Александр Арсаньев - Иерусалимский ковчег
— Довольно прикидываться! — жестко сказал Елагин. — Обыщите его! — велел он одному из своих приближенных.
— Да как вы смеете! — воскликнул я. — Вы за это ответите!
— Разумеется, — вздохнул Анатолий Дмитриевич. — Но только после того, как переписка с Вейсгауптом попадет в руки к нашему благословенному Императору.
Меня окружили несколько человек, и, поскольку я продолжал сопротивляться, кто-то ударил меня по голове, да так, что я потерял сознание.
Очнувшись, я первым делом схватился за свой карман, где и должны были находиться компрометирующие письма. Разумеет— ся, мне их обнаружить не удалось.
— Зря стараетесь, Яков Андреевич, — услышал я голос как бы издалека, в голове у меня все еще шумело от полученного удара. Я повернулся в сторону, откуда исходил этот знакомый и до одури неприятный голос. За круглым белым столом в огромном кресле красного дерева сидел мальтийский бальи и невозмутимо расскладывал пасьянс.
— Как вы узнали? — осведомился я как бы невзначай, приподняв свою голову с канапе.
Анатолий Дмитриевич оторвался от карт и усмехнулся в своей привычной неприятной манере. В правой руке он сжимал пистолет и таким образом держал меня под прицелом.
— Библиотекарь заметил, как вы покидали книгохранилище, — ответил он. Я вспомнил, как в вестибюле тихонько скрипнула дверь. — Даже не знаю, как вам удалось справиться с замком в одиночку! Или вам ваш японец помогал? — поинтересовался Елагин.
Из его слов я заключил, что придворный библиотекарь не заметил Кинрю, и уже это меня порадовало.
— К сожалению, охранник не может сказать ничего вразумительного. Этот негодяй признался, что спал на посту! — возмутился Елагин. — Этим он и объяснет тот факт, что абсолютно не помнит, как оказался связанным. Кольцов, признайтесь, вы владеете какими-то неизвестными мне приемами?
— Где Кинрю? — спросил я в ответ.
— В надежном месте, — снова усмехнулся бальи. — Но вы так и не ответили на мои вопросы!
— Разумеется, владею, — промолвил я. — Я же масон, посвященный в одну из рыцарских степеней, а не какой-то мальтиец! — добавил я презрительно. — И потом, неужели вы думаете, что какой-то азиат смог бы справиться с вашим агентом? — выгораживал я Кинрю.
— Ну, ну, — задумчиво произнес Елагин.
Я перевел взгляд на окна и определил, что, по всей видимости, нахожусь в том самом домике, который заметил накануне. Однако на окнах появились решетки, и это напомнило мне о Мирином сне. Клетка, конечно, была не золотая, но от этого легче не становилось!
— Я полагаю, вам здесь понравится, — самодовльно сказал бальи, вышел из-за стола и направился к двери, продолжая держать меня под прицелом. — Поживете здесь некоторое время, — добавил он. — Пока все не утрясется, и графиня не передаст ваши письма по назначению.
При этих словах мне сделалось особенно больно, потому как я до сих пор не мог позабыть русалочьих глаз предательницы. Хотя и не ожидал ничего другого!
За Елагиным захлопнулась дверь, а мне оставалось лишь закончить его пасьянс. Я выглянул в окно, во дворе прогуливались вооруженные охранники, и не было никакой возможности для побега. В этой ситуации я мог уповать только на помощь своего бесстрашного золотого дракона, если, конечно, ему удастся выбраться из когтей Елагина!
Стемнело, и я слегка задремал. Но меня разбудил какой-то шум под окнами. Мне показалось, что я различил топот чьих-то ног, а затем шум падающего тела. Потом мне послышался чей-то сдавленный стон, и я поспешил к окну.
Сквозь решетки я разглядел взъерошенного Кинрю, в руке он держал мой пистолет к которому так тщательно подгонял отлитые старым индийцем пули. Оба охранника, обезоруженные, лежали у его ног. Их пистолеты японец отбросил на недоступное для мерзавцев расстояние.
— Что ты с ними сделал, Кинрю? — спросил я обрадованно.
— Ничего особенного, — ответил японец. — Одного оглушил, а со вторым пришлось повозиться немного и попрактиковаться в дакэн-тайдзюцу, — насколько я понял, Юкио имел в виду приемы рукопашного боя.
— Как тебе удалось выбраться? — поинтересовался я.
— Все так же, — скромно ответил он. — Яков Андреевич, довольно разговаривать! — взмолился Кинрю. — Подойдите-ка лучше к двери, я попробую вызволить вас отсюда!
Я поторопился выполнить его просьбу, в замочной скважине что-то заскрипело, и через несколько минут я уже был на свободе.
— Где письма? — спросил Кинрю, как только мы удалились от домика на достаточно безопасное расстояние и укрылись в саду.
— У Елагина, — мрачно ответил я. — А где графиня?
— Но мне Анатолий Дмитриевич сказал, что вы, Яков Андреевич, покинули усадьбу вместе с Полянской, — сказал Кинрю. — Насколько я понимаю, — добавил он, — Лидия Львовна уехала.
— И, как я полагаю, в Санкт-Петербург, — хмуро заметил я. — Следовательно, переписка уже не у Елагина, а на пути к Его Императорскому Величеству, — пришлось констатировать мне с прискорбием.
Кинрю бросил на меня сочувственный взгляд.
— Как ты узнал, где меня искать, — осведомился я у него. — Если Елагин уведомил тебя о моем отъезде?!
— Мои охранники переговаривались по-французки между собой, — объяснил мне мой ангел-хранитель. — Полагая, по всей видимости, что я и русской-то грамоте не обучен.
— Теперь мы должны во чтобы-то не стало догнать графиню Полянскую! — воскликнул я. — И перехватить баварскую переписку, пока она не попала во дворец!
— Я видел наш дормез в каретном сарае, — сказал Кинрю.
— Тогда в погоню! — воскликнул я. — Полагаю, что графиня, чувствуя себя в безопасности, не слишком торопится!
— И въезд в имение не охраняется! — заметил японец. — Я уже проверял. Похоже, Елагин посчитал, что уже выиграл эту партию, — добавил он.
И все же мы решили ехать верхом, оставив дормез на память Елагину. Кинрю вывел наших лошадей из конюшни, и мы, плутая, потихонечку выбрались из имения.
— А что будет с кучером? — вдруг вспомнил я про Ивана.
— Его я уже обо всем предупредил, — ответил мой Золотой дракон. — Он ничего не знает, и я думаю, что Елагин не станет отыгрываться на нем, тем более что дормез на месте. Как только страсти улягутся, он поедет домой на перекладных, средств у него для этого достаточно, — добавил Кинрю. Я только дивился его предусмотрительности.
Едва оказавшись за пределами елагинского поместься, мы погнали своих лошадей галопом, в надежде перехватить в доро— ге сиятельную Лидию Львовну.
На горизонте показалась щегольская карета Полянской. Мы с Кинрю ринулись ей на перерез, и японец выстрелил в воздух. Одна из лошадей в экипаже графини встала на дыбы, карета резко остановилась, едва не перевернувшись.
— Что происходит? — закричала женщина, высунувшись из окна.
Кинрю направил дуло пистолета прямо ей в лоб.
— Выходите, сударыня, — процедил он сквозь зубы.
Мой конь остановился, я слез с него и подошел вплотную к карете.
— Яков Андреевич? — графиня была удивлена. — Какими судьбами? — однако ни единая черточка на ее прекрасном лице не выдала и капли волнения.
— Неисповедимы пути Господни, — ответил я ей тоном проповедника. — Вы разве не слышали, что сказал Кинрю? Выходите! — велел я ей.
— Уберите оружие, — попросила Полянская.
— Ни за что! — воскликнул Кинрю. — Вы можете выкинуть все, что угодно.
Графиня с большой неохотой выбралась из кареты, и я помог ей спуститься на землю.
— Где письма? — спросил Кинрю.
— Это не ваше дело, — резко сказала Полянская.
— Отвечайте! — настаивал я.
— Яков Андреевич! — воскликнула Лидия Львовна, изобразив самое невинное выражение лица, на которое только она была способна. — Я не понимаю, о чем вы говорите!
— Вы лжете, сударыня, — жестко ответил я. — Не вынуждайте меня прибегать к крайним мерам! Отдайте мне переписку!
— Не за что на свете! — воскликнула Полянская, сверкнув глазами.
— Держи ее на мушке! — велел я Кинрю, который не сводил своих узких глаз с графского кучера, а сам забрался в карету. Но все мои усилия так ни к чему и не привели, писем в экипаже графини мне обнаружить не удалось.
— Госпожа Полянская, — позвал я графиню. — Пожалуйте в экипаж. Мне нужно вас обыскать.
— Что? — голос графини задрожал. — Как я в вас ошибалась, сударь, — горько усмехнулась она.
— А я, сударыня, на вас счет, увы, никогда не заблуждался! — ответил я с грустью.
В итоге, я все-таки извлек похищенные послания из-за рассшитого цветами корсажа моей обожаемой русалки, которая с досады готова была броситься на вашего покорного слугу с кулаками.
— Я вас ненавижу! — закричала она нам вслед.
Я же готов был ответить графине, что по-прежнему преклоняюсь перед нею, но были мы уже далеко, и она все равно не услышала бы моих слов!
У Выборгской заставы нас уже выехали встречать верховые с фонарями, посланные Кутузовым. Мира проболталась ему, куда я поехал, как только он надумал нанести мне визит, вернувшись из своего «заглазного имения»!
