А. Веста - Доля ангелов
Однако стало понятно, что мы действительно на верном пути: близость Божьей Брады к авиационному полку, летное прошлое Никиты Кожемякина и странная характеристика, данная ему в Вологде, – все это складывалось в строки кроссворда, в пересечениях которого по всем правилам криптографии скрывался заветный путь в Гималаи.
Свернув с бетонки по едва приметной лесной тропе, мы двинулись на поиски деревеньки. Над болотами безбрежным маревом висел молочный туман, и мы шли почти наугад по зыбким топям, нащупывая ушедшую в коричневую жижу гать. Здесь, на границе шестьдесят четвертой параллели, скудная северная растительность окончательно теряла в росте и рассыпалась болотистыми кочами и хилыми, почти голыми елочками. Как тюленьи морды, торчали сквозь мхи белесые валуны, на которых восседали черные угрюмые вороны. В вечернем небе кружили стаи чаек. Значит, где-то недалеко, чуть-чуть севернее, где по уверениям древних географов располагался полярный рай, плескалось Белое море.
Тропа таяла и терялась среди кочей и кривых сосенок. Эта неверная стезя вела к давно оставленному человеческому обиталищу. Почернелые деревянные бараки и ветхие строения в рощице молодого пихтача оказались остатками лагеря заключенных, а над дверями центрального здания, похожего на клуб, все еще висел уцелевший изрядно вылинявший плакат. Клуб стоял на красивом пригорке, внизу протекал ручей. Мы уселись под навес, и как раз вовремя – в безмолвии болот яростно зарокотал вертолет.
Бросок в тысячу километров не сбил погоню со следа. Значит, нас вели настоящие спецы своего дела, обвешенные устройствами связи и портативными камерами с дальнобойной «слышащей» оптикой. Они имели преимущество в скорости, и с высоты болотистые пустоши просматривались на многие километры. Покружив над лагерем, вертолет улетел к северу и растаял в тумане.
Мы вернулись на гать и пошли дальше, постоянно сверяясь с картой и прислушиваясь. Темнело в небе, но стало светлей на сердце – ночью не полетят!
Впереди забрезжил живой огонек. Пламя свечи или лампы-коптилки помаргивало сквозь влажное зыбкое марево. Из тумана высоко над землей, прорезались оленьи рога, под ними проступила изба. Рога были прибиты под коньком, как знак удачи и охотничьего фарта. Горница светилась окошком, как новогодняя игрушка со свечкой внутри.
Маша стукнула в окно. На стук в дверях появилась массивная, приземистая фигура:
– Кто тут ночами бродит? Заблудились, туристы?
– Здравствуйте, мы ищем Никиту Кожемякина.
– Я и есть Кожемякин, – прогудел в ответ приземистый Геркулес и посторонился, пропуская нас в сени.
В избе было жарко натоплено, в печи постреливали поленья, гудел самовар, над чашками с чаем плавал душистый пар.
Как и предупреждал охотовед, единственными обитателями Божьей Брады оказались бывший летчик Никита Кожемякин и его жена Марея.
– Абрашечка, гостики, садитесь исть, – зазывала Марея. – В крепких ухватистых руках она держала блюдо золотистых оладий. – Промерзли поди? Во байны воды горячей начерпам, ужо попарим вас.
– Никита, почему вас жена Абрашечкой зовет? Если это, конечно, не семейная тайна, – поинтересовался я.
– Абрашка по-нашему, по-поморски – морж. А что не похож?
– На моржа похож, на Абрашечку – нет!
Круглая, наголо обритая голова Никиты серебристо пушилась, как мех белька. На небольшом плосковатом лице льдистыми сосульками свисали усы. Карие глаза, бесхитростные и смешливые, умильно щурились на весь белый свет. Как есть морж, усмехающийся в оледенелые усы. Однако, мужик он был «с секретом» да и выглядел не по годам молодо.
– Ну, сказывайте, зачем пожаловали?
– Слышали мы, что вы летали над Гималаями.
– От кого слышали?
– От Генриха Штихеля.
– Жив, курилка? Трубку свою еще не съел? Ну, стало быть, летал. А дальше-то что?
Я достал перстень и поднес его к огню.
Никита Иванович, любопытствуя, заглянул в перстень, любуясь игрой света внутри камня:
– Слыхал я байку о рубиновом перстеньке, когда в особом округе служил... Бают, будь-то бы Царь Мира, Белый Клобук, монголы его Бурханом кличут, выслал свой зарочный перстень в мир, чтобы кровь умирить, да канул тот перстень в море людское. Не понесли люди этой тяжести. А в том камне – солнечный коловрат о четырех концах впечатан. Он, вроде компаса, путь в Тайную землю показывает.
– Странно... Но в нашем перстне вместо коловрата обитает мертвая голова, – с тревогой сказала Маша.
– Может быть, мы ошиблись и зря ищем Златую Цепь?
– Так вы в Беловодье собрались? Тогда сомненья нам враги! – подбодрил нас Никита. – Будет вам коловрат! Полярную карту Меркатора видели? Фломандец этот ее у арабов переписал, а те – у древнего народа, что на полюсе жил. Там Антарктида безо льда представлена, как бы для обозрения сверху. Так она тоже в виде креста-коловрата завернута. Окраинные острова и береговая линия цепом закручиваются. Только погибла та северная Атлантида, вроде как ядерная зима ее накрыла. Ну, чего приуныли? «Мертвая голова» нам, и вправду, ни к чему, коловрат роднее. А с чего поход начинается? Любой поход, робята, начинают с прокладки маршрута. Ну-ка, Марея, неси карту!
Никита Иванович развернул видавшую виды карту Евразии.
– Так... Смотрим... Если идти с Соловков на Восток, то Уральские горы почти в середине переходить надо. Да и сам Урал Россию напополам делит, на Европу и Азию. Берем циркуль, мерим расстояние от Соловков до середины Уральских гор и равный путь прокладываем в Азию. Угодили почти что в Алтайский кряж, к Белухе подобрались. А теперь смотрите, что получилось!
– Звезда Коловрат, – воскликнула Маша, – а в центре Аркаим!
– Верно, дочка! Великая Цепь Силы, что идет через всю Русь и дальше до края Индийского океана. У нее три замка: один в Соловках, другой на Урале, а третий в Тибете. Горы Уральские крестом на этот путь ложатся, и края у того креста закручиваются вправо.
– Расскажи им о белом старике, не томи Абрашечка, пошто люди в таку даль забрались-то! – встряла в разговор Марея.
Старики разговаривали с нами и меж собой как бы на разных языках, он – на практически чистом литературном, она – окая и расцвечивая речь яркими образами, как сказительница на фольклорном фестивале, однако все мы отлично понимали друг друга и не испытывали желания подстраиваться под собеседника.
– Много я из-за того старика натерпелся, но дело уже прошлое. Я же сначала рапорт написал, да меня сразу и отправили подальше от тех мест.
Но всякую историю надо издали начинать. Сразу после войны был я приписан к авиационному отряду особого назначения. Дислоцировались мы в западной части Монголии. Там и сейчас много аэродромов осталось. Я на двухместном СУ-2 летал. Был такой легкий бомбардировщик-разведчик, по нынешней терминологии – боевой многоцелевой – всю войну пропахал и нам достался. За спиной – стрелок, броня кой-какая, стекла кабины огромадные, как витрины, в общем, надежность и порядок. В маршрутных листах задание значилось, как облет границы. Прямо под нами – западные отроги Куньлуня, Гималаев, граница Индии, Китая, Непала, в общем, Тибет. Места красивые, но человеку чуждые...
В сорок девятом, аккурат в этом году революция в Китае закончилась, случилось нам аварийно приземлиться на небольшом плато. Такая площадка ровная, за ней обрыв неимоверный – и как только мы туда не съехали, не понимаю. Вдвоем со штурманом развернули мы машину и взялись чинить.
Метель метет, облака на вершинах гор сидят, как шапки. В такую погоду искать нас не будут. А на высокогорье мороз всегда злее, щеки обдирает, малицу снять не дает. В аварийном багаже отыскали палатку, кое-как из нее тент от ветра соорудили и полезли в мотор. А в горах темнеет почти сразу. Чуем, если к ночи костра не разожжем, окочуримся. И тут видим... заметь, оба сразу его увидали... Это чтобы не было вопросов про галлюцинации... Прямо от края плато идет к нам старичок ростику небольшого, вроде священника, в белой ряске и босиком. Бороденки у него почти нет, такая она реденькая. В руках – посошок, вроде пестрой змейки излажен. А идет он поверх земли и по расщелинам, там, где снега намело, следов не оставляет.
А в голове моей голос звенит, слабый такой, дребезжащий: «Не бойся – не погибнешь. Жизнь человечья под сенью смерти – что насмешка. Верь – и будешь жив...»
Подошел старичок, поздоровался, вроде как «будьте здоровы» сказал. Человека этого трудно по-нынешнему описать, вроде Странник по всем чудным местам Земли. Подошел, полог наш двумя пальцами перекрестил.
– Всяк дом свят! – говорит.
Мы мнемся, не знаем, чего ответить...
– Откуда ты, дедушка?
