйти, сказал негромко, как бы в воздух:
– Если бы все же такая статуэтка существовала в действительности, я бы мог пообещать ее владельцу любую сумму. Например, 20 тысяч американских долларов.
На губах отца Маурисио неожиданно заиграла саркастическая усмешка, от которой в благородном и добром его лице возникло что-то мефистофельское.
– Можно пообещать хоть миллион, – заметил он, – однако вы, безусловно, образованный человек и должны понимать, что, если предмета не существует в действительности, он не материализуется из воздуха от одного только вашего желания.
– Как знать, – осклабился сеньор Вальенте, – вы ведь священник и лучше кого бы то ни было понимаете, что время от времени происходят удивительные вещи, полностью противоречащие нашим представлениям о мире.
С этим словами он надел шляпу и вышел из дома вон. Отец Маурисио проводил его хмурым взглядом.
Вечером Долорес и сеньор Алехандро встретились в условленном месте, в небольшой пальмовой роще в полумиле от поселка.
– Бегаем сюда, как любовники, – пожаловалась Долорес. – Если кто-то вдруг увидит нас вместе, это выйдет нехорошо. Нас могут заподозрить.
Аргентинец ухмыльнулся. Именно на этот случай они и встречаются подальше от поселка, там, где их никто не увидит. В крайнем случае, госпожа Долорес может сказать, что он, Алехандро, польстился на ее пышные прелести и пытался ее соблазнить, а она, как честная женщина, отвергла все его притязания. Но, впрочем, это все ерунда. Как ей уже, вероятно, известно, священник отклонил его предложение. Но, судя по его бурной реакции, статуэтка у него действительно есть…
– Конечно, есть, – не выдержала старая экономка, – я же видела ее собственными глазами!
– В таком случае вы, вероятно, знаете, где именно в доме отца Маурисио она хранится? – ласковые глаза сеньора Алехандро сделались острыми, как трезубцы, на которые черти в аду поддевают грешников.
Долорес ужаснул этот взгляд. Неужели он хочет обокрасть отца Маурисио? Нет, Долорес в этом участвовать не будет, это ужасный грех. Одно дело – рассказать, что у священника есть золотая статуэтка и совсем другое – пойти на грабеж.
– Вы честная женщина, и это очень похвально, – улыбнулся Алехандро. – Однако Кармен Лусия говорила мне, что вы тяжело больны, и вам придется взять расчет у отца Маурисио. Очень скоро вы не сможете даже сами себя обиходить, не говоря уже о том, чтобы заработать на жизнь.
Кипящая лава стыда закипела в ее сердце, выплеснулась и окрасила багрянцем щеки. Наблюдавший за Долорес аргентинец чуть прищурился. Судя по всему, деньги Долорес не нужны, и она предпочитает умереть в приюте для бездомных. Впрочем, если ее смущает не совсем законный характер всего предприятия, то, во-первых, она всего лишь расскажет о тайнике, во-вторых, это не будет воровством. Он, Алехандро, выяснил, сколько может стоить такая статуэтка, и он намерен оставить в доме соответствующую сумму – в качестве возмещения убытков отца Маурисио.
– Соответствующую сумму? – переспросила она. – Какую именно сумму?
– Двадцать тысяч долларов, – отвечал тот.
Двадцать тысяч! Перед глазами у нее все поплыло. Двадцать тысяч! Это же целое состояние. Впрочем, что ей до этого, ей надо получить хотя бы свою тысячу, чтобы не бояться голодной смерти.
– Тогда скажите, где находится тайник, – сеньор Алехандро глядел на нее без улыбки.
Она закусила губы. Перед глазами ее возникло большое темное распятие, с которого с укором глядел на нее Христос. Нет, она не совершит такой грех! Никогда, никогда, она ведь добрая христианка! Но тут Христос стал расплываться и растворился в воздухе, а на его месте возникло женское лицо – изможденное, бледное, как мел, заплаканное и искаженное мукой. Это было ее лицо, ее собственное лицо…
– Хорошо, – сказала она, пытаясь прогнать ужасное видение, – хорошо, я скажу. Но сначала вы дадите мне тысячу долларов.
– Ну, видите ли, так дела не делаются, – снисходительно начал он, но она прервала его.
– Тысяча долларов, или ничего, – вид у нее был непреклонный.
– Ладно, – поморщился он, – ладно. Вы получите свою тысячу. Но тогда вам придется кое-что подсыпать в кофе вашему священнику. Не бойтесь, это не яд, а всего лишь снотворное.
Долорес яростно замотала головой. Нет! Ничего и никому подсыпать она не будет. Самое большее, что она может ему обещать, что проведет эту ночь не в доме священника, а у себя, в деревне. Отец Маурисио, таким образом, на ночь останется один.
– Это меня устраивает, – кивнул де ла Сота, немного подумав, – вот ваши деньги.
Он небрежно вытащил из кармана пачку банкнот и передал ее Долорес. Бедная женщина, которая в жизни не видела больше двадцати долларов зараз, пересчитала их дрожащими руками.
– И еще одно, – сказала она, пряча деньги за лиф, – вы должны мне обещать, что не тронете отца Маурисио. А иначе я пойду в полицию и все расскажу.
У аргентинца дрогнул уголок рта. На этот счет она может не беспокоиться, он никогда никого не убивал. Однако, что бы ни случилось, ни в какую полицию она пойти не сможет. Потому что с этой минуты она – полноценная соучастница преступления.
Она замерла.
– Но вы сказали, что это не будет преступление, – пробормотала Долорес, глядя на аргентинца со страхом. – Вы сказали, что вы потом заплатите отцу Маурисио за статуэтку.
– Отцу Маурисио я, разумеется, все возмещу, – кивнул он. – Но с точки зрения закона то, что мы с вами сделаем этой ночью, все равно считается преступлением. Так что если вы хотя бы словом обмолвитесь кому-то о том, что случилось тут между нами, остаток жизни вы проведете в тюрьме. А теперь расскажите мне о тайнике.
И он привалился спиной к твердому и шершавому стволу ближайшей пальмы…
* * *Диего и Виктор молча слушали рассказ печальной и напуганной Долорес. Когда та закончила, они молча переглянулись.
– Насколько я знаю, никаких денег этот аргентинец отцу Маурисио так и не оставил, – проговорил наконец Диего.
– Потому что он был зол на меня, – отвечала Долорес – Я ведь соврала ему, я указала не то место. И он, видно, решил так мне отомстить.
– Но если ты соврала ему, как же он тогда добрался до золотой богини?
– Не знаю. Наверное, ему помогла Кармен Лусия, она хорошо знает дом, она ведь когда-то служила у отца Маурисио.
Несколько секунд они молчали.
– Однако ты ловко провернула это дело, – с некоторым осуждением проговорил Виктор. – И тысячу долларов взяла, и преступника обманула. Ничего не скажешь, настоящая католичка!
Долорес зарыдала. Она знает, что она страшная грешница и преступница, но не знает, что ей делать теперь. Она не может даже отцу Маурисио исповедаться, ведь он так ей доверял! Она понимает, что ей нет прощения, и она даже рада, что рассказала это все Диего, ведь он все-таки не чужой ей человек, и это гораздо проще, чем говорить с совсем посторонними полицейскими… И ей больше не нужны эти грязные деньги, пусть они заберут их у нее, а ее саму посадят в тюрьму, она заслужила это!
Тут она умолкла, и, прихрамывая, неожиданно вышла из библиотеки. Диего посмотрел на Виктора: куда это она? Тот пожал плечами. Однако очень скоро Долорес вернулась, все так же ковыляя. В руках у нее была шкатулка. Старая экономка открыла шкатулку, в ней лежала пачка американских долларов.
