Давид Зурдо - Последний секрет плащаницы

Поднявшись на лифте на второй этаж, Энрике повернул направо и, миновав короткий коридор, оказался перед высокой узкой дверью, ведшей в читальные залы для ученых. Пройдя мимо стола дежурного, он направился в зал Мигеля Сервантеса, который всегда напоминал ему библиотеку профессора Генри Хиггинса из «Пигмалиона». Фигуры с огромных картин, висевших на стенах, невозмутимо взирали на людей, сидевших за столами, занимавшими практически весь зал. А под картинами стояли высокие шкафы со стеклянными дверцами, полные старинных книг.

Отдав сидевшему в зале сотруднику библиотеки свой читательский билет, Энрике получил от него большую пластиковую карточку с номером стола, за который он должен был сесть, и прежде чем направиться в соседнюю комнату, где находился каталог, взял из пластмассовой коробки полдюжины маленьких бланков и один большой лист. На каждом из маленьких бланков нужно было указать данные заказываемой книги и свои собственные, а на большом листе составить список всех требуемых экземпляров.

Выписав из каталога все нужные данные, Энрике дал подписать бланки сидевшему за столом библиотекарю и, вернувшись в читальный зал, отдал их сотруднику, у которого остался его читательский билет. Тот бегло просмотрел заполненные бланки и с любезной улыбкой сообщил, что принесет книги на отведенный ему стол через двадцать — тридцать минут. Энрике решил воспользоваться этим временем, чтобы посетить находившееся внизу кафе.

Когда он вернулся, все заказанные им экземпляры уже лежали на его столе. Несмотря на то что за свою жизнь Энрике приходилось держать в своих руках немало древних книг, каждый раз при виде их он испытывал необыкновенное волнение: его до глубины души потрясала мысль о том, что слова, заключенные в этих старинных томах, были единственным, что осталось от людей, их написавших.

Книги, заказанные им на этот раз, действительно представляли большой интерес. Энрике с головой углубился в чтение, беспрестанно делая в своей тетради записи карандашом (в зале Сервантеса в целях предохранения от порчи бесценных печатных и рукописных книг было запрещено пользоваться другими письменными принадлежностями). Чтение так увлекло ученого, что он смог оторваться от него лишь в четвертом часу, когда чувство голода стало совсем невыносимым. Кроме того, от длительного напряжения Энрике чувствовал сильную резь в глазах, но это ничуть не уменьшало его энтузиазм. Погружаясь в чтение в гробовой тишине библиотеки и вдыхая волнующий запах старинных книг, он был по-настоящему счастлив и чувствовал себя ближе к великим людям — главным действующим лицам истории.

Наскоро перекусив в библиотечном кафе, Энрике поспешил вернуться в зал Сервантеса, чтобы продолжить чтение. Третья книга, за которую он взялся, была намного толще двух предыдущих. Это был редкий красивый экземпляр — копия «Хроники Хайме I Завоевателя», сделанная в конце XIV века в каталонском монастыре. Рукопись, пережившая, вероятно, пожары и другие бедствия, плохо сохранилась: ее страницы были опалены и прожжены во многих местах. Каждый раз, когда Энрике попадался в руки такой экземпляр, он, зачарованный соприкосновением с историей, спрашивал себя, какие события довелось пережить этой книге и какие тайны скрывали в себе ее ужасные раны.

Хайме I, сын Педро II и Марии де Монпелье, был третьим королем Арагона, что и делало его фигуру интересной Энрике. Королевство Арагонское было одним из главных центров ордена храма, и именно туда бежали многие французские рыцари, после того как руководители тамплиеров были сожжены на костре в Париже в начале XIV века. Когда был основан орден храма, на Пиренейском полуострове активно шла Реконкиста, и включившиеся в эту борьбу тамплиеры стали охотно обосновываться на освобожденных от арабов территориях: короли Арагонские и графы Барселоны и Урхеля благоволили к воинам Христовым, жалуя им крепости и предоставляя различные привилегии.

Хайме I Завоеватель был известен также тем, что хотел создать в Палестине христианское государство, и хотя это стремление так и не было реализовано, оно привело к дальнейшему упрочению его связей с тамплиерами — хранителями христианских территорий в Святой земле.

Энрике с интересом читал о подвигах могущественного короля и бедных рыцарей Христа. Книга так увлекла его, что он даже не заметил, как дошел до ее трети. Однако в этом месте одно непредвиденное обстоятельство заставило его прервать чтение: перевернув очередную страницу, ученый не нашел там продолжения фразы, на которой он остановился. Как бы то ни было, это ничуть его не удивило. По своему опыту Энрике знал, что подобный казус объяснялся всегда довольно просто: либо из книги были вырваны листы, либо (что нередко случалось с рукописями) страницы склеились между собой из-за попавшей между ними капли воска или непросохших чернил. Рассмотрев страницы, он убедился, что в данном случае причина была вторая: два листа плотно склеились между собой, и между ними оставался с одной стороны лишь едва заметный зазор. Их нужно было как-то разъединить, но делать это следовало с большой осторожностью, чтобы не повредить ветхую бумагу. Энрике решил обратиться за помощью к сотруднику библиотеки, но, подняв голову, обнаружил, что того не было на своем месте. Встав из-за стола, он заглянул в соседний зал, однако там тоже не было никого, кто мог бы ему помочь. Подождав несколько минут, Кастро все-таки решился самостоятельно разъединить страницы — раньше ему уже не раз приходилось это делать, особенно в университетской библиотеке.

Вынув из кармана бумажник, он достал оттуда одну из своих визиток и, взяв ее двумя пальцами, осторожно вставил ее в небольшой зазор между страницами. Медленно проведя карточкой между листами, Энрике отделил их друг от друга по краю. Однако визитка была слишком мала, чтобы ею можно было полностью разъединить страницы, и он решил использовать для этой цели большую пластиковую карточку с номером его стола. Аккуратно разделив до конца страницы, Энрике, к своему удивлению, обнаружил между ними небольшой сложенный вдвое белый листок, исписанный по-французски. По своей текстуре и формату он был явно намного моложе грубой желтоватой бумаги, из которой были изготовлены страницы книги. Сгорая от любопытства, Энрике поспешил развернуть листок, чтобы прочесть написанное на нем. Тонкая белая бумага была покрыта аккуратными изящными буквами, выведенными не черными или бурыми, а синими чернилами. Энрике, видевший за свою жизнь сотни книг и рукописей различных эпох, сделал вывод, что листку, попавшему ему в руки, было около века. Очевидно, сто лет назад кто-то положил его в эту книгу, а потом навсегда забыл о нем. Заинтригованный, Энрике углубился в чтение загадочного послания, и оно повергло его в еще большее изумление.

Дорогой Жиль!

Вот уже почти год как я не имею от тебя никаких вестей. В своем единственном письме ты написал, что не хочешь устанавливать переписку, но, думаю, тебе все же будет приятно получить письмо от меня.

Все это время я не переставал задаваться вопросом, действительно ли ты нашел плащаницу. Ты ничего не говорил мне об этом в своем письме, но ничем иным я не могу объяснить твое решение навсегда остаться в Поблете и постричься в монахи, отказавшись от своей прежней жизни и кафедры в Сорбонне. Ведь ты всегда был убежденным атеистом. Сейчас я с ностальгией вспоминаю наши жаркие споры с тобой, и иногда мне даже хочется вернуть то время — вовсе не потому, конечно, что я хотел бы снова видеть тебя атеистом, а потому, что я просто хочу тебя видеть.

У меня не раз уже возникала мысль о том, чтобы навестить тебя в Поблете, хотя ты категорически запретил мне это. Не сомневаюсь, что у тебя есть для этого веские основания, но все равно мне очень хочется повидаться с тобой.

В нашем Париже все по-прежнему — все та же суета и шум. Кстати, у нас появилась новая достопримечательность — построенная Эйфелем башня. На мой вкус, ее облик слишком уж необычен, но, думаю, тебя порадует известие о том, что педант Бодо проиграл пари: башня стоит и будет стоять во славу Франции.

И вот еще что. Я часто вспоминаю ту ночь, когда ко мне в церковь явился тот перепуганный насмерть лавочник с медальоном. Я тогда подумал, что он пьян… А потом я принес медальон тебе в университет… Ну да ладно, не буду больше огорчать тебя своей ностальгией.

Да и к чему грустить? Я очень рад, что ты наконец обрел веру. И пусть Провидение всегда хранит и направляет тебя на этом пути.

29

I век, Эдесса

944, Константинополь

1204, Сен-Жан д’Акр

Вернувшись в Эдессу, Фаддей передал царю святой саван и пересказал ему все ужасные события, свидетелем которых ему довелось стать. Авгарь, опечаленный известием о смерти Иисуса, велел построить у реки Дайсан небольшое святилище для хранения реликвии: там должен был вечно гореть огонь в память об Учителе.