Антон Кротков - Загадка о морском пейзаже
Этому Рычковскому очень доверяли в Петербурге. Он сумел неоднократно отличиться и приобрести значительное влияние в высших столичных сферах. Именно Рычковский в 1883 году организовал провокацию, благодаря которой была арестована большая группа проживающих в Париже и еще в нескольких крупных городах Франции политических эмигрантов из России. Все они (кроме трех женщин, с чисто французской галантностью оправданных) были приговорены к длительным тюремным срокам, а некоторые даже выданы русским властям. Впечатленный галантным жестом французов, Александр III впервые тогда благосклонно взглянул на проект франко-русского союза. Говорят, услышав про арест доселе недоступных для русской полиции заговорщиков, Александр III воскликнул: «Наконец-то во Франции есть правительство! Теперь с ними можно иметь дело». Видимо, тогда же государь обратил внимание на ловкого парижского резидента. Рычковский получил высокую награду. Александр III произвел его в полковничий чин по статской части[27]. А начальство назначило Рычковского руководителем французской резидентуры.
После того же, как в прошлом 1890 году Рычковский сумел через своих покровителей в Петербурге убедить царя в том, что он спас его от покушения, Александр III проникся большим доверием к этому аферисту. Для многих не осталось секретом, что предотвращенное покушение являлось инсценировкой. Будучи тесно связан с террористами, Рычковский сам доставил на конспиративную квартиру одной из обосновавшихся в Париже боевых групп изготовленные в подконтрольной ему же революционной лаборатории в Швейцарии самодельные бомбы. А перед тем как уйти, рассовал по укромным местам документы, из которых нагрянувшая вскоре французская полиция вывела, что бомбисты собирались убить не кого-нибудь, а самого собирающегося посетить Париж русского царя. Узнав эту новость, Александр III сразу поверил в реальность готовившегося покушения. Ведь во время последнего визита его отца Александра II в Париж в 1867 году в него дважды стрелял из револьвера польский революционер Антон Березовский, к счастью мимо.
Вскоре после этого Рычковского назначили начальником русской тайной полиции за границей с жалованьем 36 тысяч франков в год, не считая косвенных доходов, приносивших ему сумму, чуть ли не втрое большую. Кроме агентов в Париже и во всей Франции, Рычковскому были подчинены также агенты в Швейцарии, Италии, Германии, Англии и Швеции.
Между прочим, ловкий авантюрист имел у себя в штате лишь дюжину действующих платных агентов, тогда как жалованья из казны ему отпускалось на 25. Понятно, что деньги, начисленные на «мертвые души», шли лично Рычковскому.
Он был тесно связан с французскими спецслужбами. И не только с ними. Из Парижа в Петербург от подчиненных Рычковского регулярно поступали доносы, что их шеф состоит на содержании у крупных французских финансистов. Тем не менее это никак не отражалось на карьере баловня фортуны.
В 1889-м Рычковский потерял все свои деньги, вложенные в акции лопнувшей как мыльный пузырь «Всеобщей компании панамского межокеанского канала». Прогоревшего на финансовой пирамиде русского резидента взяли на содержание крупные французские олигархи, заинтересованные в инвестициях в Россию. Ловкий агент оказался для них настоящей находкой.
Из одной авантюры он тут же пускался в другую, повышая стоимость своих акций у многочисленных хозяев, покровителей и начальников. Роль Рычковского давно не сводилась к сбору разведывательных данных. Он пытался оказывать влияние на внешнюю политику России. За это богатейшие люди Франции платили ему миллионы. В России же ему прочили в недалеком будущем портфель товарища министра (заместителя министра) какого-нибудь солидного министерства или даже кресло в Государственном совете с жалованьем, превышающим сенаторское, и большими привилегиями.
Рычковский умел ладить с министрами, миллионерами и заурядными бандитами. Это был блестящий типаж эпохи новых авантюристов, пришедших на смену романтическим искателям приключений и богатства галантного XVIII века. Наследники Казановы и графа Калиостро в конце века XIX не придерживались законов рыцарства, в них не было ничего привлекательного и загадочного. Гибкий ум, помноженный на абсолютный цинизм, отсутствие какой-либо морали и умение при необходимости воспользоваться любыми инструментами ради достижения своих целей — от воровской отмычки до тончайшей лести и талантливой политической демагогии, делали их удивительно успешными в своих делах.
* * *И вот этот ловкий «господин из Парижа» вновь сумел отличиться. Да еще в истории, которая вновь напрямую касалась государя. Как очень влиятельная персона, чьи доклады ложились на стол первым лицам империи, Рычковский часто действовал через послов и министров. В Париже его надежными контактами были министр иностранных дел Франции Рибо и шеф французской контрразведки «Сюрте Насьональ» Алоне. От «Сюрте» Рычковский сумел заполучить якобы похищенный из Германского адмиралтейства план подготовки рейда германских миноносцев в Гельсингфорс.
Причем, как особо подчеркнул Рычковский, документы были похищены из сейфа, совместно изготовленного на заказ двумя самыми серьезными немецкими фирмами — «Отто Гриль и К°» и электротехнической фирмой «Симменс-Шуккерт». Сейф был оборудован секретной электрической сигнализацией и считался абсолютно надежным. В случае любой попытки взломать его, включалась сирена и в течение трех минут здание адмиралтейства оцепливали солдаты из специального батальона охраны. Тем не менее документы были похищены. Но кто это сделал и при каких обстоятельствах, Рычковский не сообщал. Немцы, как ни странно, тоже вели себя невозмутимо, словно у них не похитили документ, который мог стать политической бомбой и даже привезти к крупномасштабной войне.
* * *Впрочем, по мере разрастания скандала всплывали новые подробности. Выяснилось, что секретные документы якобы помог купить французской разведке один из богатейших людей Франции, принадлежащий к влиятельнейшему клану банкиров Ротшильдов, которые с начала XIX века являлись тайными дирижерами европейской политики. Пикантность ситуации придавал тот факт, что Ротшильды были тесно связаны деловыми интересами с германским стальным магнатом Круппом.
Это был тот самый Ротшильд, который в 1887 году сумел успешно припугнуть русское правительство, когда по ходу переговоров о заключении союзного русско-французского договора Петербург взял паузу, впечатленный воинственными угрозами из Берлина. Но очень быстро царскому правительству пришлось об этом пожалеть: парижский Ротшильд тут же отказал ему в очередном займе, вдруг вспомнив об участи своих единоверцев-евреев, притесняемых в Российской империи. Переговоры тут же возобновились.
Так что в этом деле за Рычковским снова стояли очень серьезные силы. И как это обычно бывало в операциях, которые он проворачивал, дело попахивало крупной международной провокацией.
Однако в Петербурге давно уже не получали серьезной информации о немцах и с благодарностью схватились за сведения, добытые французами. Эффективной работе русской внешней разведки откровенно мешало межведомственное соперничество. Недавно созданный при Генеральном штабе первый отдел, еще не успев стать серьезной силой, откровенно вступил в ожесточенное соперничество со специализированными жандармскими подразделениями. Взаимная борьба чрезвычайно мешала сбору и обработке информации. Повторялась обычная российская история.
Тем масштабней на фоне внутриведомственной грызни и отсутствия серьезных достижений выглядел успех Рычковского. Добытый им фактически в одиночку, документ являлся настоящей дипломатической бомбой, он мог самым роковым образом повлиять на судьбу Европы, да и всего мира. Переправленный в Петербург Рычковским немецкий план назывался «Викинг». В русском Генштабе сошлись во мнении, что он является естественным продуктом новой стратегии руководства Германского генерального штаба по ведению так называемой «профилактической» или превентивной войны. Согласно этой стратегии, Германия больше не должна придерживаться джентльменских правил, если всерьез затрагиваются ее национальные интересы: «Если вы видите, как ваш враг «точит штык о ступени вашего дома», нападите на него первым — еще до того, как он будет готов применить против вас оружие» — такова была суть новой идеологии высшего кайзеровского генералитета.
Из перехваченного плана следовало, что в Германском генеральном штабе и в адмиралтействе принято решение привести кайзеровский флот на Балтике в состояние повышенной боевой готовности. А в ночь с 20 на 21 июня немцы запланировали осуществить акцию устрашения, атаковав одновременно Гельсингфорс и Кронштадт с моря. Для ночного налета из базирующейся в Киле одиннадцатой флотилии были выделены 20 вымпелов, из которых четыре корабля являлись вспомогательными. Ударный кулак эскадры должны были составить шестнадцать новейших германских эскадренных миноносцев — «шнельботов»[28] типа «R», которые можно было приравнять к классу минных крейсеров-рейдеров. Они развивали впечатляющую скорость почти в 30 узлов и обладали качествами кораблей открытого моря, то есть были способны проводить операции за тысячи миль от родных берегов. Эти любимцы германских адмиралов имели достаточно мощную артиллерию. Но не пушки, а торпеды были главным оружием миноносцев. Изобретенные всего 25 лет назад «самодвижущиеся мины» превратились в одно из самых грозных видов морского оружия.
