Игорь Шприц - Каин и Авель
Созонов тронул лошадку и подъехал к подворотне. Дворника в это время тут не бывало, он хорошо знал время обеда и время бодрствования местного цербера. Медленно и степенно вошел во двор. Ивановская искала нужную лестницу, вытянув шею и подслеповато сверяясь с адресом, написанным на клочке бумаги. Вот еще улика — почерк Савинкова!
Татарин тем временем делал вид, что забежал справить малую нужду на кучу мусора. Вернее, справлял и в самом деле, поворотом головы следя за тем, в какую сторону пойдет Ивановская. Так что Созонова он видеть никак не мог.
Егор вытащил из-за голенища короткий сапожный нож, точенный из обрезка пилы (такие ножи были у всех извозчиков — в случае чего резать постромки), и пошел мимо татарина. Проходя рядом, но не попадаясь ему на глаза, он быстрым движением выставил левую руку и ткнул ею под левую лопатку наблюдающего. И кашлянул, чтобы подать знак Ивановской.
Правдюк мочился с удовольствием, как мочатся все, дорвавшиеся до спасительного уголка. Все складывалось замечательно. Сейчас он узнает, куда пошла Ивановская, а дальше будет действовать по разумению: ежели она войдет и не выйдет, то пошлет дворника за подмогой и накроет всю шайку. А ежели выйдет, то пойдет за ней и проследит другие концы, по пути известив Медянникова о найденной плохой квартире. По дороге всегда попадется кто-нибудь из своих.
Он уже выдавливал из себя последнюю капельку, как сзади мимо прошел некто, слегка коснулся его спины и кашлянул. От этого прикосновения почему-то сладко кольнуло сердце, лоб похолодел и покрылся потом, а ноги вдруг перестали слушаться и начали подгибаться. Руками он еще инстинктивно прятал срам, но голова, повернутая к Ивановской, уже почти ничего не понимала. Тут его подхватили под мышками, и он доверительно прильнул к человеку, пытающемуся ему помочь...
Ивановская сообразила все в долю секунды, зорко огляделась и подошла к Созонову. Вместе с двух сторон они повели, а вернее, потащили тело филера к саням, так что ни у кого эта сцена не вызвала ни малейшего подозрения: старушка-мать и младший родственник тащат упившегося мастерового домой, поближе к родным пенатам.
— И угораздило же тебя набраться! Тьфу, какой тяжелый, сынок... сыночек... — бормотала Ивановская, заискивающе улыбаясь встречным. — Вот зальют глаза с утра пораньше, а мы — мучайся... Вот так... садись, миленький, — захлопотала она, умащивая тело поудобнее. И села рядом, придерживая клонящегося набок сына. — Вот так...
Созонов посмотрел вдоль улицы — товарищей филеру не наблюдалось — и тронул сани. На ходу вскочил, уселся поудобнее, хлестнул лошадку и поехал в дальнюю сторону, в Лесное, где можно будет без помех оставить человеческий груз, не вызвав этим ничьих подозрений.
Жизнь уходила из подколотого тела неохотно, по капелькам, так что несколько минут Фрол еще наблюдал по-весеннему голубое небо с кувыркающимися в нем воронами. Потом вороны исчезли, небо уменьшилось, превращаясь в серую овчинку... в эту овчинку заглянул чей-то внимательный глаз... овчинка скукожилась в яркую точечку... потом пропала точечка, и все стало черно. Последней пропала чернота.
* * *«Что-то надо предпринять...» — меланхолично подумал Берг, заявившись из Охранного отделения домой и узрев очередное послание баронессы Кноритц. Это уже становится похожим на фарс. Так бывает между людьми, связанными сильной безлюбовной страстью: вначале один зависит от другого, потом — второй от первого, но никогда — оба друг от друга.
Теперь баронесса Лидия зависела от мужских чар Берга, а его все эти африканские страсти стали припекать. Он не понимал сущности их взаимоотношений, но теперь, когда не стало Дуси, влечение к баронессе превратилось в ненужную потребность, от которой хотелось отказаться как можно быстрее. Любым способом, пусть даже и несколько обидным для женщины.
— Ты сама этого просила! — сказал вслух Берг, надел поверх домашней одежды рабочий халат и сел за ярко освещенный химический стол.
Все нужные компоненты находились под рукой: марганцовокислый калий, сажа, бездымный порох, сахар и запал, подобный тому, что сегодня утром он держал в руках. Но, естественно, не такой силы.
Вначале он склеил из тонкого картона коробочку, по размеру чуть меньше, чем маленькая конфетная коробка-бонбоньерка, которая лежала пустой, словно дожидаясь удобного часа. И дождалась. Когда швы схватились, Берг проклеил их на всякий случай папиросной бумагой. Вставил коробочку внутрь бонбоньерки — все сходилось.
Далее он взял фарфоровую ступку с пестиком, поставил перед собой и стал, отмеряя компоненты маленькой мерной ложечкой, засыпать их последовательно в ступку. Подумав немного, добавил сажи. Потом подумал и добавил еще.
Все это аккуратно размолол пестиком и ссыпал в коробочку. Потом нарезал маленькие бумажные квадратики и, сопя от усердия, долго рисовал какие-то только ему понятные узоры на каждом квадратике. Полюбовался нарисованным и остался доволен. Коробочку с составом тщательно заклеил и уложил в конфетную коробку. Поверх картонной коробки разложил в беспорядке бумажные квадратики.
В наружной коробке оставалось немного места для запала. Берг шилом проделал во внутренней коробочке дырку, вставил туда запал и заполнил свободное пространство ватой. После чего протянул сквозь две коробки шелковую нить, одним концом перевязанную поперек запала, закрыл бонбоньерку и заклеил ее сверху папиросной бумагой. Саму бонбоньерку обвязал красивой шелковой лентой с подарочным бантом. Положил бонбоньерку на стол и полюбовался. Вышло очень элегантно.
Берг налил полный стакан водки, выключил свет, в темноте выцедил водку в один прием, зажевал черным сухариком и, не разоблачаясь, повалился на диван. На душе было мерзко. Потом он заснул.
* * *После короткого доклада в Департаменте сил куда-либо ехать, кроме как домой, не осталось. Клара с детьми отправились на Пасху в Кенигсберг, поэтому Франк был доставлен к Путиловскому. Впрочем, он такой судьбе и не противился — еще ночью, до взрыва, имелось приглашение, которое просто было отложено. И теперь настало время его принять.
Все пропыленные взрывом одеяния поступили в распоряжение Лейды Карловны. Макс тщательно обнюхал скинутое, извлек из этого массу полезной информации, но никому об этом даже и не мяукнул. Он наверняка понял, что хозяин попал в ту же неприятную ситуацию, в которой оказался сам Макс двумя годами ранее, — запахи беды были одни и те же.
Утомленные взрывом, его последствиями и горячей ванной с релаксирующими солями, оба проспали до глубокого вечера. А когда проснулись, в столовой под серебряным колпаком (с маленькой спиртовкой снизу) их ждал горячий ужин. Так в халатах и сели. Большому Франку все халаты хозяина были малы, поэтому он все время запахивал полы, а потом перестал, делая это только при появлении Лейды Карловны.
— Завтра утром на кафедре буду героем,— блаженствовал Франк, обильно поливая куски розового кроличьего мяса соусом бешамель. — Передай, пожалуйста, бутылку. — И он запил все это чревоугодие розовым же вином, предварительно ознакомившись с этикеткой: — «Клоде Вужо»... Пьеро, растешь не по дням!
Путиловский выпил тоже и промокнул губы льняной салфеткой.
— Я тебя прошу: никоим образом эта информация не должна стать достоянием вашей университетской общественности. Тебя там не было, ты спал дома после хорошей пьянки, ничего не помнишь и ничего не знаешь.
— Послушай, Пьеро, — обиженно начал было Франк, но его грубо прервали в самом начале речи:
— Саша, помолчи! Это уже не игрушки! Я не советую, как организовать твои кафедральные дела, но и ты не мешай мне делать свою работу. Я всегда готов искать твоего совета. Но не в деле политического сыска. Тут должна быть служебная тайна.
— Надеюсь, ты не предполагаешь, что за твоей спиной я рассказываю все секреты?
Франк обиженно надул губы, шмыгнул носом и в знак обиды налил себе полный бокал, не предлагая хозяину. Путиловский раскусил нехитрую уловку Франка.
— Передай-ка бутылку. Нет, не предполагаю. Просто начинается тонкая игра, где каждая малейшая информация может стоить жизни любому участнику этой игры.
— И мне? — простодушно спросил Франк.
— И тебе в том числе. Ты ночью был на волосок от гибели. Ну представь себе, что бы я сказал Кларе? Что ее муж погиб при исполнении служебных философских обязанностей? И дальше что?
— Дальше? Дальше ты должен был бы, как честный человек, жениться на ней! — Судя по оживлению Франка, такая мысль устраивала его полностью. — И достойно вырастить наших с тобой общих деток.
— Ну разве что, — ухмыльнулся такому развитию событий Путиловский. — Тебе бы в этом случае и пенсия не полагалась!
— Почему?
— Ты посторонний. Случайная жертва.
— Жаль. — Франк положил себе вторую порцию. — Прекрасный кролик, Лейда Карловна! В чем вы его вымачивали?
