Опасное поручение - Виталий Кулак
— Это всё я прекрасно понимаю.
— Вот-вот. Поэтому, сударь. Расскажите мне поподробней, что вы там узнали. Поделитесь своими выводами. Что за улику вы отыскали?
— На потолочной балке, на которой якобы повесился Павел Николаевич Старосельский, остались следы, свидетельствующие, что его повесили. Веревка оставила следы на дереве, как будто бы её подтягивали с тяжелым грузом. То есть кто-то накинул петлю на шею мертвого или находящегося без сознания Старосельского, а потом перекинул веревку через балку и подтянул её. Вот таким образом имитировали самоубийство.
— Очень интересно, очень. Продолжайте.
— К сожалению, продолжение вас не обрадует, — вздохнул я. — дело в том, что этой улики, то есть потолочной балки со следами от веревки, больше нет.
— Как так?
— Вскоре в гостином дворе, где умер Павел Николаевич, произошел пожар. И что странно — пожар начался в той самой комнате, где он останавливался и где он, якобы, совершил самоубийство. Комната сильно обгорела. Потолочная балка, естественно, тоже пострадала. Следов веревки на ней, увы, не осталось. Думаю, что это всё не просто так случилось. Пожар устроили, чтобы скрыть следы. Кому-то нужно, чтобы Старосельского считали самоубийцей.
Добронравов опять вскочил и заходил по гостиной.
— Да, вы правы, — сказал он. — Это не может быть случайным совпадением. Не может.
Он остановился передо мной.
— Но кто же, по-вашему, убил Павла Николаевича?
Я пожал плечами. Ответа на этот вопрос у меня не было. Хотел бы я знать имя убийцы или того, кто всё это организовал. И не помешало бы знать, чем кому-то не угодил Старосельский и при чем здесь картина Бернарди.
— Этого я пока не знаю. Скажите, Ваше превосходительство…
Добронравов не дал мне договорить:
— Давайте, сударь, не официально, а по имени отчеству.
Он присел напротив меня на софу.
— Скажите, Илья Иванович, вам знаком итальянский художник по фамилии Бернарди?
— Бернарди? — удивленно переспросил он. — Нет, кажется, раньше мне эта фамилия не была знакома. Признаюсь, живописью я не сильно увлекаюсь.
Удивился он искренне. У меня не было причин сомневаться в его ответе.
— А Павел Николаевич как к живописи относился?
— Да тоже, в принципе, как и я. Он больше книгами интересовался. А почему Вы это спрашиваете?
— Дело в том, что в Кострому Павел Николаевич ездил для того, чтобы посмотреть на картину итальянского живописца Бернарди. Эта картина находилась в коллекции костромского губернатора Пасынкова. Вот она-то и интересовала вашего товарища.
Я рассказал кое-какую информацию о картине. Естественно, только в общих чертах. Эту историю мне приходилось пересказывать уже в который раз.
Добронравов не перебивал. Он с любопытством смотрел на меня, только иногда то ли от удивления, то ли от возмущения покачивал головой из стороны в сторону.
— Мне кажется, что это похоже на какой-нибудь французский роман, — сказал Илья Иванович, когда я наконец-то закончил свое повествование. — Таинственные убийцы, загадочная картина, её кража, пожар, покушение на вас… Вот так сюжет!
— Уверяю Вас, Илья Иванович, это всё произошло на самом деле. Кто-то убил вашего друга, и теперь пытается замести следы своего преступления. Скажите, кто-нибудь хотел убить Павла Ивановича? Или может быть кто-то затаил на него обиду?
Этот вопрос в моем расследовании тоже стал уже обязательным.
Глаза Добронравова даже округлились от удивления.
— Помилуйте, Владимир Сергеевич, какие у него враги могли быть? Вы просто не знали Павла Николаевича. Безобиднейший, благородный человек. Пример для всех нас! Да, не побоюсь этого слова — пример. Он и сориться не любил. Бывает, поспорим мы с ним, а он потом на следующий день приезжает уже с утра первым мириться. Говорит, не могу вынести, что расстались не по людски, что обидеться ты мог.
— То есть всё-таки Павел Николаевич иногда ссорился? И не только с вами, как я понимаю?
Добронравов даже вскинул руку, делая вид, что отталкивается от моего вопроса как от чего-то малозначимого, не существенного.
— Это даже и ссорами нельзя назвать. Вы разве никогда ни с кем не расходились во мнениях? Что ж, это сразу ссорой считать? Нет. Говорю же, он был мирным и безобидным человеком.
— Хорошо, я понял. А, скажите, только прошу понять меня правильно, у вас кроме вот этих незначительных споров были какие-нибудь серьезные конфликты со Старосельским?
Этот вопрос, к моему удивлению, не вызвал раздражение Добронравова. Наоборот, он даже заулыбался.
— Теперь я понимаю, почему Елена пригласила вас расследовать эту историю. Вы, кажется, человек очень настойчивый. Не так ли?
— Только немножко, Илья Иванович. Просто хочу всё до конца прояснить.
— Что ж, думаю, это весьма похвальное качество. В наши дни далеко не каждый молодой человек им обладает. Поэтому я Вам отвечу чистосердечно, ничего не скрывая. Да и зачем мне что-то скрывать? В общем, серьезных конфликтов у нас с Павлом Николаевичем не было. Ни по работе, ни, как говорится, в быту. Это я вам точно заявляю. Так что ищите убийцу где-нибудь в другом месте.
Добронравов говорил, смотря мне прямо в глаза. Это был взгляд человека, которому нечего скрывать.
— Тем лучше, — сказал я. — если честно, Илья Иванович, то мне почему-то очень не хочется, чтобы вы были виновными в смерти отца Елены.
Хозяин дома улыбнулся.
— Мне тоже этого не хочется. Я готов Вам оказать любое содействие в расследование, только скажите какое.
Я на несколько секунд задумался. Как мне может помочь Добронравов? Своими связями? Они мне не помогут найти убийцу. Если бы он знал что-нибудь полезное для дела…
— Илья Иванович, как вы могли бы охарактеризовать Александра Белевцова, жениха Елены?
— А что Вас конкретно интересует?
— Всё. Все что Вы посчитаете нужным рассказать.
Добронравов вздохнул так, будто бы принимался за тяжелую работу.
— Понимаете, Владимир Сергеевич, я знаю Елену еще с пеленок. Она выросла на моих глазах. Естественно я желаю ей только счастья. Она
