Питер Тремейн - Очищение убийством
— Вот именно — сильные пальцы. Его держали, погрузив в бочку, до тех пор, пока он не захлебнулся в вине. И тут, должно быть, появилась я. Когда же я упала с табурета и лежала без сознания или, возможно, когда ты отнес меня в мою келью, убийца вытащил тело из бочки, потом проволок по проходу и выбросил в море. Бедный Сиксфульф!
— Еще бы только знать, о чем он собирался тебе поведать, — пробормотал Эадульф.
— Кажется, я уже знаю, — тихо проговорила Фидельма. — Посмотри, нет ли на нем сумы.
Эадульф порылся в груде мокрого тряпья, в которую превратилась одежда монаха, но не нашел ни crumena, ни pera, с которыми обычно монахи не расстаются. Зато, удивленно хмыкнув, обнаружил в самой одежде маленький льняной sacculus,[21] пришитый изнутри. В старые времена монахи обоих полов носили только crumena, маленький мешочек или котомку через плечо, в коей хранились деньги или личные вещи. Иные, как Ательнот, носили pera — кошель на шее. Но вот появляется новая мода — для хранения личных пожитков монахи стали предпочитать мешочек из льна, вшитый в складки одежды. Этот обычай зародился у франков, которые называли мешочек мошной или карманом.
— Что ты об этом думаешь, Фидельма? — спросил Эадульф с любопытством.
К ткани маленькой круглой застежкой из бронзы с красной эмалью и забавными узорами был приколот обрывок пергамента.
Фидельма несколько мгновений рассматривала находку и наконец воскликнула в восторге:
— Именно это я и искала.
Эадульф пожал плечами.
— Не понимаю, как это может нам помочь. Сиксвульф был саксом. И я могу сказать тебе, что это саксонская работа. Рисунок древний, дохристианский, символ древней богини Фригг…
Фидельма прервала его:
— Полагаю, это нам очень даже поможет. И я говорю о пергаменте, равно как и застежке.
Эадульф скривился.
— Опять на греческом.
Фидельма кивнула удовлетворенно.
— Здесь написано: «Любовь, расслабляющая члены, снова сотрясает меня, сладко-горькое создание, от которого нельзя убежать».
Эадульф раздраженно поджал губы.
— Это тоже написал Ательнот? — И вдруг монах щелкнул пальцами. — Ты хочешь сказать, что смерть Этайн не имеет ничего общего с заговором против Освиу. Что Торон и Вульфрик не имеют отношения к ее смерти. Понял! Этайн все-таки убил Ательнот. Но он знал о плане покушения на короля, открыл его Освиу и был убит Вульфриком или Альфритом. Эти убийства были просто совпадением.
Фидельма спокойно улыбнулась, качая головой.
— Хорошее объяснение, Эадульф, но неверное.
— У кого еще была такая возможность и мотивы? — спросил Эадульф.
— Ну, например, ты забыл об Аббе.
Эадульф тяжко вздохнул и потер ладонью лоб.
— Да, о ней я забыл. — Но тут же лицо его посветлело. — Однако ведь у нее не хватило бы сил, чтобы одолеть любого из этих убитых, не так ли?
— Я и не говорю, что это она. Но человек, с которым мы имеем дело, хитроумен, мысли его подобны лабиринту, пройти по которому можно с риском для жизни.
Фидельма некоторое время молчала, стоя на коленях над телом Сиксвульфа.
— Вели им отнести его к брату Эдгару.
Она повернулась и медленно, понурив голову, пошла по тропе к монастырским стенам, сжимая в молитвенно сложенных руках застежку и пергамент.
Эадульф, отдав приказание, последовал за ней. Он терпеливо ждал, глядя, как она идет, погруженная в раздумье. Неожиданно она обернулась к нему — и он никогда еще не видел на ее лице такой торжествующей улыбки.
— Теперь, мне кажется, все сходится. Но сначала я должна побывать в библиотеке и найти те любовные эллинские стихи, которые читал Сиксвульф.
Эадульф беспомощно вздохнул.
— Ты меня запутала. Какое отношение ко всему этому имеет библиотека? О чем ты?
Сестра Фидельма торжествующе рассмеялась.
— Я знаю, кто он, этот убийца. Вот о чем я.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Сестра Фидельма остановилась перед дверью покоев настоятельницы Хильды, взглянула на Эадульфа, и лицо у нее вытянулось.
— Ты волнуешься, Фидельма? — встревоженно прошептал Эадульф.
— Кто бы не волновался при таких обстоятельствах? — спокойно ответила она. — Мы имеем дело с человеком сильным и хитрым. А имеющиеся у меня доказательства довольно разрозненны. А еще то слабое место, вопрос, ответ на который, как я уже сказала, я надеюсь получить от убийцы. Коль скоро это не получится… — Она пожала плечами. — Стало быть, убийца вполне может уйти от нас.
— Я здесь, чтобы тебе помочь, — заверил Эадульф просто, без похвальбы.
Она посмотрела на него с искренней и нежной улыбкой и коснулась его руки. Эадульф положил ладонь на ее руку, и взгляды их встретились. Потом Фидельма опустила глаза и резко постучала в дверь.
Все, как она и просила, уже собрались — настоятельница Хильда, епископ Колман, король Освиу, настоятельница Аббе, сестра Ательсвит, священник Агато, сестра Гвид и Вигхард, секретарь ныне покойного архиепископа Кентерберийского. Мрачный Освиу восседал, вытянув ноги, перед огнем, там, где обычно сидел Колман. Сам епископ занял место Хильды за ее столом. Остальные собравшиеся стояли.
Когда Фидельма и Эадульф вошли, все повернулись к ним, как бы с немым вопросом.
Фидельма склонила голову перед королем и посмотрела на настоятельницу Хильду.
— С твоего разрешения, мать настоятельница?
— Можете начинать сразу же, сестра. Нам не терпится услышать ваше слово, и я уверена, что все вздохнут с облегчением, когда все закончится.
— Вот и прекрасно. — Фидельма взволнованно кашлянула, посмотрела на Эадульфа, ища поддержки, и начала: — То, чем мы руководствовались в нашем расследовании смерти настоятельницы Этайн, была утвердившаяся в умах многих уверенность, что это убийство политическое.
Колман раздраженно скривился.
— Это же очевидно.
Фидельма была невозмутима.
— Вы все решили, что Этайн, как главного защитника церкви Колумбы, убили, чтобы заставить ее замолчать; что сторонники Рима поняли, что она их самый непримиримый враг. Разве это не так?
Среди приверженцев Колумбы послышался одобрительный шепот, но Вигхард покачал головой.
— Это ошибочное предположение.
Холодный взгляд Фидельмы упал на кентского клирика.
— Не столь уж трудно было впасть в такую ошибку, учитывая обстоятельства? — парировала она.
— Ты допускаешь, что это ошибка? — Вигхард ухватился за ее слова.
— Да. Настоятельница Этайн была убита не из-за веры, но по другой причине.
Колман прищурился.
— Ты хочешь сказать, что Ательнот и оказался в конце концов убийцей? Что он сделал непристойные предложения Этайн, был отвергнут и поэтому убил ее? А когда понял, что раскрыт, покончил с собой от угрызений совести?
Фидельма мягко улыбнулась.
— Не спеши, епископ. Я еще не закончила.
— Так ведь пошли слухи, шептались по всем углам обители. А пустили их, как я подозреваю, сторонники Рима. — Голос Колмана был преисполнен негодования.
Агато, темноглазый священник, который до сих пор не произнес ни слова, вдруг нарушил молчание. Он запел пронзительным голосом:
Ходит-бродит Слух везде,А где Слух — там быть беде…
И тут же, так же внезапно, как начал, вдруг опустил голову и замолчал.
Все уставились на него в замешательстве.
Фидельма же, улучив момент, глянула на Эадульфа, как бы предупреждая: теперь уже скоро. Скоро ей придется разжать свою руку. Она подобралась и продолжала, не обратив внимания на вмешательство Агато:
— Ты угадал причину, епископ из Линдисфарна, но не угадал человека.
Колман неприязненно усмехнулся.
— Все-таки это преступление из-за плотской страсти? Тьфу! Я всегда говорил, что мужчин и женщин нужно разделить. Иов глаголет: «Завет положил я глазам моим, чтобы не помышлять мне о девице».[22] Эти совместные обители следует запретить, как сделал блаженный Финниан из Клонарда, отказавшийся вообще смотреть на женщин.
Настоятельница Аббе покраснела от негодования.
— Когда бы на то была твоя власть, Колман из Линдисфарна, безрадостна была бы наша жизнь. Ты, пожалуй, рукоплескал бы Энде, который дал обет и даже с родной сестрой, Фанхеа, разговаривал только через занавеску!
— Лучше безрадостная жизнь, чем жизнь в бесчинствах и наслаждениях, — с жаром возразил епископ.
Аббе покраснела еще больше и уже раскрыла рот, чтобы ответить, но у нее перехватило дыхание, так что она не смогла произнести ни слова. Фидельма резко одернула спорщиков:
— Сестры, братья, или мы забыли, ради чего здесь собрались?
Освиу горько улыбался, глядя на спорящих клириков.
— Да, Фидельма из Кильдара, — присоединился он к ее словам. — Это становится похожим на диспут в храме. Скажи нам, если можешь, откуда явились эти смерти — смерть твоей настоятельницы, смерть архиепископа Кентерберийского, смерть Ательнота, Сиксвульфа и даже смерть моего первенца Альфрита. Смерть витает вкруг Стренескалька, как чума. Может быть, над этим местом тяготеет проклятье?
