Имеющий уши, да услышит - Татьяна Юрьевна Степанова
– Опомнитесь! Он вас убьет! Куда вы один?! До аббатства далеко через лес – вы туда только затемно выйдете, – а ночь – его время силы!
Комаровский остановился, обернулся.
– Так далеко до аббатства?
– Да! Да! Не ходите туда, мой храбрый господин! Вы же ехали в королевский замок – до него всего пятнадцать верст.
До замка, где императорский двор развлекался оленьей охотой и где его ждал граф Николай Румянцев, к которому он вез срочную депешу государыне Екатерине и отвечал за нее головой, всего пара часов пути верхом. А до аббатства день пути…
Он вспомнил, как старый фельдмаршал приказывал ему ехать как можно скорее и нигде не задерживаться… сегодня уже пятнадцатое ноября… завтра шестнадцатое…
Над головой хрипло каркнул ворон.
Евграф Комаровский увидел его – черная птица сидела на ветке бука, взъерошив перья.
– Даже добравшись до его логова, – тихо возвестил корчмарь Соломон, – вы можете и не узнать, что перед вами именно Он. Зверь мастер отводить глаза. Он меняет обличье, у него разные ипостаси. Вы узнаете, что это он, лишь когда он вопьется клыками в ваше горло. Отступитесь сейчас, не дразните судьбу… Видите? – Он указал дрожащим пальцем на черную птицу. – Знаете, кто это?
– Старая ворона. – Евграф Комаровский понял, что не суждено ему сегодня добраться до аббатства – дело, ради которого он был послан так далеко, не могло ждать.
– Может, это Он и есть, – шепотом объявил корчмарь. – Явился сам поглядеть на вас. Берегитесь, мой господин, он вас уже видел и запомнил. Возможно, вы еще с Ним встретитесь… не сейчас и не здесь, потом… позже… Ибо он вездесущ. И да поможет вам ваш христианский бог. Потому что у нас в горах Бюкк говорят – кто встал у Зверя на пути, тот обречен на его ярость и месть.
Евграф Комаровский резко взмахнул рукой, пугая ворона. Но тот не слетел с ветки. Глядел на Комаровского в упор черным злым глазом, словно изучал, запоминал.
Тогда Комаровский достал пистолет, взвел курок и, не целясь, выстрелил.
Черная птица камнем свалилась в снег, запятнав его алыми брызгами.
Корчмарь Соломон хрипло вскрикнул и, бормоча молитвы, кинулся прочь – подальше от тихого заснеженного леса и от этого сумасшедшего русского.
Глава 2
Невинность в опасности, или чрезвычайные приключения[3]
При сем ударе судьбы первое несчастие было, которое не колебало до тех пор приятной и спокойной жизни.
Ретиф де ла Бретон. Невинность в опасности
29 июля 1826 года, усадьба Иславское под Москвой
Красногрудая птичка малиновка вспорхнула на плечо статуи Актеона – алое пятно, словно кровь на мраморном теле. Актеон, терзаемый псами, превращающийся в оленя, чтобы быть разорванным заживо на куски. Уже не человек в обличье своем – с оленьими рогами, но еще и не зверь лесной. Нечто среднее, пограничное…
Клер Клермонт остановилась перед статуей на берегу пруда. Гуляя по окрестностям, она всегда приходила сюда – статуя Актеона как магнит притягивала ее к себе. И сейчас она тоже замедлила шаг.
На мраморном лице застыло выражение страдания, но в прекрасных мужских чертах скрывалось и что-то еще – нечто такое, чего Клер не могла пока понять. Точно такое же выражение было и на лице Юлии, когда она водрузила урну с прахом на каменную полку в часовне.
– Ну, вот и все, – произнесла Юлия. – Вот и конец.
То, что промелькнуло в тот миг в чертах Юлии, – страдание… отчаяние… боль. Но и нечто другое – темное, грозное, не сулящее покоя и света. Словно далекая еще гроза над вечерним лесом.
Юлия Борисовна Посникова, сорокадвухлетняя вдова обер-прокурора, хозяйка и подруга Клер, с семьей и детьми которой мисс Клермонт в качестве английской гувернантки приехала в Россию из Италии полтора года назад, вернулась в свое подмосковное имение Иславское этим вечером. Она была в глубоком трауре, даже не сменив запыленного дорожного платья, она попросила Клер и управляющего имением Кристиана Гамбса сопровождать ее на семейное кладбище Посниковых к часовне. Она возглавляла маленькую процессию (кроме Гамбса, их сопровождал еще дюжий выездной лакей), прижимая к груди мраморную урну с прахом того, кого безмерно любила и ради кого была, по ее словам, готова на все.
Ни слезинки она не пролила ни по пути на кладбище, ни в часовне.
Лишь спустя какое-то время тихо попросила оставить ее в часовне одну, наедине с прахом.
На страже у дверей часовни остался лакей. Клер с управляющим Гамбсом медленно пошли по липовой аллее к барскому дому. Но с мельницы прибежали мужики – в который уж раз заело чудо техники, изобретенное и усовершенствованное Гамбсом: механическое водяное колесо. И управляющий отправился разбираться на мельницу: он был великий энтузиаст своего дела. А Клер Клермонт прошла дальше по аллее, однако…
Вечер был таким чудесным, тихим, теплым…
Летний зной сменился приятной прохладой.
Солнце еще не село, окрашивая в пурпур верхушки столетних парковых лип. Нежные пастельные сумерки разливались, словно акварельные краски. Клер свернула с аллеи и пошла к каскаду из двух прудов с проточной водой, поступающей через прорытый узкий канал из Москвы-реки. Пруды и канал Посниковым не принадлежали, это были уже угодья каких-то их здешних соседей – Клер не вникала в эти детали, однако гулять там очень любила.
Она направилась к скульптурной группе Актеона и псов. На противоположной стороне пруда виднелся старый Охотничий павильон – он был давно закрыт. Вообще в этих местах, некогда облагороженных ландшафтным архитектором, сейчас царило приятное грустное запустение. Все заросло травой, кустами.
Дикий шиповник цвел…
И эти белые маленькие цветы в луговой траве, что пахли медом на вечерней заре…
На взгляд Клер, место чем-то напоминало парк королевской резиденции Казерте под Неаполем, где она была лишь однажды. Уменьшенную и бедную копию Казерте. Русские без ума от Италии, это она заметила еще во Флоренции и в Равенне, где была так тепло принята в русских кругах. Правда, смотрели на нее там не только с откровенным восхищением, но и с нескрываемым любопытством. А за спиной шептались и сплетничали.
Однако она привыкла и к шепоту за спиной, и к сплетням, и к любопытным взглядам, и даже к нескромным вопросам.
Все эти десять лет, пока Байрон…
До самой его смерти два года назад в Миссолонгах…
Их связь…
Конечно, всем хотелось знать, как у них все было с лордом Байроном десять лет назад, когда родилась их
