Элис Клэр - Лунный лик Фортуны
Слишком хорошая для Гунноры? Мужчина резко замолчал, судорожно удерживая себя от этого предательства.
– Нам нужно было рассказать им всем. Я имею в виду, дома, в самом начале, – продолжил он. – Нет, это было бы нелегко, ведь отец заставлял ее выйти замуж за Брайса, но я верю, что мы смогли бы уговорить его. Он сам считал себя добрым отцом. Не думаю, что он упорно настаивал бы на своем, когда все остальные хотели, чтобы все было иначе. Но Гунноре не надо было отступать! – Мужчина взглянул на Элевайз. – Какое-то время, в начале, я очень волновался. Я боялся, что ей и в самом деле понравится быть монахиней, и я был в ужасе, что она решит остаться в Хокенли. Ведь тогда я потерял бы ее…
Элевайз заметила, что, говоря, он перебирал пальцами край своей туники – сжимал, растягивал, теребил с такой силой, что в некоторых местах ткань уже пришла в негодность. Эти непрестанные движения выдавали его глубокое волнение.
В первый раз аббатисе стало страшно.
Не думай о себе, приказала она своей дрожавшей душе, думай о нем.
Это помогло.
– Она знала, как сильно вы любили ее? – спросила Элевайз. Мужчина не говорил о любви, но она была совершенно уверена, что имеет полное право предположить это.
– Конечно! Я говорил ей снова и снова!
– А она отвечала на вашу любовь?
– Да! Да! – Затем после паузы: – Думаю, да. Однажды она сказала: ей кажется, будто она любит меня. Но ее чувство могло усилиться! – Мужчина говорил очень быстро, словно хотел защититься от возражений, выдвинуть которые у Элевайз не было никакой возможности. – Было достаточно, что она начинала любить меня! Разве нет?
– Конечно. – Это был единственно возможный ответ.
– Мой брат сказал, что я глупец, – продолжал он. – Брайса нисколько не задевало, что Гуннора не хотела выходить за него. Он никогда не мог понять, почему я так сильно люблю ее. Но ведь мы выросли вместе. Как и все остальные, я считал, что она выйдет замуж за Брайса, но всегда надеялся – вдруг что-нибудь случится… Да простит меня Господь, но как-то раз я поймал себя на том, что жду его смерти, ведь тогда она вышла бы за меня. Смерти моего родного брата! – Из его глаз полились слезы.
– Порой у всех у нас бывают дурные мысли, – сказала Элевайз, – но в действительности мы не имеем в виду ничего подобного, разве не так? Ведь вы никогда не хотели, чтобы ваша мимолетная тайная надежда на смерть брата стала реальностью, правда? И если бы он действительно умер, вы были бы глубоко и искренне опечалены.
– Да! Да! Конечно, да.
– Ну что ж, – Элевайз улыбнулась ему, надеясь ободрить, – Бог смотрит в наши сердца, и вы знаете об этом. Воздайте ему за это хвалу.
Мужчина медленно кивнул.
– Да, то же мне говорили монахи в Кентербери. – На долю секунды лицо мужчины просветлело, но затем им снова овладела какая-то страшная мысль, и он печально возразил: – Нет, Христос и его Святая Мать не поймут, как все получилось с Гуннорой.
Вознеся краткую молитву, Элевайз глубоко вздохнула и ответила:
– Я думаю, что я это уже поняла. Почему же не довериться Им – вдруг Они поймут тоже?
В аббатстве Жоссу сказали, что аббатиса Элевайз молится. Не найдя ее в церкви, он поспешил вниз, в долину, и по какой-то неведомой причине приблизился к Святыне очень тихо.
Дверь была приоткрыта. Подойдя, он заглянул внутрь.
Внизу, у подножия лестницы, на скамье, стоявшей на единственном ровном здесь месте, сидели Элевайз и Оливар.
Инстинктивно он хотел броситься к ним, так как какое-то неясное чувство – он не стал копаться в нем – подсказывало, что аббатиса в опасности.
Жосс заставил себя остановиться. Он стоял совершенно неподвижно, прислушиваясь.
Элевайз возложила туго перевязанную руку на кисти Оливара. Она наклонилась к нему, и Жосс услышал конец ее фразы: «…довериться Им – вдруг Они поймут тоже?»
Несколько мгновений Оливар не отвечал, и во время этой краткой паузы Жосс с тревогой подумал: что этот человек делает здесь? Он пришел, чтобы оплакать Гуннору в самом близком к месту убийства святилище? Или – ужасная мысль! – Оливар каким-то образом узнал, что Милон виновен в смерти его возлюбленной, и пришел, чтобы найти его и отомстить?
Элевайз – какая же умная женщина! – кажется, успокоила его. Оливар расслабился, и Жосс подумал, что, быть может, аббатиса убедила его – молитва за душу Гунноры лучше, чем охота за ее убийцей, и…
Оливар снова заговорил. Жосс начал вслушиваться.
– Мы условились встретиться здесь, в Святыне, в час перед рассветом, – сказал он. – Она должна была присутствовать с сестрами на Утрене, а потом вернуться в спальню. Как только она поняла бы, что все заснули, она поднялась бы и выскользнула. Я сказал ей, что буду ждать с полуночи – совершенно не важно, сколько мне предстояло ждать до ее прихода, я просто не хотел, чтобы она пришла первой. Я пробрался сюда, пока вы были на вашей службе.
– Должно быть, вы долго бодрствовали, – сказала Элевайз мягко.
– Да, но я был так счастлив при мысли, что увижу ее опять, что не обратил на это никакого внимания. Прошли уже месяцы с тех пор, как мы виделись последний раз. Мы смогли увидеться здесь лишь после того, как ее глупая кузина забавы ради тоже ушла в монастырь. Понимаете, я дал Эланоре письмо для Гунноры. Я много написал там, рассказал о своей любви. Наверно, я написал даже слишком много. Но не думаю, что это имело значение, – письмо было только для глаз Гунноры. Эланора не умела читать. Как, впрочем, и Гуннора. По крайней мере, она читала не бегло. Я полагал, что зря потратил время. – В его голосе послышались едва различимые веселые нотки. – Затем она – Гуннора – сделала так, как я ей посоветовал, и оставила для меня короткий ответ, спрятав его в щели вон в той стене. – Он махнул рукой по направлению к выходу.
Жосс, опасаясь, что кто-нибудь из них может обернуться, быстро подался назад.
– И из этой записки вы узнали, что она придет, – проговорила Элевайз.
– Да. В своем письме я написал, что год заканчивается, настало время осуществить наш замысел и объявить, что она покидает монастырь. Я надеялся, что она назначит точную дату, чтобы я мог ждать ее за воротами аббатства. Мы могли бы сразу же найти священника и попросить его поженить нас. Тайная встреча здесь, глубокой ночью… – это было совсем не то, чего я ожидал. Я не хотел, чтобы встреча была такой секретной. Будто мы стыдимся чего-то.
– Итак, вы ждали, и наконец она пришла? – спросила аббатиса.
– Да. – В его глухом голосе зазвучало волнение, и Оливар поспешно продолжил:
– О, я не могу вам передать, как чудесно было видеть ее снова! Я обвил ее руками, прижал к себе, пытался поцеловать.
Наступило короткое молчание.
– Пытались?
Жосс подумал, что именно это спросил бы и он сам.
– Она не разрешила мне. Ну, по крайней мере, в губы. – Оливар отрывисто рассмеялся. – Гуннора сказала, что она все еще монахиня, что я должен выказать должное уважение и только лишь по-братски поцеловать ее в щеку. Это было смешно, потому что она не слишком походила на монахиню – на ней, правда, было головное покрывало, но оно было плохо укреплено, а вимпл, вместо того чтобы закрывать горло, был заткнут за ворот рясы. Я сделал вид, что нахожу это забавным, то, что она не целует меня, но на самом деле я так не думал. То есть, не то чтобы мы были – ну, вы понимаете – близки ранее, но мы обменивались поцелуями. Очень страстными, трепетными поцелуями.
Жоссу, который знал теперь о Гунноре гораздо больше, было трудно в это поверить. Страсть в женщине, подобной этой? Возможно, она хорошо умела притворяться.
– В любом случае, это было неважно, – говорил Оливар. – Потому что очень скоро мы стали бы мужем и женой и могли бы и целоваться, и заниматься всю ночь любовью, если бы пожелали. Поэтому… – Его голос прервали всхлипывания. Быстро взяв себя в руки, он заговорил снова: – Поэтому я спросил: «Как скоро это случится? Когда ты уйдешь из монастыря?» И тогда она сказала мне… Сказала, что передумала насчет замужества… Сказала, что вообще не настроена быть чьей-то женой…
Элевайз прошептала несколько слов, но Жосс не смог их разобрать.
– Да, я знаю. – Теперь Оливар рыдал. – Я не мог поверить, вы правы. Я сказал: «Возлюбленная, это я, Оливар! Ты не должна становиться женой Брайса. Он женился на твоей сестре, помнишь?» Я не сказал ей, что произошло с Диллиан, я знаю, это было нехорошо, но я не осмелился. Гуннора могла рассудить, что это еще одна причина остаться здесь – в конце концов, она могла подумать, что они опять будут заставлять ее выйти замуж за Брайса, раз он стал вдовцом. «Это мы должны пожениться, – сказал я, – ты и я, как мы и задумали!» И… – Голос его опять прервался. – Она стояла вон там, на верхней ступеньке. – Оливар махнул рукой, показывая назад. – Она заявила, что решила остаться в аббатстве подольше. Или же, если это не удастся, она уйдет отсюда и заставит отца восстановить ее в правах, а потом поселится в Уинноулендз в одиночестве. Потом она повернулась ко мне спиной и сделала изящный маленький реверанс перед статуей Девы.
