Дмитрий Дивеевский - Альфа и Омега
После наваристых деревенских щей из чугунка Антонина Васильевна подала жаркое, приготовленное дедовским способом. В глубокой сковороде, наполненной горячим жиром, плавали томленые до коричневатости картофелины и куски свинины, отблескивающие рыжими, поджаренными боками. Аристарх с усмешкой посматривал на своего приятеля, который, казалось, не мог оторваться от угощений.
– Давно такой свинины не пробовал, честное слово, – сказал Данила, наконец отваливаясь от стола. – Откуда такая?
– Из свинарника, – засмеялся Аристарх. – Мы тут с Тоней все по науке делаем. Вычитали, как англичане своих хрюшек выкармливают, и испытали это дело в своем хозяйстве. Ничего особо мудрого и нет. Им ведь тоже не только картошку с хлебом надо задавать. Когда яблок, когда свеклы пареной, а бывает, что и деликатесу какого-нибудь, вроде гречневой каши. А этого товару у нас пока в достатке.
Потом на столе появился кувшин с моченой брусникой. Данила пил холодную розовую водицу с кислыми красными ягодами, и воспоминания лесной детской вольницы всплывали в памяти. Как хорошо! Хорошо быть рядом с этими вечными вещами: рядом с лесом, с полями и речками, видеть необъятное небо над летними лугами. Хорошо. Не зря же доцент ленинградского университета так прикипел к ним. При желании мог бы, наверное, вернуться на родину и устроиться там по нынешним временам совсем не плохо.
Закончив обед, друзья вышли на знакомую лесную дорогу и пошли по ней в глубину леса. Под тенями старых деревьев чувствовалась освежающая прохлада, вокруг щебетали лесные птахи, пахло липовым цветом и анисом.
– Аристарх, а о возвращении в Ленинград ты не думал?
– Нет, Данила. Тому две причины. Во-первых, не хочу. Та перестройка, которая у нас сегодня ломает страну, мне не подходит. Я совсем не за такую жизнь в лагере сидел. Эти перестройщики ведь только делают вид, что в советскую власть целятся, выстрелят-то они в Россию.
А во-вторых, бывшая жена мою квартиру давно на себя оформила, а по чужим углам скитаться в моем возрасте поздновато. Поэтому мы с Тоней решили жизнь не менять.
– А не обидно в стороне от событий стоять?
– Хороший вопрос, Данила. Было бы страшно обидно, если бы действительно сейчас шло разрушение советского строя, а на его остатках возрождалась бы новая Россия. Я бы не утерпел, полетел бы в Москву, постарался бы в эту работу включиться. Но меня ужасно отталкивает происходящее.
– Почему?
– Понимаешь, Данила я за антисоветскую деятельность пять лет отсидел. Казалось бы, кому, как не мне радоваться? Вот он, конец советской власти, того и гляди нагрянет. А я горюю!
– Сложно мне тебя понять, ведь новое же время идет. Построим нормальное общество! Сейчас трудный период приближается, но как без этого? Зато потом легче станет.
– Вот что я тебе скажу, дружочек мой драгоценный. Для меня марксизм был трагедией русского народа. Ты сам знаешь. Он нас от собственного пути в сторону увел. Выдумали его в Европе, а ударил он по нам. Сталин этот проект под Россию переделал, многое из него изъял, и сделал марксизм русским. Правда, от этого марксизм лучше не стал. Как он был надругательством над нашим самосознанием, так и остался. Только диктатор умудрился его русскому человеку навязать. Нет ничего противоречивее, чем советский человек сталинского типа. В нем перемешалось ожидание светлой жизни с жестокостью к классовому врагу. Он хочет принести благополучие человечеству и порицает Бога, мечтает о гармоничном обществе и в тоже время равнодушен к страданиям бесчисленных сограждан в лагерях. Такой тип человека не может быть вечен. Противоречия его разрушают. Так и получилось. После смерти Сталина классовая жестокость стала потихоньу уходить, и во времена Брежнева мы стали относительно гуманным обществом. Нашего брата-диссидента сидело в ту пору по лагерям сотни две-три. На двести миллионов населения считай, ничто. Конечно, сталинский период был наказанием русскому народу за предательство православия. Но, Данила! Уравнивать сталинизм и советскую власть неправильно. После Сталина строительство продолжилось, но оно имело уже иной характер. Причем, характер уникальный. Ведь послевоенная советская власть постепенно превращалась в единственный в истории строй, при котором начал осуществляться принцип социальной справедливости. Конечно, условия его реализации были тяжелыми. Борьба за выживание, внутренние распри, внешний враг, но все-таки, контуры социальной справедливости уже четко обозначились. Это, друг мой, дорогого стоит. Не зря Запад такие гигантские силы потратил на разрушение социализма. Он прекрасно понял, что через полвека ему придет кирдык. А действовал Запад очень жестко и беспощадно. Он это умеет делать не только с внешним врагом, но и у себя дома. Возьми хоть убийство Кеннеди.
– По принятой версии его убила мафия.
– А кто же еще, конечно – мафия. Доходы от ночных борделей не поделили! В такой бред в Америке не верит никто. А вот то, что президент выступил против создания Израилем собственной атомной бомбы, это реальный факт. И то, что после убийства его преемник согласился с бомбой, отрицать невозможно. А ты говоришь, масоны – это сказки для слабоумных. Кеннеди могли убить только масоны, не боящиеся ничего и чувствующие себя реальными хозяевами Америки. Больше на президента не посмел бы поднять руку никто. Кстати, материалов по этому поводу тоже достаточно. При желании их можно достать. Также как и по убийству Франклина Рузвельта.
– О чем ты говоришь! Рузвельт умер от болезни.
– Рузвельта убил его личный секретарь выстрелом в затылок после того, как масоны перехватили письмо президента саудовскому королю, в котором он соглашался выступить против основания государства Израиль. Пуля разворотила лицо, и Рузвельта выставляли в закрытом гробу, а затем долгое время держали на могиле охрану, чтобы кто-нибудь не задумал эксгумацию. Слухи о его насильственной смерти тогда переполняли Америку.
Вот это доказательство существования настоящих, невидимых диктаторов за кулисами демократии. Они, пожалуй, куда страшней Сталина. У того хоть ревтрибуналы были и показательные процессы. А у этих без излишних формальностей… Так что сравнение социализма с капитализмом, если его проводить на реальных фактах, а не на выдумках Запада, не такое уж и выгодное для той стороны.
– Но каждый знает, что социализм оказался нежизнеспособной системой. Об этом кричит весь мир.
– Советский Союз в страшнейших условиях, всего за полвека, с нуля создал государство, догонявшее по мощи США, а США, мой друг, создавались двести лет! И всегда темпы нашего развития были несравненно выше западных, а падать они стали со старением Политбюро, а в особенности – с приходом Горбачева. Этот титан мысли поспешил заявить, что страна пришла в тупик. А что ему оставалось, если на большее мозгов не хватало? Только скажи на милость, как мы по ряду отраслей уже оторвались от самой развитой державы мира?
– Да потому что мы вкладывали в эти отрасли свои лучшие силы и немереные деньги…
– Стоп! Значит, в чем дело? В том, что при нужном вложении сил и денег мы можем их обгонять! И вопрос состоял только в том, чтобы и в телевизоры, и в мясорубки, и в сандалии вложить больше денег и мозгов, чем вкладывали наши руководители!
– Так почему они на нас экономили, почему ничего не делали в этом отношении?
– Мы ведь задарма кормили полмира, социализм по планете двигали. Но задачка оказалась не по силам, и надо было ее переосмысливать. Старцы в Политбюро не могли пойти на такой шаг, в маразм погрузились. А Горбачев? Посмотри на него, это человек без царя в голове. И команду он себе набрал такую же. Все они давно попали под воздействие западного влияния, а Александр Бабакин совершенно очевидно имплантировал в девственный разум генсека идиотское «новое мышление». Я уверен, что из советской власти можно было постепенно вырастить социальное государство, ведь у нее было небывалое достижение – фактическое равенство людей. Только вот с вождями нам не повезло. Эх, Данила! Плакать хочется от горбачевского кретинизма! Ведь его же ведет на поводке все та же свора врагов России, чьи папы подгрызли самодержавие!
– А что же за письма из будущего ты упоминал, почему оттуда, а не издалека?
– Да это я пошутил, Данила. По правде говоря, кое-что о нашем будущем я начеркал, а потом думаю, кто же его угадает? Поэтому предсказания свои я оставил при себе. А вот человеком решил заняться вплотную. Ведь, если подумать, человек – самый главный предмет революции, правильно? Вот куда его несет сейчас, этого человека, а? Хорошо ему будет или нет в конце всех концов?
– То есть, как мы будем выглядеть в рыночном демократическом обществе?
– А кто тебе сказал, что мы туда припремся? Ишь ты, шустрый какой! Мы туда не попадем. Сценарий нас ждет такой: сначала всем миром будем строить демократию и рынок. Это выразится во всеобщем воровстве и разложении. Русский народ не готов к демократической вседозволенности, которую должно ограничивать гражданское правосознание. Ну, а если такого правосознания нет? Свирепая получится жизнь, друг мой. Произойдет криминализация всего общества от мала до велика. Конечно, такая жизнь не может быть нормальной, и начнет постепенно нарождаться волна протеста против сложившихся условий. Только скажи мне, о чем протестующие люди будут мечтать? Конечно же, о возврате порядка, который был раньше. Сегодня они порывают с социализмом, потому что их так обработали, а завтра будут мечтать о его возврате. Лет, эдак, через десять-пятнадцать, когда у оставшихся в твердом уме граждан мозги встанут на место и они сообразят, что за поворотом – пропасть. Эту самую либеральную модель отменят, и возвратят очень многие черты социалистического общества. Почему? Потому, что эти черты подпираются историей. Они дают маленькому человеку чувство справедливости, которое у него отбирается сегодня. Он еще не знает, какой бесценный дар у него крадут. Но со временем поймет. А что в результате? В результате окажется, что сегодняшний эксперимент России был не нужен. Точнее, нужен, но не нам, а тем, кто решил крупно поживиться на общем достоянии. Вот и все.
