Валерия Вербинина - Статский советник по делам обольщения
Пятнистый зверь на высоких лапах подошел к нему, и Казимир погладил его по голове. Гепард вздохнул, улегся на ковер и закрыл глаза.
– Вот, нашла, – объявила Розита, быстрым шагом входя в комнату с флаконом в руках. – Духи «Золотая мечта». Они только что поступили в продажу, и фирма прислала флакон в подарок моей хозяйке…
Казимир взял флакон, поглядел на этикетку, осторожно вынул пробку и принюхался. Сомнений больше не оставалось – это был тот же самый сладковатый аромат, которым пропахла его одежда, когда он с Марией обнимался на диване, после чего они проследовали в спальню.
– Я же говорю тебе: духи – ерунда, – сказала Розита, забирая флакон из его рук. – Вот бриллианты – совсем другое дело… Если ты подаришь ей духи, она даже не взглянет на тебя второй раз.
«Очень мне нужны ее взгляды!» – подумал Казимир. В спальне тем временем кто-то истошно завизжал. Визгу вторило мужское уханье, и тут у благородного шляхтича лопнуло терпение.
– Я очень тебе за все благодарен, – быстро промолвил он, отступая к дверям. – Пожалуй, не надо говорить хозяйке, что я возвращался. И вообще, если хочешь знать, меня тут не было!
Он вышел из номера, быстрее молнии скатился по лестнице и, кликнув извозчика, поспешил домой.
Глава двадцатая, в которой в государственное лицо швыряют корсетом, а также происходят другие интересные события
– Значит, в комнате, где произошло убийство, пахло духами «Золотая мечта», – сказал Ломов. – И что это нам дает?
– Сергей Васильевич, это улика или, если угодно, след. Вы узнали, какими духами пользуется Гвендолен Мэйнбридж?
– Миссис Мэйнбридж и ее муж уже покинули Петербург, – сказал Ломов. – Прислуга гостиницы уверяет, что у нее было несколько духов, но не в больших хрустальных флаконах, а в маленьких скляночках, чтобы не занимать много места. Так или иначе, этикеток на них не было, и в принципе она могла использовать любые из них.
– А также смешивать их, как делают некоторые, – добавила Амалия. – Но поскольку речь идет о совершенно новых духах…
– Она могла купить их в Париже. Они ведь ехали в Петербург через Париж.
– Хорошо, она купила духи в Париже. И что дальше? Даже если она отлила часть духов в небольшой флакон, что она сделала с тем флаконом, который купила, и с остатками духов? Не могла же она их выбросить – это слишком дорогое удовольствие…
Сергей Васильевич Ломов вздохнул. Наязыке у него уже некоторое время вертелось замечание, которое он не осмеливался произнести вслух, потому что не знал, как на него отреагирует Амалия. Все же он решил рискнуть.
– Вам не кажется, сударыня, что духи уже не играют в этой истории никакой роли? Мы больше не расследуем убийство Риттера, полиция так вообще за него не принималась, а Карлу фон Лиденхофу и так известно все, что ему нужно. Я уж не говорю о том, что он вообще не должен знать ни о каких духах, иначе нам придется объяснять, откуда мы о них узнали…
– В этом деле все одно к одному, – проговорила Амалия. – У миссис Мэйнбридж был мотив для убийства, у ее мужа – мотив, чтобы ей помогать, у них нет алиби, они имели возможность убить Риттера… И тут мы спотыкаемся о духи, которые взялись непонятно откуда.
– Хорошо, – буркнул Ломов. – А как вам такая версия, сударыня? Некая дама шла по коридору, услышала хрипы Риттера, заглянула в комнату, испугалась и убежала. Вот вам и объяснение духов, которые вовсе не связаны с убийством.
– Убежала и ничего никому не сообщила?
– Почему бы и нет? Малодушие может проявляться по-разному, в том числе и в полном бездействии.
– Тогда надо установить, кем была эта дама.
– Сударыня, – терпеливо промолвил Сергей Васильевич, – расследование закончено, и нет никаких причин для того, чтобы и далее тратить на него наше время. В конце концов, наша главная задача до сих пор не решена – хотя Лина Кассини и стала холодна к министру из-за истории с картиной, он из кожи лезет, чтобы вернуть себе ее расположение, и не ровён час они снова начнут встречаться. Вот этим и надо заняться, а не искать даму, которая душится «Золотой мечтой». – Сочтя, очевидно, что он уже сказал достаточно, Сергей Васильевич решил свернуть разговор на другую тему. – Кстати, Петр Петрович просил вам передать, что он чрезвычайно вам благодарен и при первом же удобном случае представит вас к высочайшей награде. Генералу неведомо, каким образом вы вынудили Антона Филиппыча подать в отставку, но он отдает должное вашей сообразительности. Должен заметить, что его благодарность, пожалуй, будет все-таки поменьше моей, Амалия Константиновна. Честно говоря, я опасался, что однажды мне придется прихлопнуть этого растяпу, чтобы он больше не путался у нас под ногами.
– Значит, вы советуете мне забыть о деле Риттера? – спросила Амалия, которая не обратила на последние слова Ломова никакого внимания.
– Не забыть, сударыня, а извлечь из него уроки и пойти дальше, – возразил ее собеседник. – Ведь поначалу все казалось таким значительным: провокации, мировые заговоры, и прочая, и прочая. А на самом деле вся история, если присмотреться, не стоит выеденного яйца. Ему просто-напросто отомстили за дуэль, о которой он наверняка и думать забыл. – Амалия промолчала. – Ну же, сударыня, если вы сейчас станете доказывать мне, что Мэйнбриджи просто так оказались на вечере и просто так вышли из зала за несколько минут до убийства, имея к тому же мотив избавиться от жертвы… Это же несерьезно!
– Вы правы, – согласилась Амалия. – Просто меня беспокоят… скажем так, несовпадения.
– Никаких несовпадений нет, – твердо ответил Ломов. – В конце концов, в комнату могла войти посторонняя, надушенная этими духами, либо Гвендолен Мэйнбридж могла хранить духи в чемодане и надушиться ими только на вечер, и прислуга не заметила флакон просто потому, что его не было на видном месте. Все объясняется, и объясняется очень легко.
– А откуда она взяла яд? – спросила Амалия.
– Вы хотите сказать, что у нее не было ни единой возможности его раздобыть? – сухо спросил Сергей Васильевич. Его уже начал утомлять этот разговор. Он подозревал, что «зефирная принцесса» прониклась сочувствием к переживаниям преступницы и теперь искала любой предлог, чтобы выгородить ее.
– Я хочу сказать, – пояснила Амалия, – что это было преднамеренное убийство, осуществленное очень методично. Вот и все. И меня не покидает ощущение, что нас дергают за ниточки, Сергей Васильевич… Очень аккуратно, почти ювелирно. И мне это совершенно не нравится.
– Это Карл фон Лиденхоф так на вас повлиял, – сердито сказал Ломов. – Не увлекайтесь, сударыня, иначе вы начнете видеть тайный умысел там, где его нет и в помине. И помните, что при желании можно отыскать сто скрытых смыслов даже в рисунке мелом, который сделал ребенок. Конечно, в нашем деле осторожность не помешает, но все хорошо в меру, госпожа баронесса.
Он вновь завел речь о Лине Кассини и о том, как бы разлучить ее с министром раз и навсегда.
Что касается итальянки, то, не подозревая об интригах, объектом которых стала ее персона, она наслаждалась жизнью – или, по крайней мере, проводила время весьма приятственно. Лина Кассини давала концерты, выступала на частных вечерах, принимала комплименты и то и дело получала подарки, в том числе от министра, который из кожи лез, чтобы загладить свою оплошность. Он преподнес ей бриллиантовое колье и дорогую жемчужную нить, какой не было даже у Марии Фелис. Лина сначала отослала подарки обратно, но потом смягчилась настолько, что соблаговолила их принять – вместе с другими безделушками, которые стоили целое состояние. Но, хотя она принимала подарки от министра, сама она все больше и больше времени проводила с Казимиром, который, по его словам, скрывался у Лины от пылкой Марии, которая прямо-таки не давала ему прохода.
– Вам не следовало вообще с ней связываться, – как-то заметила ему Лина, не удержавшись. Казимирчик вытаращил глаза.
– Сударыня! Я могу поклясться вам чем угодно, что меня с госпожой Фелис ничего не связывает! Как вы могли так обо мне подумать?
Строго говоря, дядюшка Амалии почти не лукавил – разумеется, если считать, что двух людей могут связывать только брачные узы. Впрочем, о какой связи можно вообще говорить, если дама изменила кавалеру через полчаса, а то и меньше?
– До меня долетели другие слухи, – промолвила Лина со вздохом, грозя собеседнику пальчиком, на котором красовалось внушительное кольцо с огромным изумрудом – подарок министра. – Вы, сударь, опасный сердцеед!
В таких случаях сердцеед обычно принимался оправдываться, причем, оправдываясь, он якобы по близорукости неловко взмахивал рукой, что-нибудь опрокидывал и разбивал. На следующий день он неизменно возвращался с подарком, который призван был заменить разбитую вещь. Благодаря этой нехитрой тактике Казимир бывал у Лины каждый день. Добавлю, что никакая близорукость не могла заставить коварного дядюшкуразбить что-нибудь действительно ценное.
