Вольфрам Флейшгауэр - Книга, в которой исчез мир
Усилием воли он остановил поток воспоминаний и снова принялся внимательно рассматривать точки на бумаге. Их узоры оказывали на него неслыханное, колдовское действие. Случайно ли, что иногда рисунки очень похожи друг на друга, а иногда нет? Живет ли каждая отдельная болезнь своей, отличной от других недугов жизнью? Даже если ему было неясно, благодаря какой конкретной причине распространяется болезнь, все же вид распределения случаев безошибочно указывал на то, что те болезни, с которыми он сталкивался за последние годы, должны были иметь разную природу. Таковы были его наблюдения еще тогда, в Фульде. Правда, тогда ему следовало бы держать язык за зубами.
Городской врач доложил о распространении лихорадки и разъяснил собранию, какие меры были предприняты для борьбы с нею. Последовавшая за этим дискуссия живо напомнила Николаю вюрцбургские лекции; это было бесконечное перечисление разнообразных телесных соков и форм их застоя, рассуждения о громе, молнии и ветре, грехах и моральном упадке, каковые все вместе и по отдельности могли послужить причиной возникновения и распространения лихорадки. Ради предосторожности в воздух несколько раз выстрелили из пушки, чтобы ядра разогнали атмосферный яд. Правда, в конце обсуждения была рассмотрена кофейная теория. Так как большинство жертв лихорадки рвало темной слизью, похожей на кофейную гущу, то врачи были вынуждены склониться к мнению, что вспышка лихорадки вызвана употреблением кофе. Так как причина была давно устранена, то у крестьян не было никаких оснований отсиживаться дома и не выходить в поле.
Далее последовала дискуссия о том, как лечить уже заболевших. Некоторые настаивали на применении чая, так как чай — это естественный антидот кофе. Другие ожесточенно возражали. Сошлись в конце концов на пользе кровопусканий и медицинских банок. Представители церкви обратили особое внимание присутствующих на то, что поскольку речь идет о страшной эпидемии, то отвечать за нее должны безбожные евреи. В конце концов, это именно они торгуют кофе. Было предложено изъять у них часть имущества и заодно отслужить несколько молебнов. Это будет угодно Богу и, кроме того, позволит возместить убытки от порчи урожая, в которой повинно это злополучное племя. Князь слушал споры с недовольным видом и наконец возразил, что молебнов и без того было отслужено предостаточно. Кофейни закрыты уже два месяца. Людей мучают кровопусканиями и банками, но толку нет. Он хочет знать только одно — как выгнать на поле крестьян, пока урожай не сгнил на корню.
Вдруг князь видит среди собравшихся какого-то молодого человека. Он носит дешевый парик, от которого, кажется, чешется голова, внимательно слушает выступающих, в диспут не вступает, но во всем его облике сквозит презрение к собранию. Это привлекает князя.
— А ты, там, — обращается князь к молодому человеку, — что ты можешь сказать по поводу несчастья?
Николай оцепенел и, покраснев, опустил голову.
— Это всего лишь лиценциат Рёшлауб, — выкрикнул кто-то, — сын аптекаря Рёшлауба.
— Ну и?.. — гремит князь. — Лиценциатов тоже чему-то учат, не так ли? Выходи вперед и говори!
И тут в Николая вселился какой-то бес. Как только он, жалкий лиценциат, осмелился бросить вызов столь высокому собранию?
— Крестьяне должны выходить в поле только во время полуденной жары, — быстро заговорил он. — И я бы не стал делать кровопускания и ставить банки.
В зале наступила гробовая тишина.
— Вот как? — Князь был заинтригован. — И что же ты предлагаешь?
— Крестьяне должны оставаться дома, при закрытых дверях и жечь в комнатах немного серы. Урожай они могут собирать только с полудня до четырех часов. Я полагаю, что зверьки миазмы, которые вызывают болезнь, переносятся мухами.
Собравшиеся разразились громким хохотом. Продолжая смеяться, придворный лекарь покачал головой.
— Ваше превосходительство, очевидно, лиценциат Рёшлауб, учась в Вюрцбурге, начитался теорий так называемых контагионистов, кои утверждают, что болезни переносятся некими aniinalculi, сиречь зверьками, которых, к сожалению, никто еще не видел. В этих зверьков не верит никто, кроме их изобретателей, которые хотят прослыть оригиналами.
— Что такое зверьки миазмы? — грубо спросил князь.
— Это маленькие живые существа, которые внедряются в тело человека и могут стать причиной болезни, — ответил Николай.
Придворный врач согнулся в поклоне и добавил:
— Ваше превосходительство, лиценциат Рёшлауб хочет этим сказать, что ничтожный, грязный червь, должно быть, обладает божественным даром ранить и вас при всем великолепии вашей власти и силы и тем самым причинить вам болезнь.
— Как это может сделать любая ядовитая змея, если вы, ваше превосходительство, наступите на ее ничтожный хвост, — отпарировал Николай.
По залу прокатился едва слышный ропот. Этот молодой врач оказался наглым выскочкой.
— Однако змей мы можем видеть глазами, чего нельзя сказать о зверьках миазмах, — смеясь, возразил придворный врач, — не так ли, дорогие коллеги? Кроме того, змея — это библейская тварь.
Князь мрачно оглядел зал. Николай неуверенно поклонился и сел на место. Как ему вообще пришло в голову тягаться с придворным врачом?
— Кто позволил тебе сесть? — набросился князь на молодого врача.
Николай тотчас поднялся, чувствуя, что все взоры прикованы к его персоне.
— Где живут эти зверьки миазмы? — спросил государь.
— Они живут… они живут везде, — заикаясь, проговорил Рёшлауб.
— И почему же они, как нарочно, оказались здесь?
— Потому что… я не знаю. Они появляются… при определенных условиях.
— Что это за условия?
— Это скорее всего зависит от тепла, влажности… и… никто этого точно не знает.
— Значит, ты тоже не знаешь! Но при этом имеешь наглость утверждать, что крестьяне должны прятаться от этих зверьков, позволяя моему урожаю гнить в поле. Что же ты за врач?
В этот миг Николаем овладело неподдельное бешенство. Он чувствовал на себе злобные взгляды других врачей. Надо было сесть и молча снести свое поражение. Почему он просто не закрыл рот? Но он не захотел выглядеть глупцом.
— Если ваше превосходительство позволит, — начал он, — я охотно обосную свои утверждения наблюдениями, которые легко можно будет объяснить и крестьянам для большего их успокоения.
От удивления в зале установилась мертвая тишина. Откуда у этого молодчика столько самоуверенности, что он позволяет себе говорить такое? Но князь смотрел на молодого врача с любопытством, и никто из врачей не осмелился прервать наглеца без разрешения владетельного государя. Даже придворный врач удрученно молчал. Он, казалось, понимал, что мальчик своими руками роет себе могилу. Князь коротко кивнул, но кожа на его лбу собралась в глубокие морщины.
— Говори!
Николай медленно заговорил, стараясь, насколько это было возможно, никого не обидеть:
— Согласно моим наблюдениям, лихорадка проявляет особое упорство и приводит к смерти именно там, где делают кровопускания и ставят банки. В отдаленных местах, которые также сильно были затронуты лихорадкой, наблюдалось меньше смертных случаев, и там болезнь уже отступила в большей степени, чем в городе и его окрестностях, где очень часто ставили банки.
По залу снова прокатился возмущенный ропот. Чудовищно! Слушать такое из уст неоперившегося птенца!
— Дальше! — приказал князь. — Меня не интересует, что получается от банок. Что делать со зверьками миазмами? Я хочу это знать.
— Эта лихорадка не местного происхождения. Она занесена в наши края извне. Тип ее распространения отличается от типа распространения известных здесь лихорадок. Я позволил себе зарегистрировать все случаи заболевания и нанес их на карту. Стоит лишь сравнить эти записи с наблюдениями прежних лихорадок, как разница сама бросается в глаза.
Николай не слишком далеко зашел в своих объяснениях. Он сказал, что, как представляется, существуют болезни, которые начинаются в одном определенном месте, в то время как другие болезни, напротив, появляются во многих местах одновременно. Один английский врач, чью книгу читал Николай, изучив это обстоятельство, говорил о местных и занесенных миазмах, болезни, ими вызванные, развиваются по-разному. Николай попросил позволения принести свои карты и показать, что в окрестностях города изначально существовали пять изолированных друг от друга областей, в которых одновременно появилась лихорадка. На своих картах он документально подтвердил это тесно нанесенными в определенных местах точками, из которых каждая соответствует одному случаю заболевания. Из этого наблюдения можно заключить, что болезнь относится к занесенным миазмам. Между прочим, своеобразие болезни заключается еще и в том, что лихорадка уже свирепствовала в городе, когда странствующие по деревням врачи начали пускать кровь ее жертвам. По его наблюдениям, кровопускание мало помогало, так как болезнь, очевидно, проникает в тело снаружи, а не изнутри.
