Джон Карр - Дьявол в бархате
— Мэри! — воскликнул он.
Глава 2. Скандальное поведение двух леди
— Ник! — ответила женщина, произнеся это короткое слово с какой-то странной интонацией.
Звук собственного голоса нервировал Фентона, и поэтому он продолжал молча смотреть на женщину. Мэри Гренвилл никогда в жизни не называла его Ником. И тем не менее, это был ее голос. Более того, невзирая на различия — от едва заметных до… скажем, шокирующих — Фентон скорее ощущал, чем знал, что это Мэри.
Так как профессор привык смотреть на девушку с высоты своего роста, ему было досадно обнаружить, что она всего на полголовы ниже его. Теперь его рост, должно быть, около пяти фунтов шести дюймов. А Мэри ни в каком смысле не выглядела ребенком. То, что Фентон заметил явственные свидетельства этого, весьма его напугало.
Девушка стояла перед ним, завернувшись в искусно скроенный, хотя чем-то испачканный халат из желтого шелка, отороченный белым мехом на рукавах и воротнике. При тусклом пламени свечи ее белая кожа выглядела туманной и дымчатой, какой она показалась ему вчера вечером.
Мэри слегка запрокинула голову. Улыбка и взгляд ее серых глаз вызывали у Фентона смутное беспокойство.
Внезапно он решил, что понял все.
— Мэри! — заговорил профессор, используя обычное современное произношение. — Мне не приснился этот разговор прошлым вечером, а ты сочувствовала мне искренне, а не из вежливости. Ты перенеслась в прошлое вместе со мной!
Но это оказалось неправильным подходом.
Женское кокетство моментально исчезло. Девушка испуганно отпрянула от него.
— Ник! — воскликнула она, словно умоляя прекратить глупые шутки. — Ты говоришь по-английски, как какой-то черномазый! Если ты спятил, так перенеси свое внимание на какую-нибудь другую женщину!
Слушая ее речь, Фентон вспомнил записанные им граммофонные пластинки. С помощью зафиксированных фонетически пьес и писем того времени стало возможным реконструировать тогдашнее произношение. Профессор часто имитировал его, забавляя своих коллег в Кембридже.
Взяв себя в руки, он отвесил девушке куда более глубокий и изысканный поклон, чем это мог бы сделать сэр Николас Фентон.
— Если это не слишком обеспокоит вас, мадам, — сказал он, подражая ее произношению, но выговаривая слова более мягко, — могу я попросить вас объясниться?
Девушка отлично его поняла, но подход вновь оказался неправильным.
— Безумец! — закричала она, задыхаясь от гнева и словно стараясь в него плюнуть. — Вино и шлюхи вышибли у тебя мозги, как у милорда Рочестера!8
« Должно быть, я сущий дьявол!»— с тревогой подумал профессор Фентон. Однако он наконец нашел верную тактику.
— Придержи свой язык! — внезапно заорал он. — Тело Христово! Неужели нужно визжать, как рыбная торговка, если мужчина обращается с тобой с придворной галантностью?
Правая рука женщины, поднятая, словно для защиты, безвольно опустилась. Огонек свечи колебался среди теней. Откинув назад черные вьющиеся волосы, женщина выпрямилась. Выражение ее лица стало робким и умоляющим, в глазах появились слезы.
— Прости меня! — взмолилась она, ничуть не напоминая недавнюю тигрицу. — Я расстроилась, что ты поместил меня напротив спальни твоей жены, и едва помню, что говорила.
— Ты сказала, что я пьян или спятил! — продолжал бушевать Фентон, довольный хорошим исполнением своей роли.
— Дорогой, я признаю, что была неправа!
— А я, со своей стороны, признаю, что вел не слишком праведную жизнь. Ну ничего, мы еще можем все исправить. А сейчас, — смеясь, предложил он, — давай притворимся, что начинаем все сначала, что мы с тобой никогда не встречались и не знаем друг друга. Кто вы такая?
Длинные ресницы молодой женщины удивленно приподнялись, затем вновь опустились. Выражение ее лица стало слащавым и хитрым.
— Если вы не знаете меня, сэр, — улыбаясь, ответила она, — значит, меня не знает ни один мужчина на земле!
— Чума на всех мужчин на земле! Как ваше имя?
— Я Мэгдален Йорк, кого вы, будучи в хорошем настроении, называли Мег. А кто такая Мэри?
Мэгдален Йорк…
В рукописи Джайлса Коллинса упоминалась» мадам Мэгдален Йорк «. Слово» мадам» обозначало не обязательно замужнюю женщину, а просто даму благородного происхождения, так же как вежливое «миссис» перед фамилией актрисы подчеркивало ее респектабельность. Однако эта женщина мало походила на свое изображение, возможно, по вине гравера. Она была…
— Сэр Ник! — льстиво произнесла женщина по имени Мег, явно спрашивая себя, обнять ли ей собеседника или некоторое время держаться на расстоянии. Затем она выскользнула из-за туалетного столика, и Фентон впервые увидел в зеркале собственное отражение.
— Черт возьми! — выругался он.
На сей раз гравер сработал на славу. Из-за стекла и из-под коричневой в белую полоску шелковой чалмы на него смотрело смуглое, но отнюдь не некрасивое лицо с длинным носом и тонкой черточкой усов над добродушным ртом.
«Сэр Николас Фентон, родился 25 декабря 1649 года, умер…» Да ведь ему сейчас не больше двадцати шести лет! Он всего на год старше Мэри… вернее этой женщины, Мег. Новые тревожные мысли зашевелились в голове профессора Фентона, пребывающего в облике сэра Ника. Под коричневым, расшитым алыми цветами халатом он напряг мускулы рук и ощупал плоский живот.
— Ну что? — усмехнулась Мег за его плечом. — Надеюсь, ты не собираешься опять изображать сумасшедшего?
— Конечно, нет. Я просто проверял, — и он провел рукой по подбородку, — хорошо ли я выбрит.
— Как будто мне не все равно! — Ее тон внезапно изменился: — Дорогой, ты ведь не намерен и в самом деле изменить свой образ жизни?
— А тебе бы этого не хотелось?
Обернувшись, Фентон поставил свечу на стол, чтобы тусклый свет падал на Мег Йорк.
— Что касается общения с другими женщинами, то безусловно, — теперь она говорила серьезно, ее лицо слегка порозовело, но голос звучал мягко. — Я ведь так любила тебя эти два года! Ты не оставишь меня?
— Как бы я мог это сделать?
— Ну, просто как предположение… — пробормотала Мег.
Задумчиво глядя в пол, она как бы нечаянно позволила распахнуться халату, под которым не было положенной для леди семнадцатого столетия ночной рубашки.
Приходится с сожалением признать, что желание тотчас обуяло Фентона. У него закружилась голова от ощущения ее близости.
«Так не пойдет», — подумал член совета колледжа Парацельса, с максимальным достоинством опускаясь на стул с высокой спинкой. Но он забыл о своем уменьшившемся росте и неожиданно ударился о сиденье.
Все это время Мег наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц. Не разжимая губ, она издала подобие усмешки.
— Значит, ты исправившийся распутник? — заметила молодая женщина. — Фи!
Поистине, женщины обладают весьма странным чувством юмора.
Затем усмешка исчезла с губ Мег, хотя румянец по-прежнему оставался на ее щеках.
— Я уже говорила тебе, — продолжала она. — Я так на тебя разозлилась за то, что ты поместил меня напротив комнаты твоей жены, в результате чего, если бы нас поймали, начался бы страшный скандал, что готова была тебя убить! Но я уже обо всем забыла. Почему нас должно заботить, что она подумает?
— В самом деле, почему? — откликнулся Фентон хриплым голосом.
Его нервы были напряжены, точно рыба на крючке; руки тряслись от напряжения. Фентон поднялся, и Мег раскрыла объятия. Но он не должен прикасаться к ней… по крайней мере, теперь. Внезапно Мег бросила быстрый взгляд через плечо.
— Дверь! — прошептала она. — Глупец, ты забыл закрыть дверь! Слушай! Что это?
— Какой-то шум!.. В чем дело?.. Я…
— Ты не слышал треска трутницы? — осведомилась Мег, в бешенстве топнув ногой. — Мой дражайший кузен, твоя супруга будет здесь, прежде чем ты успеешь сосчитать у себя пальцы на руках! Садись скорее!
Впоследствии профессор Фентон сконфуженно признавался, что произнес в этот момент ругательство, характерное для позднего периода Реставрации9, даже не подозревая, что оно ему известно. Очевидно, на мгновение он полностью перевоплотился в сэра Ника.
Но профессор опустился на стул, и сэр Ник исчез.
Фентон пытался сконцентрировать внимание на чисто академических проблемах. Закусив губу, Мег продемонстрировала зубы, ровные и белые, как у собаки, хотя в то время только самые отчаянные чистюли уделяли зубам большее внимание, нежели редкая чистка их намыленным прутиком. Без сомнения, причина состояла в грубой и твердой пище. Однако тело Мег было белым и чистым, хотя в те годы… Стоп! Рассуждения на отвлеченные темы вновь устремили его мысли в ненужном направлении.
В коридоре щелкнул запор. Шелест тафты и движущийся огонек свечи свидетельствовали, что в комнату кто-то вошел.
— Дражайшая Лидия! — вполголоса произнесла Мег, закутываясь в халат и придавая взгляду выражение детской невинности.
