К. Харрис - Когда умирают боги
— Добрейшего вам утра, — весело произнес он, демонстрируя ямочки. — Чудесный сад, вы не находите?
Кэт не отрывала взгляда от блестящей на солнце водной глади. Ей было трудно поверить, что такой человек мог оказаться наполеоновским шпионом в Лондоне, и, разумеется, она не имела ни малейшего желания поощрять его заигрывания, если он забрел сюда случайно.
— Напоминает мне некоторые из тех, которые я когда-то видел в Палестине, недалеко от Иерусалима, — сказал он, когда она промолчала. — Кедры и платаны отливали на солнце серебром и золотом и были настолько высокие, что, готов поклясться, задевали верхушками небо.
Кэт медленно обернулась и посмотрела ему в лицо. Вблизи он выглядел старше, чем она думала. Скорее всего, ему было тридцать, а не двадцать пять. В его взгляде сквозил острый ум, который сначала и не увидишь из-за коварных ямочек.
— Я пришла на встречу только из вежливости, — сказала она, хотя, строго говоря, это было не так. Просто она прекрасно понимала, что если не появится в саду, то агент обязательно выйдет с ней на контакт еще раз. — Я больше не хочу этим заниматься. Хватит.
Эйден О'Коннелл улыбнулся еще шире, так что вокруг глаз проступили морщинки.
— Вы приняли такое решение из-за лорда Девлина? Я так и думал.
Она продолжала смотреть ему в глаза, ничего не говоря, и спустя несколько секунд он отвел взгляд и устремил его на пруд, где, продираясь сквозь камыши, ковыляла утка, ведя за собой, как на веревочке, десять утят.
— А он знает о ваших симпатиях к французам?
— Никакой симпатии к французам у меня нет. Я работала ради Ирландии.
— Сомневаюсь, что он заметит разницу.
Кэт вспыхнула от гнева, подстегнутого страхом.
— Это умозаключение или угроза?
Он бросил на нее лукавый взгляд.
— Всего лишь умозаключение, не сомневайтесь.
— Если это угроза, я бы хотела напомнить вам и вашим хозяевам, что способна принести им не меньше вреда, чем они мне. И этому не помешает моя смерть.
О'Коннелл больше не улыбался.
— Французы мне не хозяева, — ответил он. — И я не думаю, что вам грозит преждевременная смерть.
Она пропустила мимо ушей последнее замечание; главное, что она расставила все точки над «i». Время покажет, воспринял ли О'Коннелл, а заодно и французы ее угрозу достаточно серьезно, чтобы в будущем к ней не обращаться. И тут она с горечью поняла, что эта опасность всегда будет ее преследовать. От этого страха она никогда по-настоящему не освободится.
Она вгляделась в приятное лицо стоявшего рядом мужчины.
— Зачем вы этим занимаетесь? — неожиданно спросила Кэт.
— По той же причине, по которой занимаетесь и вы. Или мне следует сказать, по той же причине, по которой занимались и вы.
— Ради Ирландии?
Он недоуменно изогнул бровь.
— Неужели в это так трудно поверить?
— Судя по тому, что мне известно об О'Коннеллах, — да.
— Мы, О'Коннеллы, всегда считали, что человек, который расшибает себе голову о каменную стену — дурак.
— Так вот как вы называете храбрецов, которые уже много лет сражаются и умирают за Ирландию? Выходит, собрались какие-то дураки и бьются лбами о каменные стены?
На щеках ее собеседника проступили ямочки.
— Совершенно верно. Ирландия еще станет независимой, но этого не случится до тех пор, пока англичане не потеряют свою силу. И вовсе не ирландцы ослабят их. Другие постараются. Французы, например. Или, возможно, пруссаки.
— Пруссаки и англичане всегда были союзниками.
— Вот именно что были.
Они помолчали немного, глядя на мамашу-утку, которая следила, как ее птенцы, один за другим, заходят в воду. Воздух наполнился радостным кряканьем, по пруду кругами побежала рябь.
— На улицах растет недовольство, — сказал О'Коннелл спустя минуту. — Люди о чем-то шепчутся, обмениваются слухами. Они готовы к переменам.
— Какого рода переменам? — поинтересовалась она, изо всех сил изображая незаинтересованность, но даже ей, актрисе, это далось с трудом, так часто и тревожно у нее забилось сердце.
О'Коннелл не сводил взгляда с утки и ее выводка.
— Возможно, к смене династии.
— Каким образом это может помочь Ирландии?
— Стюарты всегда сочувствовали католикам.
Она резко повернула голову и посмотрела ему в лицо.
— Стюартов больше нет. Настоящих Стюартов. Да и Англия никогда не примет короля-католика. Помните, что случилось с Яковом Вторым?
— Яков Второй никогда не пытался восстановить в Англии католицизм. Все, чего он хотел добиться — это покончить с ограничениями для католиков. Он стремился к терпимости.
— А люди тем не менее не согласились его принять. И если они не сделали этого сто двадцать лет тому назад, то почему вы думаете, будто теперь они согласятся принять кого-то, похожего на него?
— Примут, ибо династия Ганноверов отмечена сумасшествием, и все это знают. Примут, потому что тысячи мужчин не имеют работы, а женщины и дети умирают от голода на улицах. Примут, потому что мы очень долго воюем и большинство людей ничего, кроме войны, не знают. Если новый король пообещает мир, пообещает уменьшить налоги и отменить принудительную вербовку,[17] думаю, большинство людей будут ему рады.
Кэт прищурилась.
— И кто все это затеял?
Он внимательно посмотрел на нее, и она сразу поняла, что сказала слишком много, проявила слишком большой интерес.
— В заговорах есть одна странная вещь, — сказал он с улыбкой. — Разных людей можно привлечь к одному и тому же заговору, выдвинув совершенно разные причины, которые порой даже несовместимы. Но какое имеет значение, кто стоит за всем этим, если Ирландии это принесет только пользу?
— По вашим словам выходит, что реставрация Стюартов может привести к миру с Францией, — сказала Кэт.
Солнце выглянуло из-за верхушек каштанов на другом берегу пруда и стало светить ей прямо в глаза. Кэт наклонила зонтик, чтобы лицо снова оказалось в тени.
— Но я считала, что война между Англией и Францией идет на пользу Ирландии. Вы сами говорили, нам только этого и нужно — ослабить англичан. Только так ирландцы смогут завоевать свободу.
Он рассмеялся.
— А вы сообразительны, надо же. — Он наклонился к пей поближе, став неожиданно серьезным. — Но если военные действия между Англией и Францией приносят пользу Ирландии, то насколько, по-вашему, будет лучше для нее, если в Англии начнется новая гражданская война?
Она пытливо вгляделась в его лицо, но он не хуже ее умел скрывать свои истинные мысли.
— Так вот чего добиваются эти люди? Гражданской войны?
— Вряд ли. Но, думаю, именно ее они в конце концов и получат.
К середине утра Том так оголодал, что у него кружилась голова. Он знал, что такое голод, в прошлом, в темные дни, до того, как судьба подарила ему встречу с виконтом Девлином. Но за последние несколько месяцев он привык к сытости и теплой постели. К нему даже вновь вернулось чувство защищенности, какое сопровождало его в золотые, полузабытые годы, до того, как отец заболел, а мать…
Том поспешно прогнал тяжелое воспоминание, прежде чем оно успело вцепиться в него когтями и окутать черной пеленой ужаса.
Он сидел у задней стены, уткнувшись лбом в колени, когда услышал шум во дворе: мужчины колотили по прутьям решеток жестяными кружками, а хохочущие женщины выкрикивали непристойности.
Заключенные в его камере столпились у решетки. Том поднялся с пола и потихонечку протиснулся в первый ряд.
— Что здесь такое? — поинтересовался он.
— Какой-то судья, — ответил мальчишка, высокий подросток из Чипсайда, которого застукали на воровстве оловянных кружек в пивной, за что, вероятно, ему и предстояло угодить на виселицу. — Говорят, он пришел сюда из-за какого-то богатенького сынка, которого прирезали вчера ночью в парке.
Теперь и Том его разглядел — маленького смешного человечка на кривых ногах и в очках с тонкой металлической оправой, которые он опустил на кончик носа. Несмотря на жаркий день, на нем было толстое пальто. Он шел, держа у носа круглый футлярчик с ароматным шариком.[18]
Том дернулся вперед.
— Сэр Генри, — закричал он, прижавшись лицом к решетке. — Сэр Генри, это я, Том. Сэр Генри…
Чья-то рука грубо вцепилась Тому в плечо и так толкнула, что он растянулся спиной на грязной соломе.
— Эй, ты, — сплюнул тюремщик, — грязный воришка, наткни свою пасть. Понял?
Том кое-как поднялся и вновь бросился к решетке, но было слишком поздно. Двор опустел, маленький судья ушел.
ГЛАВА 45
Утро Себастьян провел в Смитфилде, искал Тома.
На этот раз он не прибегал к маскировке. Наоборот, даже привез с собой пару здоровых лакеев, чтобы не повторилась ситуация, возникшая во время его последнего визита в этот район. Но Том, видимо, внял наставлениям и постарался остаться незаметным в этом районе. Себастьян отыскал одну старуху, торговавшую пуговицами, которая рассказала, что видела мальчишку примерно такого возраста — незадолго до заката он бежал по улице, словно за ним гнались черти. Но она не знала, что потом с ним случилось, и даже кто его преследовал.
