Алексей Фомичев - Сам без оружия
— Идите. — Щепкин зевнул, прикрыл кулаком рот. — В сон клонит. — Отоспитесь, завтра день тоже будет трудным.
Он простился с офицерами, закрыл дверь, решил сперва сходить посмотреть, что там делают Зинштейн, Диана и остальные, но желания идти куда-то не было. И капитан лег на спину, прикрыв глаза, стал проигрывать минувший день еще раз. Подробно.
…В сон тянуло и Идзуми. Банкет выбил его из привычного графика и вместо послеобеденного отдыха тот вынужден был сидеть за столом, слушать тосты и поднимать бокал. Однако Идзуми не мог позволить себе лечь спать, пока не будут прояснены все вопросы.
Поэтому, выпив чашку крепкого чая, помощник посла подробно расспросил своих людей о произошедшем в его отсутствие.
— Пять человек обошли весь вагон, опрыскали все, включая тамбур, потом проверили вентиляцию и ушли, — докладывал Касуми. — Оружия при них мы не заметили, посторонних предметов тоже. Кроме пяти медиков, в вагон никто не входил. Из виду никого не выпускали. Но пришлось пустить их в ваш вагон, Идзуми-сама. Извините нас.
Идзуми повел рукой. Извинения были лишними, все сделано верно.
— Что-то еще?
— Больше ничего. После никто к вагону не подходил.
— Вы проверили вагон?
— Дважды, перекрестно. Никаких посторонних предметов. Смотрели везде, особенно в вашем купе.
Касуми вновь поклонился, принося извинения за бестактность. Но Идзуми вновь не обратил внимания на его поклон. Это тоже мелочи.
Он посмотрел на Горо. Тот шагнул вперед.
— Обрабатывали весь состав, это точно. Вчера и позавчера так же обрабатывали все поезда, идущие на восток. В местной газете было сообщение о подозрении на эпидемию. О прекращении поставок мяса и молока из восточных губерний ничего неизвестно.
— Я чувствую запах хлорки. — Идзуми вдохнул, прикрыл глаза. — Можно считать, что это не была попытка отравить нас или провести обыск. Хорошо, с этим все. Кинджиро, вам показались странными ссора на банкете и агрессия этого купца?
Секретарь секунду подумал, отрицательно качнул головой.
— Нет, Идзуми-сама. Купец был в ярости, это трудно имитировать. Он дрался всерьез. И бил тоже.
— Портфель никто не пытался отнять?
— Никто. К нему и не подходили. Я не выпускал его из рук.
Идзуми посмотрел на висящую на вешалке шубу. Соболиная, настоящая. И водка настоящая, и икра. И извинения помощника губернатора были искренними, и испуг его тоже. И этот американец, по словам секретаря, ударил купца всерьез. Хороший профессиональный удар боксера. Все же сильная вещь этот бокс. Очень развита техника рук. Не хуже, чем в китайском боксе, а то и лучше. Вот только ноги не используют и бросков нет совсем. Сразу видно, бокс вышел не из дворянского искусства, как, например, дзю-дзюцу или европейская борьба. В боксе все изначально поставлено для боя без доспехов. Как и в карате.
Но это сейчас неважно. Важно, что драка в ресторане и санитарная обработка поезда — не элементы игры русской контрразведки. Хотелось бы в это верить. Но верилось не совсем.
Беда старых разведчиков — они шарахаются от своей же тени и видят подозрительное в самом обычном. Как гласит старое правило — если по утрам тебе кажется, что ночью за тобой следили, — уходи на покой. Это сигнал, что нервы больше не могут выдержать нагрузки. А значит, близок провал.
Идзуми отправил охрану на пост, довольно сложил руки на животе.
— Если русские и искали документы, то не нашли их, — позволил он себе легкую улыбку. — Это радует.
Горо и Кинджиро так же сдержанно раздвинули губы.
Документы Идзуми прятал лично, учитывая психологию тех, кто мог их искать. Он приклеил их липкой лентой к днищу сейфа. От случайного взгляда тайник защищала внешняя стенка дверцы сейфа. А зазор между ней и полкой всего в палец толщиной. При беглом осмотре не найти. Ведь всегда сперва ломают сейф. А когда нет времени и на это — ищут где угодно, но только не под ним.
— Позвольте спросить, Идзуми-сама, — склонил голову Кинджиро. — Вы действительно готовы организовать гастроли этой русской певицы? Надо ли мне навести справки?
Идзуми не сразу вспомнил свое обещание Бурлаковой Дарье, хищно улыбнулся.
— После возвращения из Токио я подумаю об этом. Почему бы и нет, хорошая музыка, как хороший обед, — всегда к месту. Тем более, когда поет молодая девушка. Хотя она и не гейша, но вполне способна разжечь огонь в мужчине. Русские актрисы такие страстные… не так ли, Иоши-кун?
Кинджиро смутился, ловя откровенно веселый взгляд Идзуми и замечая улыбку на лице Горо.
— Я храню верность своей жене, Идзуми-сама. И для нее берегу свой огонь. Тем более, скоро ее увижу.
Идзуми перестал улыбаться, довольно заворчал:
— Верность дому — всегда правильно! Мужчина может развлечься вдали от Родины, но дома он должен проявлять уважение к своему имени.
Идзуми отпустил секретаря и советника, сам налил себе чаю, приложил пальцы к горячей чашке, зажмурился от удовольствия и посмотрел в темень окна. На миг представил себя там, среди ветра и дождя, в грязи и мраке.
Невольно поежился. Нет, только в молодости тяготы и невзгоды можно переносить с легкостью. В зрелом возрасте более пристойны покой и уют. И это правильно…
8
Волосы Акины как мягкий шелк, хочется гладить, целовать, ощущать их аромат и свежесть. Василий осторожно тронул губами локон, закрыл глаза.
— Васири, ты дрожишь.
— Да?
— У тебя дрожит рука. Что ты?
Акина поворачивает голову и смотрит на Василия недоуменным взглядом. Но губы предательски разъезжаются в улыбку. Хмелея от близости девушки, Василий наклоняется и хочет поцеловать ее. Но та выставляет вперед ладонь.
— Нет. Васири, нельзя.
— Почему?
— Неприлично. Тут люди.
Василий смотрит по сторонам. В старом саду ни души, только внизу у ручья слышен колокольчик бродяги, но до него добрых сто шагов. А то и двести.
— Акина, мы одни. Я люблю тебя, мой весенний цветок.
Девушка смеется, гладит Василия по щеке и вдруг целует сама. Василий от неожиданности замирает, осторожно касается губами ее губ. Руки сами обхватывают девушку за плечи.
— Я…
— Тс-с… тише. Не надо говорить.
— Я увезу тебя, Акина. Обратно в Токио. А потом в Россию.
— Отец не отпустит. Он не позволит выйти мне замуж за иностранца.
— Я подданный империи. Я учусь в Токио, знаю язык.
— Ты русский, Васири. Отец не очень любит русских.
— Это из-за войны? Да? Тогда убежим. Я заберу тебя…
Он вновь целует девушку, вдруг ощущает на губах соленое.
— Что ты? Ты плачешь?
Акина старается выдавить улыбку и утирает слезы ладонью.
— Я не могу ослушаться отца. Я люблю его.
— А меня? Меня любишь?
— Вася… — вдруг выговаривает девушка, впервые называя его так. Звучит чисто, без акцента. — Вася, я люблю тебя, но не могу стать твоей. Я не хочу огорчить отца и маму. Их воля — закон.
— Не следуй закону слепо — так меня учили.
Акина кладет руки на широкие плечи юноши, целует его в нос и губы, приникает к груди.
— Я не могу! Не могу!.. Я буду ждать тебя, Васири… мой Вася. Но стать твоей теперь не могу.
Василий гладит ее волосы, целует. Его руки дрожат, и он никак не может успокоить волнение.
— Вечером я уезжаю обратно. Акина, мы знакомы уже много лет. Ты знаешь меня и знаешь, я держу слово. Ты будешь счастлива со мной. Милая, посмотри на меня.
Девушка поднимает голову, в ее глазах слезы, а на губах слабая улыбка. Василий чувствует в груди боль. Как она хороша сейчас! Как желанна!
— Я вернусь за тобой! И увезу, даже если родители будут против. Никто не сможет меня остановить. Ты мне веришь?
Акина отступает на шаг, качает головой.
— Я верю тебе, милый. Я буду ждать. Васири…
Почему-то трудно сделать шаг к ней. Василий делает усилие, протягивает вперед руку и…
Он сел рывком, едва не сбив плечом стакан со стола. Прищурив глаза, посмотрел на огонек лампочки под потоком, ощутил движение и качку вагона и окончательно выплыл из сна.
Губы еще ощущали нежность губ девушки и руки чувствовали ее плечи.
Всего лишь сон. Или воспоминание о далеком прошлом. О первой любви, настоящей, чистой. И огромное желание вновь оказаться там, в старом саду наедине с Акиной. И не повторить ошибки, не оставить ее там.
Невозможно!..
Щепкин потер лицо, дотянулся до графина с водой, наполнил стакан и осушил его в два приема. Отодвинул шторку на окне, прищурился. За окном светлело. Уже утро…
Новый день начался с визита Зинштейна. Возбужденный встрепанный режиссер ввалился в купе капитана, бросил на того торжествующий взгляд и, выставив вперед руку с зажатой в ней папкой, патетически заявил:
— Несмотря на то, что вы втянули меня в явную авантюру и фактически бросили голого на баррикады, я все же сдержал слово! Продумал и практически оформил основной сюжет сценария! Конечно, надо еще расписать эпизоды, выставить реплики героев, но это уже детали! И это за несколько дней!..
