Антон Кротков - Загадка о тигрином следе
Позднее Одиссей вспомнил, что, пытаясь защититься, укусил одного верхового за подставленную ляжку, а второго ткнул подвернувшейся под руку палкой в бок. Он не знал, кто из них наградил его за это пистолетным выстрелом, потом другим, но ни одна пуля даже не ранила его. Но такое везение не могло продолжаться вечно! В конце концов кому-то из всадников удалось бы зарубить безоружного чудака. Но тут наступил хаос. Лошади вставали на дыбы и сбрасывали седоков, другие валились вместе с хозяевами. Вакханалия смерти сопровождалась конским ржанием и криками раненых. И всё это перекрывал методичный, как лязг заводской машины, грохот «машины смерти» системы Шоша.
В конце концов басмачи не выдержали меткого кинжального огня и повернули коней в степь. С собой на аркане они уволокли беднягу-шофёра.
Трое всадников, вырвавшиеся вперёд в начале атаки, и отрезанные от своих пулемётным огнём, попытались на конях переплыть реку. Двоих смертоносный свинец настиг в воде, и над их головами навсегда сомкнулись серые воды. Последнего басмача Лаптев достал, когда его конь уже выбрался на противоположный берег. Басмач взмахнул руками и кулем повалился с коня.
О преследовании бандитов нечего было и думать – винтовочная пуля пробила радиатор мотора и из него вытекла вся вода. Пока немец гадал, как исправить положение, Лаптев обходил поле закончившегося боя, любуясь на трупы убитых им бандитов. На плече герой гордо нёс дымящийся «Шош».
– Честное пролетарское жалею, дружище Фридрих, что я не успел накрошить их всех! – хвастливо досадовал комиссар.
Немец уважительно кивал. Германский ас понимал толк в хорошей пулемётной стрельбе, но впервые наблюдал «мясорубку по-русски». Комиссар, «снимая» с лошадей одного за другим вражеских наездников, ещё находил время оборачиваться к немцу и спорить на следующую цель: то на папиросы, то на бутыль первача.
– А ведь у нас получилось! – горделиво крикнул Лаптев генералу, имея в виду, конечно, прежде всего самого себя. – Мы удержали этих сукиных сынов на расстоянии вытянутой руки, и даже послали их в нокатут, прямо как в английском боксе.
– Да удержали – согласился генерал, хотя и упрекнул комиссара, что тот мог бы расходовать боеприпасы более экономно, чтобы в следующий визит бандитов им снова было чем их встретить. Впрочем, Вильмонт должен был признать, что своим спасением они в большой степени обязаны человеку, который в последнее время находился среди них на положении презираемого парии. В критический момент, когда всё казалось потерянным, комиссар сумел справиться с заклинившим пулемётом (замёрзла оружейная смазка или льдом сковало затвор) и так лихо повёл огонь из него, что мгновенно переломил ход боя и заставил гораздо более многочисленного противника бежать.
Но упивающемуся собой Лаптеву было мало сдержанной похвалы начальника и молчаливого уважения немца. Ему страшно хотелось вновь ощутит власть. В качестве жертвы он мог выбрать только Одиссея, который был слегка контужен и имел довольно жалкий вид: волосы молодого человека были перепачканы остатками каши из опрокинутого котла, одежда изорвана, мешок болтается на одной лямке у поясницы.
– Слушай, профессор! Тебе революция доверила винтовку не для того, чтобы ты имел воинственный вид, а для того, чтобы, даже погибая, ты разил её врагов! – напустился на Лукова комиссар. – А ты бросил оружие, как последний трус! Знаешь, что за это отправляют в трибунал?!
– Я не успел – пытался вставить слово Одиссей, краснея до корней волос.
Но комиссар не желал ничего слышать.
– Нет, ты струсил! Так скажи об этом прямо! Нечего петлять!
– Нечего я не струсил!
– Значит простофиля! А это ещё хуже – привычно чеканил слова недавний армейский комиссар. – Уметь обращаться с оружием – значит держать его всегда рядом с собой, чтобы не позволить классовому врагу застать себя врасплох. А ты прошляпил свой винтарь!
Луков сгорал от стыда. Неужели его могли заподозрить в трусости? Позор! Наверное, он действительно, поступил как дурак, ведь в бою первым делом надо думать об оружии, а не о спасении еды!
– Как представитель нашей революции я тебе больше не доверю оружия – презрительно объявил комиссар, который сам был лишён такого права, но как обычно в приступе принципиальности забыл про собственные грешки.
За Лукова вступился генерал.
– А, по-моему, вы несправедливы к научному руководителю нашей экспедиции. Надо понимать обстановку, и прежде выяснить, что двигало нашим товарищем, а не рубить с плеча.
Сказав это комиссару, Вильмонт повернулся к Лукову:
– Лично я признаться поражён вашей находчивостью! Помниться у Дон Кихота вместо шлема на голове был обыкновенный таз. Но как вас осенило – нахлобучить на себя котёл?!
Генерал смотрел на Одиссея так, словно тот побывал в Преисподней, и сумел выбраться обратно. Действительно, всё, что было надето на молодом человеке, включая вещмешок, было изрублено, как в шинкованную в капусту. Когда же генерал осмотрел раны, полученные Одиссеем, его изумление возросло ещё больше:
– Никогда бы не подумал, что человек, которого не менее пяти минут усиленно рубили саблями сразу несколько кавалеристов, может в итоге отделаться несколькими пустяковыми ссадинами и исполосованной в лоскуты одеждой.
– Наверное, я всё-таки везучий – скромно пожал плечами Одиссей.
– Полагаю, дело не только в одном везении. И ваша и моя одежда настолько пропитались парами бензина за последние дни, что резкий запах мог отпугивать лошадей, мешая их седокам, как следует прицелиться для смертельного удара.
Тут генерал спросил о том, что интересовало его больше всего:
– Но почему вы задержались у костра, когда все побежали к машине?
– Я не мог бросить продукты, – смущённо ответил Одиссей. – Тот, кто познал голод, не бросит еду. Сам не понимаю, как мне пришла в голову идея с котлом. Наверное, это случайность.
– Браво! – воскликнул генерал и даже заопладировал Лукову. – Запомните: случайностей в жизни не бывает. Вы оказались прирождённым солдатом, хотя наверняка не подозревали в себе такого таланта. К сожалению, современная война крайне редко предоставляет шанс так ярко проявить себя! Но вы показали себя, как истинный воин. Когда я говорю «воин», то имею в виду не функционеров в хаки из числа кадровых военных. Среди них часто попадаются случайные люди. Я имею в виду мужчин, для которых типичны такие качества, как врождённая отвага и сверхъестественная находчивость в критический момент, внутренняя самодисциплина и развитый самоконтроль, преданность своему Отечеству. Хотя им тоже свойственен инстинкт самосохранения, как и большинству нормальных людей, но при этом они уверены, что жизнь не является самой главной ценностью, что есть кое-что и повыше, например, честь или страх позора. Но даже из этой благородной когорты современная машинизированная война вытравляет рыцарский дух. Распространение пулемётов привело к тому, что даже истинный воин, если он не желает быть самоубийцей, не может вести себя, так как предписывает ему его натура, то есть идти на врага в полный рост в ритуальном боевом облачении, с вождями в первых рядах…
Луков почувствовал, что покраснел от волнения и удовольствия. Слышать такое от бывалого ветерана было почётно вдвойне. А генерал закончил свой монолог неожиданно:
– Не сочтите мои слова странными. Но поверьте старому солдату: чтобы почувствовать себя львом иногда полезно какое-то время поносить накидку из львиной шкуры. Поэтому советую вам начать носить сапоги и бриджи. Вот увидите: скоро вы почувствуете в себе важную перемену.
Затем Генерал обратился к комиссару:
– Не слишком заноситесь, товарищ Лаптев. То, что совершил Одиссей Гекторович, тоже подвиг. Он рисковал головой ради всех нас. В прежние времена я представил бы его к святому Георгию, как впрочем и вас… И запомните: нет больше нелепого мсье Паганеля! Господин Луков показал себя настоящим львом, редким храбрецом. Даже самый закалённый гладиатор на его месте мог бы потерять себя, а он не растерялся.
Когда комиссар отошёл генерал ласково сказал Одиссею:
– Я очень рад, что этим котлом вы спасли свою бесценную голову. Поверьте, голубчик: мне очень дорога ваша голова! Впрочем, вы спасли свой светлый ум не только для меня и этой экспедиции, – этим вы оказали большую услугу отечественной науке. В этом я ни секунды не сомневаюсь.
Как-то залатав с помощью подручных средств пробоину в радиаторе, немец сел за руль. Поехали. Двигаясь берегом, добрались до места, где, если верить карте, глубина позволяла машине достичь противоположного берега «вплавь». Правда ширина русла здесь всё равно была довольно приличная – метров пятьдесят, а из-за таяния льда уровень воды вполне мог подняться. В любом случае требовалось исследовать дно на наличие возможных омутов и прочих неприятных «сюрпризов».
