Иосиф Кантор - Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода
Фараон и жрецы строили храмы в честь своих идолов для того, чтобы запугать народ и держать его в повиновении. Оттого и были эти храмы мрачными, суровыми, навевающими страх. Храмы эти давили на человека всей своей мощью, и вошедшему в них хотелось лишь одного – поскорее выйти.
Чудо, которого ждали, случилось вечером, на закате. Откуда ни возьмись, прилетели перепела, и была их стая настолько велика, что окружила весь еврейский стан.
Перепел – птица вкусная. Египтяне ценили перепелов настолько, что увековечили в своем письме, придумав иероглиф в виде перепела. Радости людей, на которых буквально с неба спустилось благо, не было предела.
Птицы, утомленные длительным перелетом, были настолько легкой добычей, что сам процесс был скорее похож на сбор урожая, нежели на охоту. Люди брали перепелов руками, а те даже не пытались улететь, потому что у них не было сил на это. Самцы подавали голос и трепетали крыльями, а самки, которых было большинство, давались в руки спокойно, сознавая свое предназначение и не противясь ему.
Люди, ликуя, славили Господа, пославшего им пропитание в пустыне.
– Чего нам страшиться, если Господь заботится о нас?! – слышалось отовсюду.
Ароматный дым жарящейся на углях птицы стелился по лагерю. Добыча оказалось столь обильной, что люди не просто наелись, а объелись, потому что мясо перепелов портится скоро и мало кто рисковал оставлять часть еды на следующий день.
– Мы наелись на три дня вперед! – говорили люди, поглаживая себя по животам и сытно рыгая. – Как славно!
Они уже забыли свое недавнее возмущение, а может, просто не хотели вспоминать о нем. Сытый и голодный думают по-разному, сытость располагает к благодушию и кротости, а голод озлобляет и ожесточает сердца.
– Вот если бы каждый день было так… – мечтали некоторые.
– И раз в три дня было бы хорошо! – отвечали им другие.
После ужина к Моисею пришел Осия, пришел, можно сказать, скрытно, без сопровождения. Моисей удивился и, по выработавшейся уже привычке, ждал плохих новостей, но, к счастью, ошибся – новости оказались хорошими.
– Пришел человек от амалекитян и рассказал, что они готовятся напасть на нас близ места, называемого за свои просторы Рефидим[29]. Они навалятся на нас всей своей мощью и надеются смять нас без особого труда. По сообщению перебежчика, среди амалекитян распространилась вера в легкую победу над нами. Они уже подсчитывают, кому что достанется из нашего имущества, а наиболее опрометчивые даже берут в долг под будущую добычу. «Евреи – не воины, – говорят амалекитяне. – Мы перебьем их без труда».
– Надежный ли человек твой перебежчик? – спросил Моисей, привыкший во всем ждать подвоха.
– Надежный, – кивнул Осия. – Он отрекся от нечестивых идолов амалекитян и уверовал в единого Бога, за что был бит бичом, а потом брошен в яму, и амалекитяне, по гнусному обычаю своему, намеревались содрать с него с живого кожу, но Господь послал ему спасение – путы на руках и ногах его внезапно разорвались, и он бежал. Я недоверчив, но стоит только заглянуть в глаза его, как веришь всему, что он говорит. Но, тем не менее, дозоры сменяются ежедневно, и врасплох амалекитяне нас не застанут.
– Как ты думаешь обороняться? – спросил Моисей.
– Противопоставлю их силе нашу, – ответил Осия, – вооружу всех, кого только можно, но часть воинов, не менее десяти тысяч, оставлю в нашем тылу, чтобы в случае поражения основного войска они задержали бы амалекитян и дали бы возможность старикам, женщинами и детям отступить в пустыню, увозя с собой имущество наше и уводя стада…
Эти слова Осии пришлись по душе Моисею и подтвердили, что он был прав, поставив Осию над всем войском. Похвальная предусмотрительность. Умный полководец всегда помнит о возможности поражения и принимает меры на этот случай. Поражение – беда, но гибель и разорение всего народа – это уже непоправимое несчастье. Молодец Осия.
– Кроме того, я учел, что во время сражения нам в спину может ударить кто-то из предателей, – продолжал Осия. – Я оставляю в тылу еще один отряд, численностью в две тысячи человек и пятьсот конных воинов. Они будут бросаться туда, где возникнет какая-то угроза или измена, и пресекать ее. Больше всего я опасаюсь пожара, потому что нет хуже бедствия, чем пожар в тылу во время боя, но враг коварен, и ожидать от него можно любой подлости. Я поговорил со старейшинами и просил их выделить надежных людей, которые наблюдали бы за положением в тылу, каждый в порученном ему месте, и немедленно доносили бы старейшинам обо всем подозрительном, а те бы уже принимали бы меры. От пятнадцати до двадцати наблюдателей от каждого колена будет вполне достаточно. Так мы укрепим наш тыл и постараемся обезопасить себя от ударов в спину…
– Ты рассуждаешь мудро, Осия, – одобрил Моисей, – и предусмотрительность твоя радует меня, но скажи мне, какого ты мнения о боевом духе наших воинов?
– Когда выходят против тебя амалекитяне, боевой дух крепнет, – усмехнулся Осия. – Всем известно, что амалекитяне не любят брать пленных, разве что самых сильных мужчин могут они оставить в живых, чтобы те служили им, и всем известно, что амалекитянское рабство стократ хуже египетского. У египтян рабы живут хоть и плохо, но долго, и многие из них умирают от старости. Амалекитяне же изнуряют своих рабов непосильным трудом и беспрестанно осыпают побоями, потому что жестокость у них в обычае. Мало какой раб протянет у них дольше года, самое большее – двух. Потому воины намерены стоять против амалекитян до последнего и биться с ними насмерть, иначе нельзя. В бою с египтянами трусость может сохранить жизнь, в бою с амалекитянами она не поможет!
Обсудив дела, Осия хотел уходить, но Моисей задержал его.
– Скажи мне, Осия, – спросил он после небольшого раздумья относительно того стоит ли вообще спрашивать такое, – какого ты мнения о военачальниках Савее и Авенире?
– Савей надежен, но привык действовать прямо и рубить сплеча, – ответил Осия, не выказывая никакого удивления. – Туда, где может потребоваться действовать хитростью, его лучше не ставить, в хитростях он не искушен. Авенир же… Авенир – человек с двумя личинами. Одна из них – личина храброго воина и начальника, требовательного в своей суровости. Другая же – коварный сановник, привыкший больше полагаться на хитрость, нежели на правду. Авенира я никогда не поставлю туда, где за ним нельзя будет приглядывать, потому что не привык целиком полагаться на подобных ему. И все это я сказал, не вспоминая о том, что он выступал против моего назначения. Это мнение одного полководца о другом, не более того. Пока я начальствую над войском, Авенир и Савей будут среди тех, кто ведет в бой основные силы. Один, потому что его стихия – прямой удар, а другой, потому что ничего больше ему нельзя доверить.
– Может быть, Авенира стоит отстранить от командования воинами? – предложил Моисей.
– На то нет прямой причины, – ответил Осия, – да и вдобавок каждый воин у нас на счету, не говоря уже об опытных военачальниках. Зачем отстранять Авенира? Или есть нечто такое, чего я не знаю?
– Есть нечто такое, что я сам бы очень хотел узнать, – ответил Моисей, и на этом разговор с Осией закончился…
Утро принесло новое чудо. Солнце взошло, трубы протрубили, люди вышли из своих шатров и увидели необычное – все вокруг было покрыто мелкими белыми шариками, похожими на кориандровое семя, и было так во всем стане. Белые шарики лежали на камнях, свисали с ветвей кустов, они покрывали песок, и казалось, что пустыня побелела за ночь. Люди дивились, потом кто-то наклонился и взял несколько шариков в руку. Его примеру последовали другие. Вот кто-то растер удивительную находку в ладонях и понюхал, а потом лизнул… Первыми отважились попробовать самые смелые, они попробовали и закричали:
– Это вкусно, это хрустит на зубах и напоминает лепешку, обмакнутую в мед!
Другие тоже отведали, и очень скоро весь народ был занят сбором новой еды.
– Это – манна небесная, – говорил Моисей людям, – пища, которую вам послал Господь. Собирайте столько, сколько сможете съесть, не оставляя на завтра, потому что долго не сохранится она в жаркой пустыне. Если Господь дал вам пищу сегодня, то даст и завтра!
– Хвала Господу! – отвечали люди и радовались.
Манны было достаточно для того, чтобы питаться весь день, а на следующее утро ее собирали снова. То, что не успевали или уже не хотели собирать, таяло на солнце.
Глава 22
Родник в скале
Голубя подбил из пращи мальчишка. Птица низко кружила над станом, словно высматривала кого-то, и невозможно было удержаться от того, чтобы не бросить в нее камнем. Голубь не хуже перепела, его мясо питательно, а в пустыне любое съестное ценно вдвойне.
К правой ноге голубя был привязан тонкой нитью мешочек, а в мешочке лежал свернутый в тугую трубочку папирус, шириной с палец. Мальчишка не был бы мальчишкой, если бы не развернул папирус, но любопытство его не вознаградилось – он увидел множество точек, а не какую-то интересную картинку. «Наверное, птицы так пишут письма друг другу, – подумал мальчишка, – берут папирус и тычут в него клювом, вот и получаются точки».
